Вечный любовник
Шрифт:
У д'Обинье все эти любовные приключения вызывали сожаление. Он был предан своему господину, но осуждал его увлечение женщинами. Любовница-другая были бы вполне позволительны, но казалось, что вся жизнь Генриха состоит из ухаживаний за женщинами, а все при дворе следовали его примеру.
Д'Обинье, который любил своего повелителя, стал искать виновника происходящего. Кто привез в Наварру нравы французского двора? Кто привил моду к роскоши, экстравагантности и распутству? Можно было возразить, что и сам король столь же склонен к амурным приключениям, как и его жена, но долг королевы – быть
А теперь королева, после скандальной истории с Тюренном, стала близка с этим Шанваллоном.
Д'Обинье размышлял, как прекратить все эти безобразия. Если пойти к королю и рассказать ему, что он подозревает королеву в связи с Шанваллоном, Генрих пожмет плечами и скажет, чтобы д'Обинье не ходил к нему рассказывать о том, что ему и так давно известно.
«Что за нравы наверху! – стонал д'Обинье. – Но что будет дальше? Как отличается нынешний двор от тех времен, когда здесь правила добродетельная мать Генриха, неукротимая Жанна Наваррская!»
Однако д'Обинье был настроен решительно и однажды вечером направился в покои королевы. Ее фрейлины переполошились, когда он пришел. К королеве нельзя, сказали ему. Но он настаивал, что ему надо увидеть королеву. Дело неотложное. Он растолкал фрейлин и распахнул двери в спальню королевы.
Марго лежала на черных атласных простынях рядом с Шанваллоном.
Марго была в ярости. Ее злейшими врагами при дворе мужа были святоши, отравляющие ей жизнь. Как смел д'Обинье к ней врываться? Конечно, жаль, что он застал их с ее дорогим Шанваллоном вместе в самый неподходящий момент. Ее фрейлины должны были ее предупредить или хотя бы сделать так, чтобы она и ее любовник успели одеться.
Ей было все равно, рассказал ли д'Обинье обо всем Генриху, потому что тому и так было прекрасно известно, что она проводит время с Шанваллоном, в то время как он пользуется благосклонностью Фоссезы. Однако д'Обинье собирался поднять скандал, возможно, попытаться заставить ее оставить королевство, и она была твердо настроена преподать ему урок. Никто не имеет права учить ее морали и врываться в ее спальню, оставаясь безнаказанным.
Она пошла в покои мужа и не терпящим возражений голосом заявила, что им надо поговорить наедине, отослала его слуг.
– Этот д'Обинье, – безапелляционным тоном сказала Марго, – совсем обнаглел. Он ворвался в мою спальню и намеревается настроить против меня всех при дворе.
Генрих смотрел на нее, сузив глаза.
– Что? Уж не хочешь ли ты сказать, что д'Обинье хотел тебя соблазнить?
– Этот старый святоша? Тебе прекрасно известно, что он ворвался ко мне, чтобы застать меня врасплох. Ты думаешь, я буду это терпеть? Разве он имеет право обращаться… с дочерью Франции… таким образом? Отвечай, Генрих!
– Любопытно, сопутствовал ли его визиту успех?
– Какого рода?
– Обнаружил ли он то, за чем пришел.
– Ты не соображаешь, что несешь. Как ты смеешь!.. Ты сын какого-то мелкого принца. А я – дочь короля Франции…
– О, не надо, моя дорогая, у нас одни и
– Тебя в этих горах воспитывали как язычника.
– А мне иногда кажется, что тебя в Лувре воспитывали как шлюху.
– Не тебе меня порицать, мой дорогой. Кто может поставить мне в вину, что я ищу способа немного поразвлечься, если мой муж так редко разделяет со мной ложе?
– О, ты достаточно поразвлекалась и до того, как обзавелась мужем.
– Не учи меня морали.
– Морали? Я? Она рассмеялась:
– По крайней мере, ты понимаешь неуместность нравоучений! Что ты собираешься делать с д'Обинье?
Он не ответил. Ее тирады его не очень волновали. С Марго всегда что-то случалось – казалось, ее притягивали разные скандалы. Он же чувствовал себя менее счастливым после того, как при дворе появился Анжу. Генриху хотелось, чтобы он уехал. Ухаживания Анжу за Фоссезой становились все более откровенными, и хотя он не мог похвастаться приятной внешностью, но зато, в отличие от грубоватого Генриха, обладал обычными для французского двора хорошими манерами. Фоссеза приехала с Марго из Парижа и хорошо помнила галантность тамошних придворных, учтивость обращения, по которой она так скучала при дворе Наварры. Генрих мог поклясться, что Анжу ей немного нравится.
Он был так увлечен Фоссезой – простодушной маленькой девушкой. «Моя девочка», – звал он ее. Но только ли ему она принадлежала? И если да, то долго ли это продлится?
Чтоб ему провалиться, этому Анжу! Чтоб провалиться всем Валуа! От них одни неприятности.
– Ну, – повторила Марго, – что ты собираешься делать с д'Обинье? Отвечай!
– А что я должен делать?
– Отправь его в отставку. Удали от двора. Ты что, позволишь оскорблять твою жену?
– Отправить в отставку д'Обинье? Ты сошла с ума. У меня не было лучшего слуги.
– Он оскорбил меня.
– Тебе не следовало вести себя так, чтобы стать мишенью для оскорблений.
– А как у тебя с этим твоим насекомым?
– Я не знаю никаких насекомых.
– Фоссеза… маленькая ползучая Фоссеза, которая, как всем известно, возможно, в этот самый момент поводит время с моим братом.
– Убирайся отсюда! – крикнул Генрих.
Он был в ярости. Марго редко видела его таким разозленным и поэтому поспешила ретироваться.
Но когда Марго за что-то бралась, она старалась во что бы то ни стало довести дело до конца и теперь решила добиться удаления д'Обинье. Это было непросто, потому что Генрих ценил его преданность. Может, он и раздражал короля своими нравоучениями, назидательными речами, но в целом вызывал уважение, и Генрих не собирался расставаться с тем, кого считал своим лучшим другом.
Однако у Марго возникла одна идея, и она пришла к Генриху обсудить ее.
Генрих не хотел выпроваживать своих слуг, но Марго настояла на этом, а когда они остались одни, сказал:
– Если ты опять насчет д'Обинье, то напрасно тратишь время, он останется при дворе.
– Я пришла поговорить о нем и… Фоссезе.
– О Фоссезе?
– Мой брат оказывает знаки внимания Фоссезе.
– Твой брат – дьявол. Он делает это назло мне.
– Тебе же ничто не мешало делить с ним Шарлотту?