Вечерняя звезда

Макмуртри Лэрри Джефф

9

Томми, убедившись, что его сокамерник Джои наконец уснул, достал свой блокнот из-под койки и начал работать над шифром. Только его брат Тедди знал, что он разрабатывает особый шифр, которым собирается написать книгу о тюремной жизни. Книга должна была потрясти весь мир.

Когда Томми в первый раз рассказал Тедди о своем намерении, тот был очень рад, что Томми заинтересовался созданием шифра. Почти с пятнадцатилетнего возраста у Томми было одно стремление — не иметь никаких стремлений. Его главный способ проявить себя был отказываться от попыток сделать хоть что-нибудь, что общество могло счесть достойным. Тедди считал, что Томми — самый необычный человек из всех, кого он знал. Он был даже необычней Джейн, а уж Джейн запросто получила бы диплом с отличием в Брин-Мауре, не сойди она с ума за семестр до окончания университета. Но несмотря на всю свою необычность, Томми с трудом закончил школу и отказался быть в колледже больше нескольких недель. Он даже пробовать не захотел. Он чувствовал, что все стремления людей были основаны на совместной деятельности с другими. На его взгляд, всякое сотрудничество означало необходимость для кого-то

продаваться кому-то. Как-то раз Тедди вовлек Томми в разговор о честолюбии, устремлениях и продажности в условиях капитализма, но понял, что этот разговор ничего не изменит, и убедился, что его брат совершенно чист в своих представлениях. Тедди был единственным человеком в семье, который не испытал шока, когда Томми убил Джулию. Хотя он никому — даже Джейн — не говорил о своих самых потаенных подозрениях. Тедди не верил официальной версии обстоятельств убийства, то есть тому, что Томми ввязался в ссору из-за наркотиков и случайно застрелил Джулию вместо парня, который торговал наркотиками и с которым она тогда жила. Тедди никогда не доводилось видеть, чтобы Томми взбесился, причем до такой степени, что в ссоре застрелил не того, кого хотел бы. Тедди считал, что, видимо, Томми застрелил Джулию из-за того, что она предала его и его неамбициозные идеалы, которые когда-то разделяла. Возможно, она только притворялась, что разделяет их, когда они только начали встречаться. Джулия не была чиста, она часто шла на сделки с совестью. Ей нужны были деньги, много денег. Тедди она никогда не нравилась, и сожалеть о ней он не стал бы. Она просто не была настолько умной, чтобы иметь дело с человеком, который был предан молчанию и понятию «ничто», как его брат Томми. Ей следовало бы понять, что Томми убьет ее, если она не перестанет путаться у него под ногами. У Томми и в мыслях не было создавать свою философскую школу, и он, разумеется, не был ловким в обыденной жизни. Томми не предпринимал ничего для того, чтобы как-то упрочить свое положение в мире. Дважды он, правда, устраивал голодовки, и тогда его приходилось укладывать в больницу и кормить принудительно. Он позволял себе совершать только такие поступки, которые, по его мнению, были абсолютно террористическими по характеру. Например, он торговал кокаином. Томми считал, что белые дети представителей верхушки среднего класса, которые покупали его, были мусором на этой планете, и помочь им уничтожить самих себя представлялось ему весьма достойной задачей. Он не был оголтелым защитником окружающей среды, его даже нельзя было назвать близким другом планеты, но на самом деле он считал, что превращение сынков и дочек этих богачей в безмозглых придурков было услугой человечеству. И он просто не мог эту услугу человечеству не оказать.

Томми нравилось работать над своим шифром поздними ночами, когда тюрьма погружалась в сон. Тедди, у которого было больше ста словарей и учебников по грамматике разных языков, поставлял Томми ксерокопии множества алфавитов и двадцати, а то и тридцати учебников по грамматике, на основе которых тот и собирался создать свой шифр. В сущности, у Томми не было намерения разрабатывать — суперсложный шифр, на расшифровку которого ушли бы сотни лет. Когда-то давно, когда ему было двенадцать, их отец, а он был учителем английского, силком увез детей в Англию и заставил их таскаться по скучнейшим литературным музеям, которые ему самому всегда хотелось увидеть. Единственное, что заинтересовало тогда Томми, было кое-что, что он увидел в Бодлеровской библиотеке. Это был дневник Сэмюэля Пеписа, написанный какой-то странной стенографией. Фрагменты дневника были выставлены в библиотеке как раз в тот день, когда они оказались там. Томми никогда прежде не слышал о Сэмюэле Пеписе, но вернувшись домой, он попытался расшифровать этот дневник. Не сказать, чтобы он слишком заинтересовался. Его привлекло, что мистер Пепис решил изобрести свой собственный стиль стенографии. С того момента, как Томми увидел фрагмент дневника, у него появилось желание изобрести какую-нибудь форму тайнописи. В старших классах школы, когда он еще не разлюбил читать, он проштудировал кучу книг по криптографии и шифрам. Он читал о сестрах Бронте и их тайнописи и о прославленных шифровальщиках второй мировой войны, некоторые из которых, он не мог не признать этого, были более чем ловкими ребятами. Конечно, чтобы делать что-то в этом роде, нужно было иметь что-то в голове.

