Вечные следы
Шрифт:
Начнем с того, что царь-плотник Петр Великий, находясь в 1697 году в Амстердаме, посещал голландские корабли, возвращавшиеся из Ост-Индии, и встречался с людьми, жившими на Зондских островах. Именно тогда Петр нанял к себе в услужение искусного живописца Яна Тютекурена, впоследствии изготовившего для Оружейной палаты стол «ост-индской работы».
В том же году несколько русских людей впервые очутились — правда, не по своей воле — в Ост-Индии. Случилось это так. Несколько сановников, сопровождавших Петра в его поездке по Западной Европе, — князья Шаховские, Нестеров и Леонтьев были уличены в нерадивости. Разгневанный Петр Великий решил казнить провинившихся, но городские власти Амстердама, узнав о крутом приговоре царя, умолили его отменить казнь и сослать князей куда-нибудь в Батавию или на Целебес, что и было сделано…
После возвращения из Голландии царь приблизил к себе художника и ученого Корнелия де Брейна, вскоре совершившего большое путешествие по Азии, начатое из Москвы. Через четыре года де Брейн снова очутился в Москве, где имел возможность рассказать царю о чудесах цветущей Явы.
Тем временем Петр Великий уже успел «прорубить» пути в страны Востока.
Передо мной лежат письма иезуитов, усиленно изучавших в то время связи Руси со странами Азии. Они сообщали Ватикану и своим собратьям по ордену очень любопытные вести: об отправлении русских торговых караванов в Китай, о пребывании в Москве торговцев из Эфиопии, о постоянных связях российских и татарских купцов с Тибетом. Вызывает интерес донесение о том, что в 1702 году в Шемахе умер возвращавшийся из Индии человек, посланный туда по приказу Петра.
В числе этих, первостепенной важности, тайных сообщений папских разведчиков, которые говорили про себя, что они как сетью вылавливают необходимые им данные, есть любопытная реляция, помеченная 1709 годом.
В ней рассказывается, что в Москве появились купленные когда-то голландскими купцами «индейцы» с «островов, лежащих около Новой Батавии». Добрая половина этих людей приняла русские обычаи. Из письма иезуита можно понять, что в Москве рабы нидерландцев обрели свободу.
Несколько индонезийцев, живших, как и остальные иноземные пришельцы, в Немецкой слободе, там и умерли. Среди них, как повествовал иезуит, был один знатный юноша «родом из царства Макассарского». Само «царство Макассарское», которое, как мы знаем, находилось на Макассарском полуострове, в южной части острова Целебес, было завоевано голландцами в 1668 году. На полуострове в те времена существовало еще несколько зависимых королевств, как, например, Тоа, Таннет. Так или иначе, но около 1709 года в Москве находился уроженец одной из областей юга далекого Целебеса…
Позже, уже в Санкт-Петербурге, в 1725 году, отыскивается след «индейца Лаладжетуча», тоже принявшего русские обычаи и получившего свободу. По некоторым данным, он имел отношение к Адмиралтейству, где тогда работали новокрещенцы из числа азиатских иноземцев.
Следует учесть, что пребывание людей из далекой Индонезии неминуемо должно было привлечь внимание русских ученых, ратовавших за установление морского пути в Ост-Индию, о котором всегда мечтал сам Петр Великий.
И потому знатного юношу «из царства Макассарского» в Москве, конечно, не раз расспрашивали о природе и людях Целебеса.
Такова была одна из нитей, связывавших петровскую Москву со странами Южных морей…
ПЕРВЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬ КУРИЛ
Осенью 1711 года в Большерецкий острог, что на Камчатке, вернулись храбрые исследователи, пробывшие в походе около пятидесяти дней.
Этому предшествовали следующие события.
Годом ранее землепроходцы обнаружили японцев, принесенных морской бурей к восточному побережью Камчатки. Это были наемные мореходы из города Кинокуни, доставлявшие своему хозяину грузы вина, табака и гороха. Во время жестокого шторма судно японских моряков лишилось мачты, парусов и якоря. Корабль долго носило по морю и наконец бросило на мыс Камень. Спустя год четыре японца, спасенные камчатскими казаками, стали говорить по-русски.
«А сказывают, — записывали пытливые казаки речи японцев, — в своем государстве и в городах золото и серебро водится, камки, китайки и дабы делают; а про иные свои товары, и которые наши им удобны, сказать в достаток не знают, для того, что они к русскому всему разговору вскоре не навыкли…»
Перед русскими людьми, жившими на Камчатке, встала задача исследовать южную оконечность Камчатки, освоить Курильские острова, собрать сведения о Японии. В отношении японцев, как писалось в одном из указов, следовало выяснить, «будут ли они с российскими людьми дружбу иметь и торги водить, как и у китайцев, и что им из Сибири годно…». В указах были подчеркнуты мирные цели экспедиции на Курильские острова.
В августе 1711 года исследователи отправились из Большерецка. Начальником отряда был казачий атаман Данило Анциферов. Есаулом при нем состоял Иван Козыревский.
Казаки проплыли вдоль западного побережья Камчатки до южного окончания полуострова — мыса Лопатка. Против этого мыса лежал первый курильский остров Шумшу. Переплыв морской проток на байдарках, исследователи ступили на остров. Позднее Козыревский отметил на своем чертеже, что на Шумшу живут курилы.
«…Також из дальних островов приходят ради покупки бобров и лисиц, и орлов, и орлового перья», — сообщал исследователь. Он замечал, что обитатели Шумшу носят одежду из птичьих шкурок или нерпичьей кожи.
Вернувшись в Большерецк, Анциферов и Козыревский вручили «приказчику» (коменданту) Камчатки Василию Севастьянову Щепоткову чертеж и челобитную о своем походе к Шумшу.
Спустя пять месяцев после возвращения с Курил первые исследователи архипелага — Данило Анциферов, Матвей Дюков, Дмитрий Томский, Лука Савинский и Василий Барашков — погибли на реке Аваче. Козыревский же продолжал свои исследования. Уже в 1712 году ему было поручено измерить расстояние от Большой реки до мыса Лопатка, а через год, построив несколько легких судов, он собрал 66 человек, в числе которых был японец Сан, и вновь поплыл на Курилы.
На этот раз Козыревскому удалось достичь второго острова (Парамушира) Там он собрал драгоценные данные — «о крайнем городе Матмае», большом острове Нифоне и о морских путях к ним. Козыревский привез этнографические коллекции: «одежды крапивные, и дабинные, и шелковые, и сабли, и котлы». Он составил карту всей Курильской гряды «даже до Матмайского острова» (Хоккайдо, Иезо). А вскоре после этого на Камчатку с Курил была доставлена первая пушнина.
Иван Козыревский два года управлял Камчаткой, затем постригся в монахи под именем Игнатия, но и приняв схиму, он продолжал труд исследователя.
В 1726 году он встретился в Якутске с Витусом Берингом и передал ему свой драгоценный труд — «Чертеж как Камчадальскому носу, також и морским островам, коликое число островов от Камчадальского носу до Матмайского и Нифону островов».
В «доношении» и чертеже И. Козыревского как в зеркале была отражена история исследования Камчатки и Курильских островов и приведены богатейшие данные о Японии. Этот замечательный документ был найден недавно.
Вскоре исследователь поехал в Москву хлопотать по делам Камчадальской земли и здесь стал жертвой тайного доноса. Лишь недавно были обнаружены свидетельства о его гибели в 1734 году в темнице страшного Преображенского приказа.