Вечность

Стивотер Мэгги

— Я могу перестать, если ты не готова, — сказал он.

— Нет, — ответила я — Не останавливайся.

Перебравшись на кровать, мы продолжили целоваться. Его прикосновения были бережными и осторожными, как в первый раз, как будто он не мог вспомнить, какую форму я имела прежде, и заново восстанавливал ее в памяти на ощупь. Он гладил мои лопатки под легкой тканью. Проводил ладонью по плечам. Его пальцы повторяли очертания моей груди под платьем.

Я закрыла глаза. У нас было немало забот, требовавших внимания, но сейчас я могла думать лишь о моих бедрах и о пальцах Сэма, ласкающих их под юбкой, взбивающих воздушную ткань

вокруг моих ног, точно летние облака. Когда я открыла глаза, вокруг взметнулись сотни теней. Каждая из них была Сэмом или мной; не разберешь, кто есть кто.

41

КОУЛ

Новый состав получился натуральной отравой.

Уже за полночь я вышел на улицу. За порогом было черным-черно, но я прислушался, желая убедиться, что в темноте никто не скрывается. Живот сводило от голода; ощущение было мучительным, но в чем-то и радующим. Весомое доказательство того, что я делаю дело. Голодание до предела обострило все чувства, я ощущал себя натянутой до дрожи пружиной. В этом был этакий мазохистский кайф. Блокнот с записями я положил на крыльцо, чтобы Сэм знал, куда я ушел, если мне не доведется вернуться. Лес полнился шорохами. Он не спал, даже когда спали все остальные.

Я приставил иглу к запястью с внутренней стороны и закрыл глаза.

Сердце уже трепыхалось, как кролик, попавший в силок.

Жидкость в шприце была бесцветной, как слюна, и прозрачной, как ложь. Очутившись в моих венах, она обернулась бритвами и песком, огнем и ртутью. Кто-то как будто полосовал ножом каждый позвонок в моем хребте. Ровно двадцать три секунды я гадал, неужели на этот раз все-таки допрыгался, еще одиннадцать секунд до меня доходило, что, возможно, все-таки нет. Следующие три секунды я жалел, что не остался в постели. Итого оставалось еще две секунды на то, чтобы выругаться про себя.

Я выскочил из своего человеческого тела, сбросив кожу так стремительно, что почувствовал, как она слетает с костей. Сердце взорвалось и разлетелось на куски. В вышине водили хороводы и сходились в одну точку звезды. Я пытался ухватиться за крыльцо, за стену, за землю — за что угодно, лишь бы оно было неподвижным. Блокнот слетел со ступеньки, я кувырком покатился следом за ним, а в следующий миг уже бежал куда-то.

Нашел. Я нашел состав, при помощи которого собирался вернуть Бека обратно.

Даже в волчьем обличье я исцелялся: суставы срастались обратно, кожа вдоль хребта затягивалась, клетки обновлялись с каждым моим размашистым скачком. Я представлял собой невероятный механизм. Волчье тело, в котором я был заключен, поддерживало во мне жизнь, но в то же время крало человеческие мысли.

«Ты — Коул Сен-Клер».

Кому-то из нас необходимо было сохранить способность мыслить по-человечески, если мы хотели переселить стаю. Необходимо было по меньшей мере оставить достаточно памяти, чтобы собрать волков в одно место, согнать в кучу. Должен был найтись способ заставить волчий мозг помнить простую задачу.

«Коул Сен-Клер».

Я пытался удержать в мозгу эту мысль. Я хотел ее удержать. Что толку добиться превращения, подчинить себе волка всего на несколько мгновений, если не выходит насладиться своим торжеством?

«Коул».

Я слышал все, что мог мне сказать этот лес. Ветер свистел в ушах. Лапы уверенно несли меня сквозь валежник и колючие заросли, когти клацали по выступающим острым камням. Земля пошла под уклон, образуя ров,

и я одним скачком перемахнул через него. Не успев приземлиться, я понял, что не один. Еще полдюжины волков взмыли в воздух вместе со мной, серые тени в ночной темноте. Запах рассказал мне все о каждом, куда более надежный признак, чем имя. Моя стая. Окруженный сородичами, я чувствовал себя защищенным, уверенным, неуязвимым. Под ухом игриво щелкали челюсти, мелькали образы, передаваемые от одного к другому: ров, превращающийся в овраг; поле, изобилующее кроликами; небо, черное и бескрайнее, раскинувшееся над головой.

Лицо Сэма Рота.

Я заколебался.

Образы мелькали туда-сюда; теперь, когда основная часть стаи убежала вперед, улавливать их стало труднее. Мысли становились тем более бессвязными, чем сильнее я пытался удержать в сознании концепцию лица и имени.

«Сэм Рот».

Я перешел на шаг. Образ и слова крутились в голове, пока не утратили всякую связь друг с другом. Один из волков повернул обратно и ткнул меня мордой, я огрызнулся, но понял, что не хочу драться. Другой волк лизнул меня в морду, подтверждая главенство, о котором я и так уже начинал догадываться. Через миг я снова огрызнулся на него, чтобы не шумел. Я бесшумно вернулся обратно по собственным следам, опустив морду к земле и навострив уши. Я и сам не до конца понимал, что ищу.

«Сэм Рот».

Медленно и настороженно я пробирался сквозь ночной лес, пытаясь отыскать объяснение образу человеческого лица, который подкинули мне извне.

Шерсть на загривке вдруг почему-то встала дыбом.

В следующее мгновение на меня обрушилась неожиданная тяжесть.

Белая волчица сомкнула зубы на моем загривке, пока я пытался восстановить равновесие. Она застала меня врасплох, но хватка у нее была не слишком крепкая, так что я, зарычав, стряхнул ее. Мы принялись кружить на полусогнутых лапах. Она навострила уши, прислушиваясь к моим движениям: в темноте я был неразличим. Для меня же ее белая шкура была как зияющая рана. Всем своим видом она демонстрировала агрессию, и запаха страха я не улавливал. Впрочем, она была не очень крупной. Она отступит, а если и нет, борьба не будет долгой.

Я ее недооценил.

Когда она набросилась во второй раз, то обхватила лапами мой загривок, как будто хотела обнять, и вцепилась зубами в уязвимое место под челюстью. Я позволил ей повалить меня на спину и наподдал под брюхо задними лапами. Это ослабило ее хватку всего лишь на миг. Она действовала стремительно, четко и бесстрашно. Следующей ее целью было мое ухо, и я сперва почувствовал, как меня обдало жаром, а лишь потом понял, что потекла кровь. Я вырвался из ее зубов, в клочья раздирая шкуру. Мы бросились друг на друга. Вцепившись ей в горло, я принялся трепать ее, изо всех сил стискивая челюсти. Она ускользнула из моего захвата, как вода.

Теперь она вцепилась мне в висок, зубы проскребли по кости. Она оказалась более хваткой, и это перевесило все остальное.

Острая боль пронзила глаз.

В отчаянии я отступил, пытаясь освободиться от нее, пока она не разодрала мне морду и не лишила глаза. Я не думал о гордости. Заскулив, я прижал уши, демонстрируя повиновение, но ее это не интересовало. Она издала рык, пробуравивший мне череп. Мой глаз грозил лопнуть от этой вибрации, если она не проткнула его раньше.

Ее зубы были уже совсем близко. Поджилки у меня тряслись. Я готовился к боли.