Вдохновение
Шрифт:
Когда Левон за органом наиграл её, девчонки немедленно принялись танцевать, влюблённо глядя на Саркисова и Бориса, Боба. Они вообще за каждую «вещь» голосовали ногами, танцевали. Такой уматный дядька, такие музыканты… О!
Только заполночь девчонки разошлись по домам. Музыканты и Саркисов остались. Что-то играли, разговаривали… Саркисова слушали… Он непрерывно курил. Разгонял дым рукой… Шутил.
Почти без сна, так ночь и прошла. Рано утром, Ленкин брат, по-холодку, отвёз на легковушке – Саркисова, Ленку, Толяна, Вилли, Арчи (другие провожающие не поместилось) на железнодорожную станцию. Проводили гостя. Не гостя, маэстро.
– Иван Маратович, – часов в десять утра, уже в дороге, как только вагон-ресторан открылся, сидя за столом,
– А, привет, дорогой, привет. Нормально. – Приглушенным голосом ответил Давыдов. – Не замёрз? Только быстро, пожалуйста, у меня совещание. Ты где?
– Отогрелся. Уже в поезде. Еду обратно. А как там, у нас?
В ресторане было малолюдно, но тепло. Витал аппетитный запах. Выстукивали колёса. Неспешно передвигались не выспавшиеся официанты. Монотонно раскачивались занавески. Тонко бренчали бутылочки столового прибора. За окном мелькали заснеженная пастораль. Невидимое в облаках солнце безуспешно высвечивало пространство. Зима. Скучно всё и не интересно. Никакой романтики.
– Хреново! Коммунальщики, как всегда, козлы!
– Опять не ожидали?
В телефоне послышалась ненормативная лексика в адрес коммунальщиков.
– Эт как всегда! – Согласился Саркисов.
– Ну, как там, нашёл этих… – Возвращаясь к делу, спросил Иван Маратович. – «Вдохновение» в Волобуевске?
– Нашёл. – Ответил Саркисов, рукой отыскивая муторно бренчащую бутылочку, прижал все, бренчание прекратилось. – Но для конкурса они не подойдут. Музыканты хорошие. Но солидного репертуара у них нет, ехать не с чем. – Убрал руку, бренчание возобновилось. Левон Ваганович вытащил среднюю бутылочку из гнезда, поставил на стол. Немузыкальный звук исчез. Только колёса продолжали ритмично выстукивать… – Я провёл им мастер-класс. Хорошие ребята, толковые, грамотные. – Вздохнул Саркисов. – Им пару лет бы ещё надо или хорошего наставника, в смысле школу.
– Вот как! Я так и думал. Жаль. Но ничего. Что-нибудь придумаем. Ты, Левончик, все расходы включи в отчёт, не забудь, и мастер-класс тоже… Кстати, может за тобой вертолёт выслать, чтоб, ну, себестоимость увеличить. Чтоб солиднее было. Волобуевск как-никак искал, мастер-класс давал, то сё, а?
– Не, Ваня, вертолёты я не люблю, меня в них тошнит, я уж лучше поездом.
– Солиднее бы было. Австралиец заплатит. Всё включено, как бы.
– Ваня, смотри сам. Я тебе не советчик. На «громкое» дело не напорись, на конфликт. Сейчас же, знаешь…
– Да знаю я, знаю. Просто у меня в МЧС в центральном аппарате «завязки» хорошие есть. Должок за ними. Они бы не отказали.
– Решай сам. Тебе виднее.
– Ладно, решим. Ты про отчёт не забудь. С остальным разберёмся. Всё, привет.
– Будь!
Как раз и заказ принесли, сразу и весь. Мясной салатик, борщ свекольный, рагу, и… Остальное «за кадром».
6
Тамара, Томчик, фанатка музыкантов оркестра «Вдохновение», надела чистое бельё, зашторила занавесками окна в своей комнате – мать и отец на работе, – легла на кровать, набрала пригоршню приготовленных снотворных таблеток, но задумалась. Не Шекспировским вопросом: быть или не быть. Конечно, не быть! Раздумья в прошлом. Час икс настал. Пора свести счёты с жизнью. Давно об этом думала, а теперь решилась. Причина была в Арчи. В барабанщике оркестра. В этом красавчике, в молодом парне, улыбчивом, милом, с голубыми задумчивыми глазами и ямочками на щеках. Он был на два года младше Тамары. Томка так его любила, так по нему сохла, так страдала, что сил больше не было видеть, как она ему не интересна. Что он её не любит. Это видели все фанатки. Жалели Томку, говорили, он молодой для тебя, он дурак, не бери в голову, другого найдёшь. А мне другого не надо, когда тихо, когда громко рыдала Томчик. А вот теперь, сомнения, размышления позади, Томка решилась. Знала, что снотворные таблетки лучший выход. Выпила, уснула и… не проснулась. Пусть потом слёзы льёт, локти кусает, бьётся башкой об пол. В предсмертной записке написала. «Мама, папа, простите.
