Вдова Его Величества
Шрифт:
— Может, позже, но не сейчас… это особые травы.
— Да?
Она поднесла флягу к носу.
Катарина.
Красивое имя. Ей подходит. И это тоже удивляет, потому как люди совершенно не умеют выбирать имена, не понимая, насколько неправильное имя портит жизнь. Бабушка вот все норовила назвать Кайдена Теодором. Вот какой из него Теодор? Пришлось проявить характер и не отзываться…
…правда, в документах, которые выправил дед, проклятый Теодор все же значился, но кто их, документы, читает?
— Тогда… за нас? — Катарина подняла флягу, приложилась к ней и сделала глоток. А над травой поднялся
Кайден нахмурился.
Не честно!
И вообще… он положил ладонь на рукоять Тьмы, и та задрожала, не спеша, правда, подчиниться. Не всяк, рожденный под Холмами, способен пройти тропою тени, не утратив разума. И уж тем паче не стоит полукровке рисковать.
Снова.
И ради чего?
— Заткнись, — почти ласково попросил Кайден, чувствуя, как меняется мир вокруг. Все будто подернула сизая пелена. Она укрывала деревья, стирая запахи и унося почти все звуки. Она забрала цвета, оставив смутное ощущение неудовлетворенности.
Она потянула дыхание.
И силы.
Тьма под ладонью Кайдена клубилась, норовя ухватить за пальцы, пробуя хозяина на прочность. Нет уж. Он не так глуп, чтобы задерживаться здесь надолго. Ему всего-то надо, что сделать пару шагов, вон до того куста шиповника, что разросся, поднялся по телу старой ивы, зацепился шипами за гибкие ветви ее. В листве белели бутоны, но здесь, на изнанке, они походили на огромных уродливых гусениц.
Изнанке верить не стоило.
Кайден обошел женщин, что все также сидели на покрывале. И та, вторая, нахмурилась. Она вдруг приподнялась на коленях и застыла, вслушиваясь в окружающий мир. Мгновенье, и Кайден замер перед самым лицом ее, острым и некрасивым, но в то же время притягательным. А ее губы растянулись в нехорошей усмешке. И блеснули из-под них острые иглы зубов.
Даже так?
Интересно… и опасно ли? Здесь, на изнанке, ее кожа казалась серой и плотной, будто из камня выточенной, а волосы поросли весьма характерной моховой зеленью. А вот Катарина светилась.
Ярко так.
И свет этот заставил Тьму замереть. Она сжалась, прильнула к Кайдену, заскулила, будто умоляя защитить…
Красивая.
Действительно красивая. И яркая такая. Теплая. Кайден протянул руку и, не удержавшись, коснулся золотых волос. А потом и щеки, украв толику волшебного тепла.
Женщина вздрогнула. А за спиной раздался характерный шелест крыльев, намекая, что не следует слишком уж задерживаться на дорогах тени. И Кайден, дотянувшись до листьев, вывалился в колючие объятья шиповника. Он успел создать кокон тени, пряча себя и от людей, и от тварей с изнанки, которые ныне метались, пытаясь понять, куда ускользнула добыча.
Слишком как-то быстро они его нашли.
Или… ждали?
Нет, они не отличались терпением, да и время там текло иначе, и существа, рожденные тенью, никогда-то не отличались долголетием. Они появлялись, чтобы пожрать друг друга, породив нечто новое, но столь же хищное.
Тогда почему?
Или…
Болотники? Они, пусть и принадлежащие этому миру, могли выглядывать на ту сторону его, а стало быть… Кайден нахмурился, потому как мысль, какая-то явная мысль и наверняка полезная, подло ускользнула.
— …и я пьяна, да? — голос Катарины проникал сквозь разодранный тенью полог. — О боги… я пьяна! Я действительно пьяна, и мне это нравится!
— Не сомневаюсь.
— Что это? — Катарина потрясла флягой. — Этот… чудесный… напиток…
— Которого тебе уже хватит, — женщина, чье имя Кайдену наверняка называли, но он вновь не запомнил, ибо не привык тратить память на ненужных людей, попыталась отнять флягу, но Катарина спрятала ее за спину.
— Нет, — она мотнула головой и несколько светлых прядей, выбившихся из косы, упали на ее лицо. — я… хочу напиться! Если бы ты знала, как я хочу напиться!
— Тогда поздравляю, ты своего добилась.
— И раньше… я порой просыпалась с мыслью, что если нажрусь, то день пройдет и неплохо. А мне нельзя пить. Думаешь, они это специально? Чтобы я не спилась?
Она забавно икнула и зажала рот руками.
— Хотя… на самом деле всем было плевать. Вот почему люди думают, что если титул, так сразу и власть у нее? Какая власть, если я даже белье себе не могла выбрать? И туфли… если бы ты знала, как я ненавидела те каблуки… и ненавижу. Ой, я действительно напилась. Но как хорошо…
Раскинув руки, Катарина рухнула на покрывало.
— Звезды… какие звезды красивые. И луна. Почти полная, да? Она убывающая или прибывающая?
— Убывающая.
— Значит, самое время создавать деструктивные артефакты. Я в одной книге прочитала. Хотя на самом деле особой разницы нет. Лунные приливы не оказывают существенного влияния на исконные свойства материалов, и важно лишь умение самого мастера. И талант… вот скажи, у меня есть талант?
— Есть.
— Я хотела бы создавать… — она нелепо взмахнула рукой. А Кайден посмотрел на небо. То было и вправду чистым, и значит, грозу следовало ждать к вечеру. А звезды обыкновенные. Звезды как звезды. Белые пятна, что горох рассыпали. И луна убывающая, с характерной желтизной. — Вещи… чудесные… нужные людям. А вместо этого что? Задыхаться в правильных нарядах. Говорить правильным людям правильные речи. Следить за каждым своим словом, за каждым жестом, зная, что все равно не уследишь, и отец будет недоволен. Ненавижу его!
— Бывает, — та, вторая, все-таки вытащила флягу из ослабевших пальцев, но Катарина этого, кажется, не заметила.
— Действительно ненавижу… и боюсь. Даже сейчас боюсь, что завтра он постучит в дверь и скажет, что мне пора собираться, что он нашел, где и как меня использовать. Он ведь так и выразился… он всех и всегда использует. Не только меня.
Она опять икнула.
— Я надеюсь, что хотя бы Маргарет будет счастлива… с Джоном… он ведь неплохой… пока… но что потом? Вдруг она ему надоест? Вдруг он станет таким, как Генрих… или как мой отец, которому всегда мало… всего мало… жадный… ненасытный.
— Дракон.
— Что? Точно… дракон… жаль, что они только в сказках, я была бы не против, если бы дракон появился и сожрал его… да… — она улыбнулась, и лицо ее было таким счастливым, что Кайдену захотелось найти для нее дракона.
…если спросить у бабушки…
…у той, другой, что редко покидала берег Мертвой реки, но в отражении ее видела больше, нежели дано людям и нелюдям. Неужели отказала бы тому, кого приняла однажды? Кому сама поднесла чашу, сделанную из черепа короля фоморов и наполненную до краев темной земляной кровью?