Потом, примерно в то время, когда он впервые начал свои голодовки и когда ему пришлось на себе испытать смехотворную процедуру принудительного кормления, он напрочь отказался от чтения. Его папаша годами заставлял Томми читать какую-нибудь одну книгу, например «Ностромо». Казалось, папочка полагал, что жизнь переменится и будет просто прекрасной, если только Томми возьмет и прочтет «Ностромо», поэтому однажды в воскресенье Томми взял да и прочел эту книгу. После этого он взял резак для бумаги, изрезал книгу на миллион клочков и отправил своему папуле в коробке из-под ботинок. Без всякой записки. Это был просто мелко нарезанный Конрад. После этого папочка о чтении больше никогда ничего ему не говорил, да, в сущности, папочка вообще больше ничего существенного не говорил Томми — не ему же он стал бы говорить что-то важное! Он и так чуть с ума не сошел из-за того, что книгу классика превратили в кучку конфетти. А было это примерно тогда, когда Томми во второй раз прошел через мороку принудительного кормления, после чего с голодовками решил завязать. Общество не хотело позволить ему самому контролировать даже собственный пищеварительный процесс.

После того как Том застрелил Джулию и его отправили в тюрьму, он отказывался читать какие-либо книги, за исключением тех, что были написаны людьми, уже побывавшими в тюрьме. Но даже ограничившись только такими книгами, у него был весьма обширный круг чтения. Джейн с Тедди составили ему список и достали для него книги. Том знал, что они втайне мечтали, чтобы он напряг свои мозги и написал бы что-нибудь столь же хорошее, что и Достоевский, Сервантес, Дефо, Жене, но в планы Томми это не входило. Он хотел всего-навсего передать на бумаге то, во что сам

верил: свои мысли об убийстве и мятеже против общества; и в его планы не входило даже объяснять Тедди и Джейн, в чем был смысл создания шифра. Он догадывался, что истинный бунтарь должен действовать в одиночку, потому что, как только ты начинаешь делиться с кем-то своими планами и вербовать себе сторонников, ты снова создаешь вокруг себя какое-то общество. Он хотел держать планы бунта у себя в голове, поскольку ничему, кроме собственной головы, доверять было нельзя. В конце концов, даже его кишечник заставили работать в соответствии с тем, чего хотело от него общество. Там, в больнице, они превратили пищу в какую-то кашицу, которую потом пропихнули через него.

Он понемногу работал над своим шифром каждую ночь, получая от этого огромное удовольствие. Это был его собственный труд, и ни одна живая душа не знала, что все это значит. Тюремные психиатры не могли даже предположить, что ему была нужна работа, которой с немыслимой самодисциплиной занимался он, и занимался каждую ночь.

Конечно, был еще его сосед по камере, Джои, мексиканский парень, который в приступе ярости убил своего брата и его лучшего друга. Иногда он просыпался, но увидев, как Томми что-то царапает в блокноте, не задавал никаких вопросов. Он вообще не интересовался ничем, кроме секса и машин. Он спросил его о блокноте всего один раз. Джои едва исполнилось двадцать, и обычно он подолгу не мог проснуться, успевал при этом помастурбировать, после чего снова уплывал в глубокий сон под звуки мексиканского рока в наушниках, которые он не снимал ни днем ни ночью. Томми не понимал, почему Джои нужно так часто мастурбировать. У Джои в их тюремном секторе была кличка — Пицца, а заслужил ее он из-за своей неслыханной доступности. Это был малыш с панели, поиметь его можно было за что угодно — тут годились и кассета, и баллон лака для волос, а взять его мог каждый, кому этого только захотелось бы, даже запаршивевшие старые убийцы или те, кто по двадцать-тридцать лет сидели за изнасилование малолетних, люди, которые совершили все, что только можно было совершить, перепробовавшие все известные наркотики и, вероятно, чем только не переболевшие, с застаревшими или недавно приобретенными болезнями.

