Вечная ночь
Шрифт:
– Ты говорила ему о нас, обо мне?
– Нет. Никогда, – она горько всхлипнула, – не бойся, Ник. Ты улетишь в свой Рим, тебя здесь никто не знает. Вот если бы ты был русский и жил в Москве, занимал высокую должность, тогда другое дело.
– Что ты имеешь в виду?
– Марк не станет связываться с иностранцем.
– Значит, ты все-таки говорила?
– Да нет же, нет! Успокойся.
– Погоди. Почему ты сказала – если бы я был русский? Что это меняет?
– Не знаю! Отстань! – Она вдруг зарыдала. – Ты, как все! Думаешь только о себе, а на меня плевать!
Кастрони был в обмороке. Наверное, у него случился инфаркт, и он тихо подыхал, из последних сил тянул дрожащие ледяные пальцы, чтобы притронуться к своей маленькой синьорине, попрощаться, погладить по голове. Но злой Зацепа не дал ему сделать этого.
«Хватит! Я сыт по горло! С таким же успехом можно было подобрать проститутку на улице или воспользоваться любым из заведений, которые предлагают весь спектр интимных услуг. Получилось бы дешевле и безопасней».
«Но я люблю ее», – прошептал Кастрони и отключился.
– Если я правильно понял, тебе нужны деньги, чтобы уйти от этого твоего Марка. Сколько? – Зацепа задал свой вопрос спокойно и жестко.
Она подняла руки с растопыренными пальцами, как будто сдавалась и просила не стрелять.
– Десять? – уточнил Зацепа.
Она молча, виновато кивнула.
Если посчитать, сколько он давал ей и тратил на нее в эти два года, выйдет значительно больше.
– Ты уверена, что, получив деньги, он оставит тебя в покое?
– Конечно.
– Откуда взялась именно эта сумма? Он сам ее назвал?
– Нет. То есть да. Я просто знаю. Одна девочка, которая тоже хотела уйти, дала ему десять тысяч. И он ее больше никогда не трогал.
«А вот сейчас ты растерялась и врешь неумело, моя радость, – отметил про себя Зацепа, – ты не была готова к этому вопросу. Наверное, мой следующий вопрос тоже застанет тебя врасплох».
– Допустим, ты дашь ему деньги. Разве он не спросит, где ты их взяла?
Лживая маленькая дрянь вдруг обхватила его за шею и стала целовать, приговаривая:
– Ник, любимый, хороший, спаси меня! Пожалуйста! Я правда больше не могу так жить. Неужели ты допустишь, чтобы твоя синьорина погибла?
«Ах! – долетел слабый замогильный голос Кастрони. – Пожалуйста, прошу тебя, ведь это последняя возможность, потом все кончится. Последняя ночь, прошу тебя!»
Кастрони корчился от голода и жажды. Впервые Зацепа понял, что девочка – это не любовь, не страсть. Она пища. Утонченному Гумберту хотелось добраться до детских внутренностей. «Вывернуть мою Лолиту наизнанку и приложить жадные губы к молодой маточке, неизвестному сердцу, перламутровой печени…» Гумберту-эстету нравился вкус «пряной крови» Лолиты. Добрый Кастрони тоже однажды попробовал. Женя порезала палец, и он припал губами к ранке. Поцеловал, чтобы ей, маленькой, не было больно, и потом долго не мог забыть мгновенной дрожи нового, дикого наслаждения.
…. – Коля, смотри, у тебя все остыло. – Голос Зои Федоровны прорвался сквозь алую пульсирующую пелену, которая окутала Зацепу, как адское пламя, пока холодное и безвредное.
– Вам не понравилось мясо? – спросил официант.
– А? Спасибо. Все очень вкусно.
Зоя строго посмотрела на мужа, покачала головой.
– Как же вкусно, когда ты даже не попробовал? Ешь, пожалуйста. Это свежайшая парная телятина.
Глава четырнадцатая
Дима Соловьев сидел в своем кабинете над кипой протоколов допросов свидетелей, механически пробегал глазами строки и опять, как полтора года назад, не мог найти ни одной зацепки.
Он вдруг вспомнил, как в девяносто восьмом парадоксальная версия профессора Гущенко, что серийный убийца, который режет проституток в Калининградской области, и аноним кляузник, который звонит в прямые эфиры на местное радио, телевидение, возмущается падением нравов, распущенностью молодежи, требует принять срочные меры, – одно лицо.
Кирилл Петрович предложил устроить ток-шоу на местном телевидении, поговорить в прямом эфире на темы, волнующие анонима. Он был уверен, что аноним позвонит. Действительно, позвонил. Стал высказываться по теме. Гущенко тут же понял, что это он, вступил с ним в диалог и держал на связи столько, сколько нужно было, чтобы определить его местонахождение.
Уже во время разговора профессору Гущенко удалось добиться от маньяка косвенного признания.
– А вы, – спросил Гущенко, – лично вы что-нибудь делаете, чтобы очистить общество от скверны?
Маньяк распалился. Его впервые слушали по ту сторону экрана, с ним говорили серьезно и уважительно.
– Я не сижу сложа руки, – кричал он, – я борюсь со злом! Это главная цель моей жизни.
– Да, у вас великая цель. Вы сильная личность, вы честный благородный человек. Я не спрашиваю о методах вашей борьбы, но скажите, чувствуете ли вы, что она имеет реальные результаты?
– Чувствую. Знаю. Результаты есть.
– Какие же?
– Я преподал этим сукам хороший урок, как надо себя вести, теперь они по крайней мере боятся! Каждая шлюха знает, что с ней будет! Карающий меч настигнет каждую, каждую! Я докажу всему миру, кто я такой! Мое место в Кремле!
Запись этого ток-шоу теперь показывают как учебное пособие криминалистам, судебным психиатрам. А сначала к идее Гущенко отнеслись скептически, как и ко многим другим его идеям, парадоксальным и неожиданным.
Кирилл Петрович привык побеждать. Молох оказался первым его серьезным поражением.
«Может быть, поэтому он не хочет верить, что убийство Жени – продолжение серии? – подумал Соловьев. – Профессор уже успел выстроить пару версий. Детский врач, учитель, взрослый любовник маленькой девочки, отец ее ребенка. На самом деле он запутал меня совершенно. Неужели он всерьез, искренне верит, что Женю мог убить кто-то другой, не Молох? Или просто пытается взглянуть на это дело под новым, неожиданным углом? Это ведь один из постоянных его методов: если перестаешь видеть что-либо и перед глазами муть, попробуй изменить угол зрения».