Вечный любовник
Шрифт:
Гиз пребывал в нерешительности. Пока король жив, его очень удобно обвинять во всех несчастьях, но как только умрет – и смерть будет на совести Гиза, – не изменят ли французы отношение к своему недавнему кумиру? Гиз не знал, что ему делать. Он зашел уже слишком далеко, Париж был готов восстать против короля, но Гиз колебался и не делал решительного шага.
Екатерине, королеве-матери, казалось, что она понимает Гиза. Он медлит, говорила она себе, потому что боится. Ей надоело смотреть, как ее горячо любимый сын прячется в Лувре под усиленной охраной, и она велела отослать вызванных солдат, оставив лишь
Тотчас выяснилось, что это было ошибкой. Люди слишком устали от своего короля. На улицах стали собираться студенты, к ним присоединились монахи, а вскоре из своих домов вышли простые горожане. Толпа была готова двинуться на Лувр.
Гиз вышел к людям и успокоил их, а они ответили ему еще большим почитанием, высказав готовность следовать за ним куда угодно. Парижане хотели свергнуть династию Валуа и усадить на трон Гиза.
Он был изумлен и слегка встревожен собственным могуществом. Судьба короля Франции была в его руках. Но убить короля он не мог, ибо воспитывался в почтении к монархии. Гиз не знал, что делать, и это было ужасно. В глубине души он понимал, что если захватит трон, то во Франции начнется гражданская война, которая может оказаться более кровопролитной, чем та, что время от времени велась между католиками и гугенотами и продолжалась сейчас в столкновениях Лиги и Генриха Наваррского – законного наследника престола.
Гиз понимал: для него настал решительный час, и допустить ошибки нельзя. Он решил немного подождать. Поэтому распустил людей и поставил стражу у ворот Лувра, но так, чтобы у короля оставалась возможность беспрепятственно покинуть дворец через ворота, выходящие на Тюильри.
Короля тотчас же поставили об этом в известность. Он вышел через неохраняемые ворота и скоро покинул Париж.
Люди на баррикадах торжествовали: король вынужден вступить в переговоры с Гизом и принять условия, которые ему диктует Лига. В Блуа собрались Генеральные штаты, и казалось, будто между Гизом и королем все улажено. Но оба понимали: настоящего перемирия быть не может. Король повторил своим любимчикам то, что говорил раньше: «Один из нас должен умереть». Любимчики короля решили, что это должен быть Гиз, и стали готовить покушение на него.
Двор расположился в Блуа; король находился в своих покоях с любимчиками; Гиз – у себя, предаваясь утехам с любовницей, Шарлоттой де Сов, ставшей маркизой де Нуармутье. Королева-мать оставалась в своих покоях, потому что ее подкосил приступ подагры, и вообще ее здоровье за последний год сильно ухудшилось.
Это должно было произойти, потому что двоим – королю Парижа и королю Франции – не было места в этом мире. Один из них должен уйти.
Гиз поднялся с кровати, и Шарлотта, вместо камердинера, помогла ему одеться. Из всех ее любовников она сильнее всех была привязана к этому и понимала, почему Марго никогда не забывала обругать тех, кто помешал их свадьбе.
Во время одевания они время от времени целовались и прижимались друг к другу. Этим утром Шарлотта была очень счастлива.
Гиза вызвали в покои Генриха III. Он шел по прилегающим к ним комнатам, и не успел приподнять занавеску, чтобы войти к королю, как его настиг первый удар. Но даже тут он не понял, что происходит, пока
– Боже, смилуйся надо мной! – воскликнул Гиз и упал на пол.
Король вышел из своей спальни, чтобы взглянуть на поверженного врага. Равнодушно глянув на вытекающую из ран кровь, прикоснулся к высокой фигуре ногой. Убийцы сгрудились вокруг него в ожидании одобрения их деяния.
– Какой он высокий, – пробормотал Генрих. – А после смерти, кажется, стал еще длиннее. – Потом повернулся к своим дружкам, улыбнулся и добавил: – Теперь во Франции только один король.
Он прошел в покои матери. Она лежала на кровати, и Генрих III подумал о том, как она постарела за последние месяцы: ее кожа пожелтела, на лице появилась усталость от боли и тревоги за сына. Но когда король подошел ближе, Екатерина, как обычно, ему улыбнулась.
– Как чувствует себя матушка? – спросил Генрих.
– Не очень хорошо, сынок. Хотя в кровати мне лучше. А ты?
– Сегодня я чувствую себя отлично.
Она приподнялась на локте, в ее глазах появились тревожные огоньки.
– Да, – продолжил Генрих, – сегодня я счастлив, потому что теперь я – единственный король Франции. Матушка, я убил короля Парижа.
Она посмотрела на него с ужасом. Ее губы шевельнулись, словно хотели сказать: «Нет!» Но в комнате не раздалось ни звука. Генрих подумал, что мать хватил удар.
Но вскоре ее глаза слабо замерцали, и Екатерина промолвила:
– Что ты наделал, сынок! О, мой сын, что ты наделал! Боже, сделай так, чтобы это не привело к несчастью!
Истощенная, Екатерина Медичи откинулась назад на подушки. Она все еще была полна тревоги, но пыталась что-то придумать. Ее безрассудно храбрый сын – единственный человек на земле, которого она любила, – оказался в опасности. Она так старалась избежать восшествия на престол Генриха Наваррского, но теперь это стало почти неизбежным. Королева-мать не думала о том, что последует за убийством Гиза, ее беспокоило лишь то, что станет с ее сыном.
Он убил самого популярного человека во Франции. Теперь месть будет поджидать его на каждом шагу.
Через тринадцать дней после убийства Генриха де Гиза Екатерина Медичи умерла. Казалось, ее так потрясли последние события, что она не смогла этого перенести. Королю угрожала нешуточная опасность, и королева-мать это понимала, но он больше не советовался с ней и был обречен. А сама она была слишком слаба, чтобы подняться с постели. Ей не оставалось ничего больше, как только закрыть глаза и умереть.
Генрих III бесстрастно смотрел на мертвое лицо матери, которая так самозабвенно его любила, и понимал, что потерял лучшего друга. Но все-таки первым его чувством было облегчение. Теперь он свободен. Может беспрепятственно следовать своим желаниям и больше не обсуждать свои поступки с матерью, не слушать ее советов. Гиз мертв, Екатерина мертва. А именно они вносили беспокойство в его жизнь.
Однако Лига со смертью Гиза понесла гораздо меньший урон, чем это можно было ожидать. Великий герцог умер, но его место были готовы занять младший брат Гиза, герцог де Майенн, и сестра, герцогиня де Монпансье. Было ясно, что они не успокоятся, пока не отомстят за гибель брата.