Вечный человек
Шрифт:
Симагин не раздумывал и минуты. Рывком выхватил из-под кровати сумку и выбежал из барака, сунул ее под щебень в тачку, позвал двух лагерников, работавших на тачке и отдыхавших сейчас в тени барака, — оба они подпольщики.
— Ребята, тачку быстро — в Малый лагерь! Перепрятать сумку!
Симагин мгновенно огляделся. Неподалеку — группа санитаров с нарукавными повязками, дающими право беспрепятственно передвигаться по лагерю. Все они связные, вполне надежные парни.
— Действовать быстро! — приказал он. — Клички членов центра помните! Немедленно предупредить каждого: сейчас будет обыск.
Санитары исчезли, как в воздухе растворились.
Откуда-то вдруг взялся Бикланов, — должно быть, тоже извещенный Гельмутам.
— Ведро? — отрывисто спросил
— Выставь его к двери! — бросил Симагин, Ведро было снабжено двойным дном, сверху наливался жидкий гуталин для чистки обуви.
— Положи сверху сапожную щетку! — добавил Симагин.
Не успели двое узников, толкавших тачку со спрятанными под щебенкой гранатами, добраться до ворот Внутреннего лагеря, как из-за угла показалась группа вооруженных эсэсовцев. «Только бы не растерялись ребята!» — как в бреду твердил; Симагин, следя через окно за сближавшимися эсэсовцами и тачечниками. Напряженность этих секунд была не меньшей, чем ожидание выстрела в упор. Но ведь у входа еще стоит ведро с тайным радиоприемником, а за простенками насовано оружие!
Тачечники благополучно разминулись с эсэсовцами. Но страшное еще не миновало. За дверью загремели кованые сапоги. Эсэсовцы приказали Симагину не двигаться с места. Когда они приблизились к стене, за которой было спрятано оружие, сердце Симагина готово было выскочить на груди. Но внешне ж оставался спокойным.
Обыск длился около двух часов. Эсэсовцы обшарили все уголки. Но ничего не нашли. Недовольно ворча, они покинули разворошенный барак.
Симагин, пережив страшное напряжение, обессиленный опустился на стул. Из груди его вырвался Облегченный вздох. Но колени все еще дрожали. Во время обыска он не был в состоянии о чем-либо думать. Теперь же, когда опасность миновала, первым делом вспомнил о Гельмуте. Как благодарить его? Если бы Гельмут не подоспел вовремя, гитлеровцы наверняка нашли бы гранаты, лежавшие под кроватью, ведь они заглядывали туда. И тогда, страшно подумать, что было бы тогда!
Но беда никогда не приходит одна. В тот же день и почти в тот же час в восьмом бараке произошло еще одно событие.
Бойцы Задонова еще прошлой ночью взяли пистолеты для занятий. По установленным правилам, они должны были в ту же ночь вернуть оружие комбату. Но почему-то не сделали этого, а принесли пистолеты только сейчас. Задонов сунул их в фанерный ящик и уже собрался отнести его в подвал, как в барак ввалился незнакомый эсэсовец. В первую минуту Задонов растерялся, но быстро овладел собой и сделал знак еще не ушедшим двум подпольщикам. Те поняли сигнал и, готовые ко всему, встали с обеих сторон позади эсэсовца. Гитлеровец взглянул на Задонова, потом уставился на ящик.
— Кто ты такой? — спросил эсэсовец.
— Парикмахер, — не моргнув глазом ответил Задонов.
— А здесь что такое? — эсэсовец ткнул тростью в ящик.
— Мои инструменты, господин офицер.
— Гут, — пробормотал тот, повернулся и ушел. Позднее стало известно, что это был новый блокфюрер.
Когда об этом происшествии стало известно Симагину, он глубоко задумался: «Сразу два ЧП в один день! Не слишком ли много? И опять — наша разболтанность…»
Причина обыска выяснилась только на следующее утро. Некий продажный тип из первого барака, выходивший ночью в уборную услышал, как в умывальной комнате что-то подозрительно щелкнуло. Он не ослышался: в ту ночь в умывальне несколько подпольщиков занимались изучением оружия. Предатель донес о своих подозрениях лагерному начальству. Но произошло какое-то недоразумение: вместо первого барака эсэсовцы явились в седьмой и едва не натолкнулись на еще более ценную наживу.