Дззззз… Грубо напугав, громким колоколом, неожиданно зазвонил в тишине Томкин сотовый телефон… Арчичек! – Мгновенно воспряв, сама себя обрадовала Тамара, вспорхнув с ложа… Нет, увы, это был не Арчи. Это была Ленка. Та, которая тоже фанатка, лучшая, во всех смыслах продвинутая, признанная в Волобуевске красавица, у неё единственной из фанаток отпадный, улётный планшетник. И сама она была вся отпадная. И фигура, и руки, и… глаза с причёской… Брови вообще, как два коромысла, нет, как два крыла… В прошлом году она закончила среднюю школу с серебряной медалью. С серебряной! Единственная на всю школу медалистка. Единственная! И не важно, что школа была малокомплектной, что выпускников было всего девять человек. Главное, была среди них медалистка. Одна! Это Ленка. До золотой медали ей не хватило одного балла. Классная и директриса с завучем безуспешно мучились вопросом, как, не нарушая закон и этику, натянуть Ленке один балл. Предлагали Ленке даже пересдать, но она отказалась. Потому что принципиальная.
Своим нежданным, в данный момент, появлением, Ленка помешала свершиться задуманной Томкой мести. Вся причина её появления была в том, что не стала Ленка выпрашивать у матери деньги на праздничное платье, в тайне от неё достала из шкафа девичий материн сарафан, лёгкий воздушный, в голубенький горошек, прибросила на себя, глядя в зеркало отметила, пойдёт. Главное, под цвет глаз, и фигуру подчеркнёт. Натянув сапоги и зимнюю шубку с капюшоном, побежала к подруге. Тамара, Томка, уже с седьмого класса считалась первой в школе швеёй-мастерицей. Лучшей. Даже модельером, по местным меркам. Сейчас, после школы, на дому, шила-расшивала-ушивала, порой когда для матери, когда её подругам, знакомым тех подруг, которые просто знакомые или где-то что-то услышали-прознали, – разные платья, сарафаны, жакеты, юбки. Причём, шила качественно и не дорого. Два этих важных фактора создавали Томке в Волобуевске постоянную и стойкую клиентуру. И славу.
– Томка, привет. Ты дома? Жди, сейчас буду. – Сообщила Ленка по телефону, и не слушая ответ, отключилась.
Тамара с облегчением всплеснула руками, уход из жизни прерывался, вернее откладывался, принялась быстро устранять следы трагического приготовления.
– Томочка, бросай всё, есть работа. – Вваливаясь в Томкину квартиру, бодро заявила Ленка, на секунду обеспокоилась, глянув на Томкино лицо. – А ты что такая кислая? – Решительно махнула рукой. – Забудь. Мы тебе другого найдём. Ещё и лучше! Слушай…
Юная мастерица Ленкиному появлению удивилась меньше, чем её заказу. Ленка, умница, не даром что медалистка, так далеко загадывала, что тебе местный глава Волобуевска. Оказывается, Ленка собиралась ехать с музыкантами и в Москву, и по зарубежным странам. Только нужно сшить новое платье, вернее перешить. Ооо, у Томки округлились и без того круглые безбровые глаза. Ууу, воскликнула она, я тоже поеду, я тоже хочу. Дальше больше. И дня не прошло, каким-то образом эта идея возникла и других фанаток. Наверное, витала в воздухе, как запахи на скотном дворе, нет, не правильно, как лёгкие французские духи на Монмартре. У Томки собрались почти все фанатки, и все с одной идеей, скроить, сшить, подогнать по фигуре отпадные наряды, чтоб выглядеть, чтобы соответствовать.
Все знали, в группе фанаток Томка была на последних ролях, не так клёво выглядела. Лицом и фигурой не вышла, тонкие косички, бровей нет, грудь первого размера, ноги не от ушей, и влюблена была, все видели, в красавчика Арчи, в барабанщика, что, конечно же, безнадёжно. Она была старше Арчи на два года. Старуха. Что было для неё приговором. От этого Томка часто плакала. Музыканты думали, это от умиления за их исполнительское мастерство, а девчонки знали, нет, от любовной безнадёжности. Но в данный момент, швея-мотористка была в «ударе», находилась в центре внимания, в центре любви своих товарок. Была швеёй, была волшебницей, была… кутюрье. Да, кутюрье! Была уверена, теперь Арчи в неё точно влюбится. Тем более, например, когда они будут в Париже, или Лондоне, или…