Вечный ястреб
Шрифт:
Он опустился на колени. Ребенок, смеясь, потянулся к нему и попытался обхватить за шею ручонками, когда отец взял его на руки.
Мать надела на Донала рубашонку, сверху кафтанчик, и все вместе спустились на кухню, где Карен готовила завтрак. Оставив ребенка с девушкой, Касваллон повел Мэг посмотреть, как всходит солнце над горами Друина. Мэг, чувствуя, что мужу грустно, молчала.
Они поднялись на холм, сели под развесистым дубом.
– Прости меня, любимая, – сказал Касваллон и поцеловал руку жене.
– За что? Мужчина должен порой давать
– Знаю, но ты единственная, кому я не хотел бы причинить боль.
– Дурачок. Ты думал, я стану страдать из-за разбитых мисок?
– Зачем ты пошла за меня? – спросил он вдруг.
– Отчего все мужчины такие глупые? – задала она встречный вопрос.
– Нет, я серьезно. Зачем?
Заглянув в зеленые глаза Касваллона и ощутив придавившее его бремя, Мэг пригнула к себе его голову для поцелуя.
– На это никто не может ответить. В тот первый раз, когда ты подошел ко мне на Играх, ты мне не понравился. Я видела в тебе зазнавшегося фарленского вора. Но когда Маггриг тебя прогнал, я стала часто о тебе вспоминать. Потом, обнаружив тебя поутру в своей комнате, я воспылала к тебе жгучей ненавистью. Я искренне желала, чтобы тебя убили. Но дни шли за днями, думы сменялись думами, и когда ты зимней ночью, с обледенелой бородой, явился в общинный зал, я поняла, что люблю тебя. Скажи теперь ты: зачем тебе надо было рисковать жизнью, чтобы жениться на мне?
Мягко высвободившись, он взял в ладони ее лицо.
– Потому что до встречи с тобой жизнь не имела для меня никакой ценности.
Они долго сидели молча, наслаждаясь теплом восходящего солнца.
– Теперь скажи, что гнетет тебя, – попросила Мэг.
– Не могу. Я дал слово. Скажу лишь, что нам больше не придется жить так, как прежде. Я знаю, что нынешним летом золотые времена Фарлена скорей всего кончатся, и это знание меня убивает.
– Аэниры?
– И собственная наша глупость.
– Вечно никто не живет, Касваллон. Человек, будь то мужчина или женщина, может умереть в любой миг, поэтому сегодняшний день всего важнее для нас.
– Я знаю.
– Знаешь, но не проникся этим. Положим, ты прав, и аэниры придут сюда на будущий месяц или на будущий год. Допустим также, что они убьют нас обоих…
– Нет! Не желаю даже думать об этом!
– Придется подумать! – жестко сказала Мэг. – Что толку мучить себя понапрасну? Аэниры пока еще не пришли. Мы вместе. У нас есть Донал и Гаэлен. Мы наслаждаемся миром и нашей любовью. Не ты ли всегда говорил, что завтрашний день должен сам о себе заботиться?
– Я мог бы все повернуть по-другому.
– Вот она, настоящая причина твоего горя. Ты не стал бороться за титул лорда-ловчего, отказался от места в совете и теперь сожалеешь об этом. Но один человек не может помешать такому народу, как аэниры. Кто они и к чему стремятся? К войне и смерти, крови и разрушению. Скоро они сами сгинут бесследно, ибо не создают ничего.
– Ты сердишься на меня, – посетовал Касваллон.
– Да, потому что ты позволил страху войти в свое сердце, и он побуждает тебя сдаться без боя. Не этого я ждала от тебя, Касваллон из Фарлена.
– Чего же ты ждала? – улыбнулся он.
– Что ты всегда будешь мужчиной. Ты сердит на Камбила за то, что он позвал аэниров на Игры?
– Да.
– Почему так?
– Потому что они все здесь разведают и будут воевать с нами малой кровью.
– Значит, устрой так, чтобы в пути их сопровождали наши охотники.
– Не могу. Совет…
– Чума на твой совет! Ты один из самых богатых людей во всех трех долинах. И сторонники у тебя найдутся – например, Леофас. Подбери себе сотню надежных людей. Кстати, вот еще что. Карен вчера была на восточных холмах и видела за стенами Атериса мужчин, которые упражнялись в стрельбе и метании копий.
– Ну так что ж? У аэниров есть свои Игры.
– Раньше такого не замечалось.
– Зачем же, по-твоему, они это делают?
– Аэнирских гостей будет двадцать. Думаю, они попросят, чтобы их допустили участвовать в Играх.
– Для чего?
– Чтобы выиграть.
– Им этого никогда не позволят.
– Распорядителем Игр в этом году будет Камбил.
– Немыслимо, – прошептал Касваллон. – Но ты права, в случае удачи они многого сумеют добиться. Их победа подорвет дух наших воинов и даст им право свободно разъезжать по горам.
– Вот теперь ты уже больше похож на моего Касваллона.
– Именно. Надо было мне поговорить с тобой раньше, Мэг.
Касваллон позвал Гаэлена и Гвалчмая понаблюдать за странным поведением аэниров. Казалось, что половина Асбидагова войска вышла за стены города. На равнине стояли шатры. Натянутые веревки огораживали беговую дорожку, поля для стрелков и копейщиков, огромный круг для борьбы и сражения на мечах. Проводились и состязания силачей.
– Совсем как Игры, – удивился Гвалчмай. – Давно они этим занимаются?
– Карен видела их вчера, – сказал Касваллон.
– У них есть несколько хороших атлетов, – заметил Гаэлен. – Гляньте вон на того белобрысого бегуна – мчится, как ветер.
Драда и Онгист внизу тоже следили за бегунами. Онгист поставил десять золотых на Снорри Вольфсона против фаворита Драды, Борака. На последнем отрезке Снорри отстал на тридцать шагов.
– А, будь ты проклят, – проворчал Онгист.
– Он хорошо бегает на короткие расстояния, – усмехнулся Драда, – и не создан для длинных.
– Может, побьемся об заклад против Орсы?
– Нет. В силе он никому не уступит. – Братья прошли через беговую дорожку туда, где двенадцать человек состязались в поднятии тяжестей, и расположились на траве.
После жеребьевки один из силачей подошел к мраморному шару, где были вырезаны имена величайших поэтов Атериса. Вес этой сферы, которая раньше покоилась на бархатном цоколе в библиотеке города, превышал шестьдесят фунтов.
Силач, согнув колени и держа снаряд у груди, вышел к черте, вскинул шар над головой и метнул. Шар грохнулся шагах в пяти от него. Трое служителей выковыряли его копьями из земли и опять подкатили к черте.