— Нет, так дальше нельзя! — решительно сказал Симагин, вызвав Кимова. — Нельзя допускать, чтобы случайная оплошность грозила гибелью всей организации. Случаи в первом, восьмом и в нашем блоке можно было бы предотвратить. Все это можно объяснить только нашей вопиющей беспечностью. Я виноват вместе с тобой, Кимов. На меня возложено общее руководство
— Его судьба решена, — сумрачно ответил Кимов. — В одну подходящую ночь он не встанет с постели.
— Нет, это не годится. Нужно его судить. Перед народом! Пусть знает, за что приговорен к смерти. О составе трибунала подумаем.
— Не будет ли это лишним при наших теперешних условиях?
— Нет, не будет. Мы должны всем показать, что советская власть существует и здесь. Помни, Николай, упустим какого-нибудь иуду, всем нам… туда дорога! — Симагин показал на трубу крематория, над которой плясали языки пламени. — А главное, дело загубим! — Он сел, обхватив голову руками — Не могу забыть, что вот из-за такой же сволочи гибнет наш Ефимов…
— Что-нибудь известно о нем? — спросил Кимов.
— Нет, ничего не знаем, — вздохнул Симагин. — Я верю ему безгранично… Но — как жаль!
Симагин опустил голову, сгорбился. Видно было, что потеря верного, бесстрашного связного очень тяжела для него.
Через минуту он взял себя в руки.
— Николай, мне передали, что карты готовы, Ты забери их.
— Непременно! Карты очень нужны! — обрадовался Кимов.
У подпольщиков уже работала своя фотолаборатория. Несколько дней назад немецкие друзья выкрали у эсэсовского офицера карту района Бухенвальда и передали ее «Русскому политическому центру». В лаборатории эту карту размножили.
— Раздай комбригам и комбатам. Пусть Назимов поможет тебе. Но… — Симагин посмотрел в глаза Кимов а, — осторожность, еще раз осторожность! Ты, Николай, составь что-нибудь вроде специальной инструкции о хранении оружия и карт, выдаваемых для изучения. Расспроси также, где и как хранят свои документы командиры бригад.
— Слушаюсь, — коротко ответил Кимов.
— Думаю, что в ближайшее время необходимо созвать расширенное заседание центра. Нам нужно как следует подумать об усовершенствовании нашей организационной системы. Сейчас мы живем как-то раздвоено: с одной стороны — «Политический центр», с другой — военные командиры. Случались факты, когда людей, уже давно вовлеченных в подпольную организацию агитаторами «Политического центра», еще раз пытались вовлечь в военные подразделения. Эта суетливость вызывает у наших людей справедливое недовольство и раздражение… Еще раз — о военном руководстве. У нас теперь существуют две бригады. Вот-вот оформится третья. Надо бы подчинять их единому командованию. Это возможно при одном условии: если в «Политический центр» будет введен твердый, знающий свое дело старший командир. В период организации бригад нам очень помог Николай Толстый. Казалось, ему бы и следовало поручить единое командование. Но Николаю трудно, не хватает военных знаний. И вообще он не строевой командир… Да и задачи сейчас очень сложные. Перед нами вплотную стоит вопрос о детальной разработке конкретного плана вооруженного восстания и руководства им. Детальная разработка! Надо все предусмотреть. Расставить силы. Рассчитать действия на месте и во времени. Установить взаимодействие… Да мало ли что. «Интернациональный центр» возложил эту разработку на нас, Я уже советовался с некоторыми членами нашего центра. Хочется знать и твое мнение.
— Ты прав, абсолютно прав! — согласился Кимов. — Я, признаться, тоже начал путаться, порою не могу толком различить, где лево, где право.
— Кого же назначить, если можно так выразиться, главнокомандующим? — вслух рассуждал Симагин. — Есть два предложения. Одни рекомендуют подполковника Назимова, другие — подполковника Смердова. Оба — боевые командиры. Есть над чем подумать. «Деревянная» бригада начала формироваться раньше и организована она лучше. Пожалуй, именно она и начнет штурм. Менять ее командира сейчас, мне кажется, было бы неверно. Но это только мое мнение. Во всяком случае, поиски нового человека, способного встать во главе «Деревянной» бригады, нужно начать немедленно. Это падает на тебя, Кимов.