Вечный любовник

Холт Виктория

– Приданое? – усмехнулся герцог. – Что вы скажете насчет тысячи экю?

Франсуаза презрительно усмехнулась:

– Это благородная юная мадемуазель, месье; она девственница.

– А две тысячи?

– Нет, месье, пожалуй, нет. Я бы никогда не рассталась с моей нежной маленькой девочкой меньше чем за шесть тысяч.

Как Франсуаза и предполагала, д'Эпернон не забыл об этом разговоре. Поэтому не удивилась, когда через некоторое время в Кевр прибыл посланник от короля. Это был другой его любимчик – месье де Монтиньи.

– Его величество хочет видеть вашу дочь при дворе, –

сообщил он Франсуазе.

Франсуаза лукаво улыбнулась:

– Красота моей дочери получила такую известность, что о ней узнали и при дворе? А как же ее бедная матушка? Она будет очень скучать по дочери.

– Его величество готов компенсировать вашу утрату.

– О, мне будет так ее не хватать! Трудно будет найти утешение.

– Позвольте мне взглянуть на девочку.

– Вы в любом случае можете ее увидеть.

Габриэла хорошо помнила, как ее привели в комнату, поставили перед элегантным молодым человеком с проницательными глазами и он начал ее рассматривать, слегка позевывая, словно ему демонстрировали нечто весьма скучное.

– Не лишена грации, – нехотя признал он.

– Не лишена грации! – воскликнула Франсуаза. – И это все, что вы можете сказать, увидев красивейшую девушку Франции?

– Его величество предлагает вам три тысячи.

Франсуаза покачала головой:

– Габриэла, детка моя, выйди отсюда. Этот разговор не для детских ушей.

Габриэла удалилась, понимая, что они торгуются из-за нее, и если переговоры будут успешными, то она уедет с этим скучающим молодым человеком. И задумалась, каким он окажется любовником.

Между тем торговля продолжалась, хотя Габриэла уже не слышала, что происходило дальше.

– Я предлагаю вам три с половиной тысячи, и будем считать сделку совершенной.

– Нет, месье, я говорила месье д'Эпернону о шести тысячах, и сейчас имею в виду эту сумму.

– Мадам, вы торгуетесь с королем.

– А кто может лучше заплатить за свои удовольствия?

– Будьте осторожнее, мадам. Помните, с кем вы говорите.

– Я и не забываю. Король хочет видеть мою дочь, потому что месье д'Эпернон, который наслаждается с ее сестрой, рассказал ему о несравненной красоте Габриэлы. Цена – шесть тысяч экю.

– Мадам, буду с вами откровенен. Король прислал меня поторговаться. Но он велел не идти дальше четырех тысяч экю. Вы согласны?

– Нет, – отрезала Франсуаза.

– Тогда мне больше нечего вам сказать.

– Ничего, кроме «до свидания», месье де Монтиньи? До свидания!

Монтиньи вздохнул и стал собираться, а Франсуаза с досадой за ним наблюдала. Он действительно собрался уезжать, потому что спустился во двор и уже сел в седло. В этот момент она послала за ним пажа.

– Месье де Монтиньи, – сказала Франсуаза, когда он снова предстал перед ее очами, – у меня к вам небольшой деловой разговор.

Итогом этого разговора стало то, что, когда месье де Монтиньи уезжал из Кевра, Габриэла д'Эстре отправилась вместе с ним. Мать продала ее королю Франции за четыре тысячи экю.

Король развлекался с ней несколько недель: держал ее при себе, обращался с ней так, будто очень в нее влюблен. Но это не беспокоило его молодых людей, они слишком хорошо знали своего повелителя.

Он

привил ей свою привычку играть с обезьянками и маленькими собачками, и она помогала ему учить попугаев разговаривать. Это была очень приятная жизнь, потому что королю мало что требовалось. Занятия любовью его быстро утомляли, он настаивал на них весьма нечасто, а Габриэла была этому только рада. Генрих III казался ей очень старым, и она была довольна, когда любимчики уводили его прочь или когда он часами обсуждал с ней свои наряды и драгоценности.

Потом Габриэла обнаружила, что король все чаще зевает в ее обществе, а следом и беседовать с нею стал реже.

Он поговорил о Габриэле с д'Эперноном, который спросил, не наскучила ли ему эта маленькая очаровательная любовница.

– Мой дорогой, – отозвался король, – ты же знаешь, как я отношусь к таким маленьким девочкам. Они очаровательны, но не вызывают у меня большого интереса. У нее прекрасная белая кожа, и она очень стройная. Королева такая же. По правде говоря, подобные дамы меня не очень привлекают.

– Жаль, что вы заплатили за нее четыре тысячи экю.

– Четыре тысячи? Я заплатил шесть.

– Разве шесть? Но ее мать сказала, что вы заплатили только четыре.

– Она так сказала? Значит, лжет.

– Думаю, нет. Она выглядит правдивой. Король послал за Монтиньи, который не смог скрыть, что в результате этой сделки получил небольшую прибыль.

– Посредничество это предполагает, ваше величество, – стараясь как-то загладить свою вину, пробормотал смущенный Монтиньи.

– Убирайся с глаз долой! – велел король. – Я дал тебе шесть тысяч за эту девочку, ты заплатил четыре, а две прикарманил. Я не люблю подданных, которые обращают к своей пользе мои дела.

Монтиньи попал в опалу, Габриэла тоже. Казалось, король охладел к ней потому, что она стоила только четыре тысячи экю, а он из-за нее стал жертвой мошенничества.

Мадам д'Эстре, услышав о произошедшем, пришла в ярость. Она поспешила ко двору с намерением сказать месье де Монтиньи все, что о нем думает. Но Монтиньи ее еле слушал, он был в сильном расстройстве из-за того, что попал в немилость к королю из-за ее дочери.

У мадам д'Эстре были свои проблемы. Ей не нравилось, что король столь быстро охладел к ее дочери. Люди могли сказать, что девушка, несмотря на внешнюю красоту, лишена истинной женственности, раз ее любовник, заплативший за нее столь высокую цену – хоть и был при этом обманут, – так скоро от нее устал.

Франсуаза решила заключить сделку с кардиналом де Гизом – членом дома не менее достойного, чем королевский, и при том имеющим отношение к церкви. Всем было известно, что таким людям угодить непросто.

Король не возражал расстаться с девушкой, и мадам д'Эстре наконец была удовлетворена – две сделки лучше одной.

Кардинал де Гиз оказался более страстным любовником, чем король Франции, и Габриэла пришла к выводу, что с ним ей лучше. От нее теперь не ждали, что она станет заводить дружбу с животными или обсуждать, какие драгоценности больше идут ее любовнику, ей не нужно было больше слушать болтовню молодых людей и ловить на себе их завистливые взгляды.