Вечный двигатель
Шрифт:
– Разве ты не знаешь, что поэзия в Микарданде запрещена?
– Нет. Почему?
– Орден счел, что она дурно влияет на наш... ик... боевой дух. Кроме того, ети клятые поеты слишком много врут. А што там в следусчей строфе?
IV
Проснувшись на следующий день, зер Феликс (теперь он дал себе слово называться так даже мысленно) сразу же перешел к насущным делам. Он добился вечернего приема у Великого Магистра и изложил там проект вечного двигателя. Зер Джувейн пришел в некоторое затруднение, тогда Борел призвал на помощь Кубанана.
Последний смог убедить Магистра, и тот наконец
– Хорошо, брат Феликс. Вы сообщите мне, когда все предварительные разработки будут закончены, и я вынесу ваше предложение на общее собрание.
Оставалось дождаться изготовления рабочей модели, и Борел пару дней понукал Хенджаре Медника. Одновременно он присматривал за строительством киоска для продажи лотерейных билетов, печатание которых почти завершилось.
Требовалось убить время, и Феликс свистнул Ереваца помочь поупражняться в езде на коляске. Через пару часов он довольно неплохо овладел трудным искусством попятного движения и разворота кругом на ограниченном пространстве.
– После обеда приготовишь коляску.
– Господина ехать кататься?
– Да. Но ты мне не понадобишься, я буду править сам.
– Уй. Нехорошо. Господина попадать в беда.
– Это уж моя забота.
– Ручаться: господина брать катать девушка. Плохой дело.
– Не лезь куда не просят!
– прикрикнул Борел на слугу.
"Теперь Еревац будет целый день дуться, и мне придется умащивать его, иначе не видать мне приличной службы", - подумалось Феликсу. Черт возьми, ну почему не существует механических слуг, абсолютно бесчувственных и не доставляющих хозяевам дополнительной мороки! На Земле, правда, кто-то попытался сотворить такого, но образец взбесился и уничтожил создателя.
Послеполуденное солнце застало Борела разъезжающим в экипаже по главному проспекту Мише. Рядом сидела Зердая и поедала спутника обожающими глазами.
– А если чья-нибудь коляска появится из-за поворота, то кто кого должен пропускать?
– поинтересовался Борел.
– Феликс, да в любом случае у тебя право приоритетного проезда! Ведь ты теперь член ордена, пусть даже и не настоящий хранитель!
– О!
– ограничился он восклицанием, поскольку подобное обстоятельство мало возбуждало его тщеславие. Очевидно, демократические институты Земли сделали свое дело, и здешние классовые различия пришлись Борелу не по вкусу. С легкой иронией он добавил: - Иными словами, поскольку я теперь почетный рыцарь, то могу мчаться по городу полным галопом, выкрикивая "баянт-хао!", а если кто-то попадет под колеса, то тем хуже для него?
– Естественно. А ты как думал? Ах да, ты же с другой планеты! Наверное, это и придает твоему облику неповторимые черты. За суровой внешностью искателя приключений скрывается самый нежный и внимательный мужчина, которого я когда-либо видела!
Борел скрыл улыбку. Как его только ни называли: и вором, и мошенником, и гнусным, подлым обманщиком, а вот нежным и внимательным - никогда. Может быть, это и есть пример проявления той относительности, о которой талдычат все волосатики-ученые?
– Куда бы тебе хотелось сейчас отправиться?
– спросил он спутницу.
– На Землю!
– отозвалась та, кладя голову ему на плечо.
На какой-то
– Давай съездим на турнирное поле за Северными воротами. Сегодня будет бой между зером Волхаджем и зером Шуспом.
– Что это за бой? Я о нем не слышал.
– Зер Шусп вызвал на поединок зера Волхаджа: у них какая-то ссора из-за дамы. Шусп уже трех рыцарей убил в подобных схватках.
Борел пришел в недоумение:
– Но ведь у хранителей, по идее, все общее, как у коммунистов, которые когда-то водились у нас на Земле. Так разве рыцарь имеет право быть ревнивым? Почему они не могли ухаживать за этой дамой одновременно?
– Все дело в традициях. Деве полагается отвергнуть одного возлюбленного, прежде чем принимать ухаживание другого. Поступить иначе бестактно.
Они добрались до Северной заставы и неторопливо покатили по проселочной дороге.
– А куда она ведет?
– спросил Феликс.
– Разве ты не знаешь? В Колофт и Новуресифи.
За последними домами, там, где начинались возделываемые поля, и находилась площадка для турниров. Борелу она напомнила футбольное поле какой-нибудь североамериканской средней школы: та же разноголосая толпа зрителей, те же маленькие деревянные трибуны, только вместо ворот - шатры. Центральный сектор одной из трибун представлял из себя ложу, предназначенную для высших чинов ордена.
В толпе сновали лоточники, и крик одного перекрывал общий шум:
– Цветы! Цветы! Красные цветы для сторонников Волхаджа, белые - для тех, кто за Шуспа! Купите цветочек вашего рыцаря-фаворита!
Судя по преобладанию белых цветов на шляпах, большинство зрителей составляли болельщики Шуспа.
Трибуны были заполнены, но Борел проигнорировал предложение Зердаи прогнать каких-нибудь простолюдинов и усесться на их места. Вместо этого он отвел девушку в тот конец поля, где стояли опоздавшие. Феликс немного досадовал на себя за то, что не приехал вовремя и не успел сделать несколько ставок. Ожидаемое зрелище обещало оказаться куда более азартным, чем лошадиные скачки на Земле. А если бы он поставил на обоих претендентов, уравняв шансы на выигрыш, то получил бы прибыль вне зависимости от победителя.
Заиграла труба, возвещая начало турнира. Из шатра неподалеку от Борела выехал рыцарь в доспехах мавританского типа и островерхом шлеме с наносником. Айя его, крупный и сильный на вид, также был защищен латами. По красным штрихам в экипировке всадника Феликс догадался, что перед ним зер Волхадж. Поскольку именно этот рыцарь был вызван на поединок, Борел (в силу собственной неприязни к насилию) проникся к нему сочувствием. Ну почему тот второй болван не мог просто по-дружески расстаться со своей любезной? Борел, например, именно так всегда и поступал, от чего обе стороны только выигрывали.