Вечность длиною в день
Шрифт:
– Ты не хочешь узнать, кто она?
Максим изменился в лице и сказал:
– Я согласен.
– Вот и славно, - ответила Маргарита и улыбнулась, - развлекайтесь.
– Ну? – нетерпеливо спросил Максим, как только они с Верой, обнявшись, дошли до её комнаты и закрылись там.
Но Верка явно не торопилась, она, расстегнув пеньюар, легла на кровать, грациозно приняв призывную позу.
– Я выполнила твою просьбу, - сказала она и, игриво посмотрев на Максима, добавила: - Что мне за это будет?
– Я тебя трахну, - ответил он, не задумываясь.
–
– Сколько ты хочешь? – спросил Максим.
– Фи, - поморщилась Верка, - я совсем другое имела в виду, хотя и это тоже не помешает.
– Так сколько? – резко переспросил Максим.
– Пять тысяч и вальс, - совершенно серьезно ответила она.
– Долларов?
– Ну, не рублей же, - Верка сердито дернула плечами.
– А вальс? Что еще за вальс? – спросил удивлённый Максим.
– Мендельсона.
Максим недоуменно посмотрел на нее:
– Не понял, - проговорил он.
– Я за тебя замуж хочу, понял? – отчего-то со злостью ответила она. – Неужели это так трудно понять? Я люблю тебя.
Она вдруг подскочила к нему и, прижавшись, заговорила быстро-быстро:
– Я брошу всё, я всё брошу, я ради тебя… Максим, любимый, я стелиться буду… только не говори «нет», я терпеливая, я подожду.
Максим с брезгливостью оторвал её от себя и бросил на кровать. Верка истерично засмеялась:
– Испугался? Ты мне поверил? Ты поверил? Отвечай! – почти кричала она.
«Этого мне только не хватало, - подумал он, - прости, милая, но у меня другие планы». Девушка продолжала то ли смеяться, то ли рыдать. Тогда он не выдержал, подошёл к ней и, тряхнув за плечи, спросил:
– Так кто же у нас Афродита?
Верка тут же перестала смеяться и, гневно сверкнув глазами, ответила:
– Не торопись, - потом, снова засмеявшись, уже спокойно спросила: - Испугался? Я вижу, что испугался. Не бойся, мне хватит и пяти тысяч.
Максим облегчённо вздохнул. «Однако, ты рано радуешься», - подумала она.
– Ну? – вновь повторил он.
– Не нукай, не запряг, - ответила она, вставая с кровати, и, вспомнив Сашку, добавила: - Сначала деньги, потом стулья.
– Какие стулья? – не понял Максим.
– Не знаю, - честно сказала она, - только так говорил один человек.
Максим пожал плечами:
– У меня с собой столько нет.
– Так принеси, - Верка недовольно дернула плечами.
Но Максиму вовсе не хотелось расставаться даже с такой незначительной суммой, потому что, кроме себя самого, в этом мире он любил ещё деньги. Слишком больших усилий стоило ему его сегодняшнее положение, чтобы легко разбазаривать честно заработанные кровные монеты на каких-то проституток. И он решил схитрить: подавив свое отвращение, подошёл к ней и, повалив на кровать, начал грубо, как она любила, ласкать её.
Верка застонала от удовольствия и прошептала:
– Максим, любимый, я всё сделаю для тебя, только не бросай меня.
– Верочка, девочка моя, как же я брошу тебя, когда нам так хорошо
– Это что за дом? – удивленно спросила Женька, осматривая странное строение, стоящее на краю глухой маленькой деревушки.
– Моё наследство, - ответила подруга и пояснила: - Здесь жила моя бабуля.
Женька испуганно оглянулась по сторонам и шёпотом спросила:
– Та самая? Колдунья?
Ляля весело рассмеялась и совершенно серьезно ответила:
– Да. Моя бабуля и в самом деле была колдунья. Во всяком случае, так её все называли в деревне. Я же принадлежу к старинному цыганскому роду. Отец бабушки, мой прадед, был самым настоящим цыганом.
– Да ну, - Женька даже присвистнула.
Ляля открыла дверь нараспашку и пригласила Женьку:
– Прошу.
Но Женька, с опаской заглядывая в дверь, остановилась на пороге, не решаясь идти дальше. Ляля снова засмеялась:
– Да не бойся ты! Мы своих не обижаем. Не волнуйся, я не буду на тебе пробовать свои чары.
– Ух, ты! – Женька смело шагнула через порог.
Лялино наследство – деревянный дом был старым, с покосившимися ставнями и дверями, но еще крепким. В нём пахло и плесенью, и какими-то травами, и почему-то яблоками. Этот смешанный запах был настолько резким, что Женька чихнула.
– Будь здорова, - отозвалась Ляля из глубины дома.
– Ага, - ответила Женька, с удивлением рассматривая стены. На них висели фотографии, обрамлённые полотенцами, вышитыми причудливыми узорами, и пучки каких-то трав.
– Иди сюда! – позвала Ляля.
– Как интересно. Такой необычный дом, - призналась Женька подруге и спросила: - А для чего твоя бабушка травы за ниточки подвешивала?
– Они так хранятся. А вот, смотри, - Ляля подала ей обычную литровую банку, в которой хранились какие-то засохшие веревочки.
– Что это? – скривив нос, спросила Женька.
– Пиявки, только засохшие, - совершенно спокойно ответила Ляля. – Бабушка использовала их для лечения.
– Фи, какая гадость, - Женька передернула плечами.
– Это ещё что! Моя бабушка славилась по всей округе, к ней даже из Москвы приезжали лечиться. Бабуля использовала для лечения не только пиявок. Да ладно, не буду тебе рассказывать, а то ещё в обморок брякнешься, - ответила Ляля и снова засмеялась.
Потом, грустно вздохнув, обвела взглядом комнату и сказала:
– Бабушка заменила мне мать. Я всё детство здесь прожила. Моей мамочке, да ты знаешь, не до меня было. Бабушка могла её вылечить, но почему-то не хотела, я злилась на неё за это, - Ляля усмехнулась, вспоминая, - чего только не устраивала я бабуле, потому что знала: она могла всё, даже порой с того света возвращала, а вот маме не помогла, не хотела. Бабуля только перед смертью призналась, что отец мой, её сын, погиб из-за матери, и бабушка не простила ей. Я даже подозреваю, что болезнь эту – недержание перед спиртными напитками она сама мамочке и наслала. Вот так. Да ладно! Чего вспоминать.