Вечная ночь
Шрифт:
Оля совершенно не умела отстаивать свою точку зрения. Она легко сдавалась. На все замечания и даже насмешки коллег смиренно отвечала: да, наверное, вам видней.
Она была уверена, что в случае с убийцей трех неопознанных подростков пусковой механизм сработал при помощи детского порно в Интернете. Порнограф Марк Молох в одном из своих опусов рассказывал, как герою импотенту удалось вызвать эрекцию только благодаря маслу для младенцев, когда он стал лить его на убитую девочку.
– Не могу больше, – говорила Оля, – читать, думать, выстраивать конструкции, не могу.
Именно здесь, у
– Еще немного, и я свихнусь. Я сама стану маньячкой, разыщу этого порнографа и убью его. Или, чтобы работать дальше, мне надо убить что-то в самой себе.
Она плакала. Он знал ее с семилетнего возраста и ни разу не видел, как она плачет.
Был небольшой период, когда они почти не расставались. «Немножко женаты», как выразился проницательный Гущенко.
– Вы очень подходите друг другу, – сказал профессор.
Так хотелось огрызнуться: не ваше дело.
Никому никогда Дима не позволял лезть в свою личную жизнь. Конечно, для великого и могучего Гущенко секретов не было. Оля рассказывала, как он заставлял каждого члена своей команды вспоминать самые острые переживания детства, юности. Многих гипнотизировал, чтобы расслабились и вернулись к старым подсознательным фобиям.
«Она ему о нас рассказывала? Я что, ее фобия?» – подумал Дима.
Все, что касалось его отношений с Олей, как будто возвращало его на двадцать лет назад. Он становился обидчивым и подозрительным, как мальчишка.
Глава тринадцатая
– Бе-е, бе-е!
Получалось очень похоже, будто правда на зеленом вытертом линолеуме, как на свежей травке, резвился ягненок. Мальчик Марик, восемнадцати лет от роду. Дитя нежное и удивительное. К таким с ранних лет липнут голубые. Таких обожают и балуют пожилые сентиментальные тетки. У них не глаза, а глазки. Не губы, а губки. Полноценная мужская щетина если и появляется, то поздно, годам к тридцати.
«Его беременная мама очень хотела девочку», – заметил про себя Марк.
Коридор кончался широким квадратным тупиком. Там для психов устроили что-то вроде общей гостиной. Лавки, привинченные к полу. Высоко, под самым потолком, телевизор. Марик бегал на четвереньках и старательно блеял. Еще он умел лаять и мяукать. Юный дурачок, скорее всего, косил от армии.
«Как же это фрау доктор до сих пор не расколола мерзкого дезертира? – думал Марк. – Или его родители уже успели ее подмазать?»
За ягненком было забавно наблюдать. Он выделывался от души. Он даже умудрялся подпрыгивать на четвереньках и бодал вонючий воздух своей обритой круглой головой.
– Эй ты, крошка педрилка, – тихо позвал Марк.
– Бе-е! Ме-е!
– Брось придуриваться, малыш. Все в порядке. Миру уже известно, что ты кретин и к строевой службе не годен. Хотя, если честно, ты совершаешь большую ошибку. Таких красивеньких, как ты, в армии хорошо дрючат. Тебе бы понравилось. Ты уже пробовал? Смотри, не упусти свой шанс! Для тебя это стало бы полезной практикой. Ты знаешь, с твоей внешностью можно отлично зарабатывать, всего лишь подставляя задницу.
В тупике, кроме них двоих, в эту минуту никого не было. Начинался ужин. Заранее, за час, наверное, психи перетекали поближе к столовой. Марк, хоть и был голоден, здешнюю кухню не переносил. А ягненок Марик ждал, когда его позовет дежурная сестра. Что-то вроде ритуала. Ягненка поднимали, вели за руку, усаживали за стол. Ни с одним больным в отделении не возились столько, сколько с этой маленькой глупой педрилкой. Попадись он Марку лет пять назад, Марк бы сделал все возможное, чтобы использовать такого фактурного мальчика в своем альтернативном кино. Он бы очень понравился некоторым серьезным клиентам.
«А может, стоило обратиться за помощью к кому-то из них? – вдруг подумал Марк. – В самом деле, они ведь кровно заинтересованы в моем бизнесе. Детского порно и живых деток, которые продаются, в России навалом, но я знаю, что спрос все равно пока опережает предложение. Им, положительным семейным господам, постоянно хочется попробовать чего-то новенького, свеженького, причем без риска подцепить заразу или нарваться на шантаж. А детки растут быстро и еще быстрее теряют товарный вид, многие подсаживаются на наркотики. Многие, только не мои. Ну что, стоит подумать над этим вариантом? Слинять отсюда я могу в любой момент».
– Как, малыш, твое кругленькое нежное филе готово к труду и обороне? – спросил он, потянувшись и хрустнув суставами. – Не советую терять время, губить свою сладостную юность в этой помойке. Чем ты моложе и свежей, тем дороже стоишь!
Марк ясно представил себе, как звонит, допустим, отставному генералу ФСБ, отцу и деду, орденоносцу, который в теледебатах сокрушается по поводу распущенности нынешней молодежи и голосует обеими руками за введение цензуры «на пошлость». Теми же руками он не часто, но регулярно, раз в месяц, тискает до синяков тихого послушного мальчика Егорку тринадцати лет.
«Товарищ (или господин) генерал, это вас беспокоит Марк, ваш знакомый. Тут у меня понимаете, неприятности, наехали какие-то придурки, пасут меня, раскачивают, чего хотят, не знаю. Вы уж будьте любезны, помогите, не только мне, но и себе самому. Знаете, я, грешным делом, запечатлел для истории вас вместе с вашим любимым мальчиком Егорушкой, как вы там, с ним, малышом, вдвоем в коечке. То да се, ну сами понимаете. Представляете, что будет, если чужие недобрые глаза увидят такое кино?»
Генерал, безусловно, наложит в штаны. Спросит, где хранятся пленки. Что будет дальше, остается только гадать. Марк прокрутил в голове несколько вариантов развития событий. При всей несхожести этих вариантов их объединяло одно. В конце каждой истории стояла четкая черная точка. Дырка от пули в башке Марка.
Марик продолжал резвиться, но как-то вяло, по инерции. Его последнее «бе-е» прозвучало совсем неправдоподобно. Наконец он замолчал, застыл, косясь на Карусельщика блестящим голубым глазом. Щеки его покраснели, желваки задвигались под тонкой кожей.
– Детка, ты чего? – Марк хихикнул и комично прикрылся рукой. – Ой, боюсь, боюсь! Какие мы грозные!
Пол слегка задрожал. К ним по коридору шла дежурная сестра Зинаида Ильинична, дама двухметрового роста, весом килограммов сто семьдесят. Ягненок успел показать Марку кулак с вытянутым средним пальцем и встретил сестру радостным «бе-е!».