Джои нравился Томми. Во многих отношениях это был просто идеальный напарник. Он даже раз-другой пробовал предостеречь его, рассказывая о том, как опасен СПИД и другие болезни, но Джои не обращал на это никакого внимания. Он просто продолжал подставлять свою задницу любому. Он любил слушать музыку и подставлять задницу. Но иногда по ночам он плакал, как ребенок. Это он скучал по матери. Джои получил всего пятнадцать лет и, вполне вероятно, просидел бы не больше четырех-пяти. Тюрьмы и так были переполнены, и вряд ли его, молодого мексиканца, стали бы держать за то, что он уничтожил своих же мексиканцев, которые, в свою очередь, могли пополнить собой армию обитателей тюрем. В сущности, тюремные охранники очень хорошо обращались с Джои — для них это был человек, который сэкономил деньги и койки, так что целых две можно было считать свободными, потому что он убил своего брата и его друга.

Томми знал еще и то, что и с охранниками у Джои были чудные сексуальные отношения — им он отдавался так же часто, как и заключенным. В сущности, Джои прокладывал своей задницей дорогу на свободу. В отличие от него Томми воздерживался от всего связанного с сексом с того самого дня, как выбросил Джулию из своей жизни. Джои считал, что Томми, наверное, болел или что-нибудь в этом роде. Его иногда даже беспокоило, что Томми никогда не проявлял ни малейшего сексуального интереса к нему. Однако ему хватало ума оставить Томми в покое. Томми был не из тех, кто позволил бы собой командовать, в камере ты с ним или еще где-нибудь. Он немного походил на пришельца из космоса, какое-то неземное существо. У него в глазах светилось что-то такое, что можно видеть только у привидений. Джои нечего было беспокоиться, что Томми им не интересуется, — куча народу в тюрьме относилась к нему совершенно по-другому.

Их камера находилась в четвертом ярусе. Когда Томми работал, он смотрел сквозь дверь на большое пустое пространство в центре здания. Кто-то из охранников назвал как-то эту тюрьму Хантвилльским отелем «Хайатт». Сидеть в четвертом ярусе перед такой пустотой было похоже на то, как если бы ты сидел в одном из отелей «Хайатт», которые славятся своими огромными вестибюлями.

По ночам Томми сидел, глядя в пустоту, и тогда к нему приходило умиротворение. Он вполне мог когда-нибудь прыгнуть в эту пустоту, и тогда — всему конец. Конечно, ему бы пришлось постараться, чтобы нырнуть и удариться при падении головой. Один индеец такое проделал однажды — вождь племени по имени Сатанта. Томми слышал об этом от старика охранника по имени Мак Мид, который постоянно курил сигарету за сигаретой.

Мак Мид был просто кладезью тюремного фольклора, и ему нравилось рассказывать Томми о чем-то необычном. Не так уж много заключенных интересовалось тюремным фольклором. Когда Мак выяснил, что Томми — более любознателен, чем обычные убийцы, он стал словоохотливым и рассказал Томми даже больше, чем тому иногда хотелось послушать. Он даже выхлопотал для Томми специальный пропуск и отвел его в ту часть тюрьмы, где Сатанта и совершил свой последний прыжок.

— С виду не так уж и высоко, — признал Мак, скосив глаза наверх. — Но старик Сатанта был ловкач. Он великолепно нырнул. Ударился головой и помер на месте.

Томми заложил этот файл в память. Ответом обществу стал великолепный нырок. Иногда он садился поиграть с Маком в карты — ему было интересно вызнать у того и о других самоубийствах в тюрьме. Причем долго выпытывать ему не приходилось. Маку нравилось рассказывать об известных своими подвигами заключенных, которые творили всякие ужасы с собой или с соседями по тюрьме. Один из них совсем недавно, наслушавшись того, что бубнили тюремные священники, настолько во всем запутался, что взял да и отрезал себе член, решив, что именно в этом была причина всех его грехов. Но большинство самоубийств в тюрьме были просто обычными самоубийствами — одни вешались, другие перерезали себе горло, третьи стрелялись — все то же самое, что и на воле. Но ни одно из них не было столь точно рассчитанным, как то, что совершил Сатанта.