Вечность длиною в день
Шрифт:
Он развернулся и направил свою коляску к двери, потом остановился и, с жалостью посмотрев на женщину, сказал:
– Не место тебе здесь, мать. Шла бы ты отсюда.
Старушка что-то прошамкала, но Сашка так и не разобрал, лишь махнул рукой и, перебравшись через порог, направился к лифту…
Сергей, напрасно прождав Женьку, в недоумении ехал домой. «Что с ней? Почему не пришла?» - с беспокойством думал он. Женькин телефон молчал. Сергей ещё и ещё набирал её номер, но все бесполезно. Женьки не было нигде: ни дома, ни на работе. Конечно, ему ничего не стоило узнать её домашний адрес и приехать
– Разворачивай, Юра, к Ивану поедем, - сказал Сергей.
Пожалуй, только ему, своему другу, мог он рассказать о своей внезапно пробудившейся любви, о Женьке, обо всём на свете. Ваня даже про Афродиту знал, Сергей рассказал ему о ней...
– Ты осуждаешь меня? – взволнованно спросил тогда Сергей друга.
Тот покачал головой:
– Нет, Серёга. Ты имеешь право на любовь.
– Смешно, - Сергей тихо засмеялся, - право на любовь. И право это я получил в публичном доме.
– Чего ты смеешься? Какая разница, где.
– И правда, - ответил Сергей, - только знаешь, меня почему-то коробит, что право это я получаю наравне с другими.
Иван пожал плечами:
– Тебе хорошо с ней?
Сергей кивнул в ответ.
– Вот и ладно, а остальное неважно…
И вот теперь Женька. Он должен поделиться с Иваном. И пусть тот осуждает его, плевать. Женька – это Женька. Она не Афродита, но почему-то Сергей чувствовал, что они, та и другая, как одно целое. Почему так, он не знал, просто чувствовал, и всё.
Иван уже давно с семьёй жил на даче. Сергей частенько приезжал к Тетериным. Они с другом порой допоздна засиживались в беседке за разговорами, забывая о времени.
Ваня обрадовался, что приехал Сергей. Грусть в глазах друга он заметил сразу же, но не стал ничего спрашивать: тот сам расскажет, если захочет. Когда они по привычке уселись в беседке после ужина, Сергей вновь стал говорить о Женьке, о своей любви к ней. Иван, как всегда, молча выслушал его.
– Всё-таки крепко тебя зацепило, - сказал он, - да ладно, узнаем, что эта за Женька такая.
– Она замечательная, Ваня, замечательная.
– Ого! – Иван с лукавой усмешкой посмотрел на Сергея: - Давно я не видел этого блеска в глазах, давно.
Сергей засмеялся:
– Да ладно тебе!
– Дядя Серёжа, - к ним подскочил один из близнецов - сыновей Ивана, - а когда ваш Вовка приедет?
– Завтра, он завтра прилетает. Как я соскучился!
– ответил Сергей.
Чуть помедлив, Иван спросил:
– А жена?
Сергей скривился.
– Не знаю, да и не горю особым желанием.
– Ясно, - ответил Иван и решил больше к этой теме не возвращаться. Друг должен сам определиться, а лезть в чужую семейную жизнь – себе дороже…
Утром Сергей отправился в аэропорт. Радостный Вовка кинулся отцу на шею, как только
– Как ты вырос! – восхищённо воскликнул Сергей, обнимая сына.
– Пап, поехали скорее домой, я так соскучился!
Вовка всю дорогу рассказывал о лагерной жизни, и Сергей немного отвлёкся, забыл о Женьке. Но потом вдруг отчего-то вспомнил, и сердце вновь защемило. Где же ты, Женька? Он так и не смог дозвониться ей даже сегодня утром…
А Женька и Ляля, вполне довольные жизнью, подставляли свои бока солнышку на берегу тихой маленькой речушки. Вот уже несколько дней, как они, разорвав все отношения с цивилизацией, жили в глухой деревне. Их никто не беспокоил, все боялись дурной славы этого дома, поэтому он не был разорен, как остальные бесхозные дома. В доме сохранилось всё, до последней ниточки.
– Жаль, телевизора нет, - сокрушалась Ляля.
– А зачем он? Телевизор в таком месте – это кощунство. Разве тебе плохо без него?
– Плохо, я привыкла к городу, - отвечала Ляля.
– Вот уж никогда бы не подумала, что ты, можно сказать, настоящее дитя природы, тоскуешь без цивилизации, - смеясь, сказала Женька.
– Да, представь себе. Мне плохо и без телевизора, и без метро, и без телефона.
Женька махнула рукой:
– Что до меня, так я даже рада, что здесь не берёт телефон. Как-нибудь уж переживу отсутствие его, да и Маргарита не достаёт.
Ляля согласно кивнула:
– Пожалуй, только из-за неё я готова терпеть неудобства, лишь бы подольше не встречаться с ней.
Как ни странно, но ни одна из девушек, ни Женька, ни Ляля, больше так и не обмолвились об истинной причине этой добровольной ссылки. Однако Женька не могла не думать о Сергее, хотя ей и было слишком больно. А ещё она не могла простить ему предательства, хотя понимала, что фактически он никому не изменял, но всё же… Почему-то Женька решила, что тот клиент - Сергей, ей и в голову не пришло, что это может быть кто-то другой.
Ляля видела, что её подруга частенько уносилась мыслями далеко отсюда. В такие минуты Женькино лицо мрачнело, и она начинала разговаривать сама с собой.
– Как жаль, как жаль. Я так и знала…
Ляля тактично делала вид, что ничего не слышит. Она лишь сочувственно вздыхала, но ни о чём не спрашивала у подруги. Поэтому запретное имя – Сергей, так ни разу и не прозвучало в этом тихом, Богом забытом уголке. Но Ляля знала, что в душе у Женьки проходила напряжённая борьба между сердцем и разумом, и, к великой радости, сердце её любимой подруги всё же побеждало разум.
И в самом деле, Женькино сердце не хотело подчиняться условностям и запретам, надуманным ею же самой, и продолжало любить и страдать. Ляля не говорила с Женькой о Сергее, да и не нужно было. Женька рано или поздно сама осознает, что она любит, причём по-настоящему любит мужчину, которого подарила ей судьба, нет, даже не подарила, а предопределила. А то, что эта любовь и в самом деле непростая, Ляля знала наверняка, не зря же она, в конце концов, была потомственной колдуньей. Только Женьке об этом говорить она не спешила, ещё не время, да и Женька должна сама всё решить. Ляля хорошо учла бабушкины уроки: никто не имел права вмешиваться в то, что предначертано судьбой, а иначе можно всё сломать и уничтожить. Любовь Сергея и Женьки ещё совсем хрупкая, как стекло, она только зарождалась, и ни в коем случае нельзя, чтобы она разбилась на множество осколков.