Ведите себя правильно

Иевлев Павел Сергеевич

— Блин, чел, меня в этой жизни ни одна падла ни разу не пожалела. Я Говночел, чел. И я не могу паинькой, непременно наговняю. Зря ты за меня баблом вложился, чел. Типа сенкаю и всё такое, но, блин, рили порожняк. Я неисправим, чел. Бывало, пообещаю себе быть хорошим, рили прям всерьёз, по-чесноку пытаюсь, а всё равно говно какое-то выходит. Только хуже делаю, рили. Но как же, блин, в тюрягу не хочется, ты бы знал, чел!

— Вернул засранца? — неласково прокомментировала возвращение панка Швабра. — Упустил шанс балласт сбросить?

Говночел

даже отвечать ей не стал. Вздохнул горестно, с подвыванием, и поплёлся на второй этаж.

— Душ прими, — крикнула девушка ему вслед, — воняешь!

— Оставь ты его в покое, — попросил я. — Ему и так досталось.

— И поделом. Лично я бы и не почесалась его вытаскивать. Тебе его насовсем отдали? В вечное рабство?

— Под залог до суда.

— То есть ты за этого говнюка ещё и бабки отдал? Много?

Я назвал сумму, и Швабра уставилась на меня выпучив глаза.

— Ты серьёзно, босс? — задохнулась она от возмущения. — Я тут мою чужое ссаньё за гроши, а ты отвалил вот такенную кучищу баблища за бесполезного урода? Знаешь, босс, вот это реально обидно щас было! Ты мне просто в душу харкнул, босс!

— Не преувеличивай, — покачал головой я. — Не в душу, а в кошелёк.

— Именно там она и хранится, босс. Я жду извинений! На колени вставать не обязательно, хотя я бы не отказалась.

— Ладно, обещаю, что, если ты попадёшь в тюрягу, я и за тебя внесу залог.

— Не совсем то, что я ожидала услышать, но для начала сойдёт. Учти, я тебя ещё не простила. И я страшно злопамятная.

— Могу в качестве утешения нанять тебя убирать второй этаж.

— Так себе компенсация за то, что какой-то говнюк получил две моих годовых зарплаты просто так!

— Он ничего не получил. Это просто залог. Его вернут. А я тебе дам полторы ставки.

— Две!

— Облезешь. И неровно обрастёшь.

— Ладно, жадина, пусть будет полторы. Если у тебя осталось, чем мне платить после инвестиций в эту вонючку. Кстати, у него что-то с рожей или мне показалось?

— А-а-а! Чел! Что с моей рожей, чел! — раздался истошный вопль сверху.

Послышалось шлёпанье босых мокрых ног, и на лестнице воздвигся авангардным монументом голый Говночел.

— Босс, если я его сейчас убью, тебе вернут деньги? — деловито спросила Швабра.

— Нет. На суд я должен предъявить его живым.

— И целым? Или некоторые не очень важные части могут отсутствовать?

— Мои татухи! Где мои татухи, чел! — возопил панк, даже не пытаясь прикрыться. — Что за нафиг? Не надо так!

— Какие ещё татухи? — спросил я совершенно серьёзно.

— Мои партаки, чел! На роже! На руках! На груди! На ногах! На жопе даже исчезли, чел! Смотри! — он повернулся, демонстрируя себя с новой стороны.

— Извини, босс, я блевать… —

сдавленным голосом сказала Швабра, стремительно удаляясь в сторону туалета.

— А с чего ты взял, что у тебя были татуировки?

— Что ты несёшь, чел? Не надо так, чел! Я каждый партак помню! Кто бил, как, когда. На жопе у меня, например, был набит след от говнодава, типа символ того, что равнодушное мещанское общество меня выпнуло нафиг, и я рили тру пункер, андеграунд и всё такое. Так мне объяснил тот челик, который бил. Он, правда, потом хотел себе позволить с моей жопой лишнего, и я его отмудохал, но блин, чел, это был крутейший партак! А бутс на ноге? Ты знаешь, чел, что он значит? «Пинай говно!» Чел, это не херня какая-то, это позиция! И где всё, чел?

— Не знаю, — пожал плечами я, — не помню у тебя никаких татуировок. Тем более на лице.

— Чел, ты чо, чел? — побледнел панк. — Ты гонишь, чел, скажи, что гонишь!

— Да вон и девушка подтвердит. Эй, там, в сортире!

— Чего, босс? — выглянула Швабра.

— Разве у него были татуировки?

Уборщица посмотрела на меня, на панка, снова на меня. Я держал лицо тяпкой, но она сообразительная.

— Нет, босс, не было. Он и без того достаточно мерзкий. Извини, я пойду ещё поблюю. Не зови меня, пока не уберёшь это с лестницы…

— Блин, пиплз, вы рили сериосли? Я чо, блин, рили кукухой съехал? Пиплз, не надо так!

— Жизнь боль, — напомнил я ему.

— Шит. Факинг шит, — сказал панк тихо и побрёл наверх, оставляя на ступеньках мокрые следы босых ног.

— Жёстко ты с ним, босс, — сказала Швабра, вернувшись из туалета. — Но заслуженно. Я из-за него оставила в унитазе весь завтрак.

— Посмотри на это с другой стороны, — сказал я, — однажды он бы всё равно там оказался.

— Не утешает.

— Чем могу. А Говночелу не помешает хорошая эмоциональная встряска. Чтобы не думал о том, что скоро суд.

— А он скоро?

— Не знаю. Надеюсь, что нет. Пусть страсти по побитым детишкам поулягутся.

— Да плевать им на детишек, босс. Это отребье и дети отребья. Как я. Годятся только чтобы натравить на кого-нибудь. На меня, например.

— Зачем?

— Не знаю. Наверное, чтобы я не подавала другим примера. Чтобы все видели, что быть не со всеми очень паршиво.

— А почему ты не со всеми?

— Потому что меня от них тошнит, босс. Нальёшь тоника, рот прополоскать?

— Конечно. Со льдом?

— Если не трудно.

— Хочешь вчерашнего пирога?

— Не, босс, я теперь дня три жрать не смогу. Вспомню, как этот говнюк тут мудями тряс, и сразу блевать побегу. Меня мерзит от голых мужиков. Нет зрелища отвратительнее. Я даже на пляж не хожу никогда, мне тупорылого братца с его «проветриванием» хватает, чтобы не расставаться с белым другом неделями.

— А тут есть пляж? — удивился я. — Не видел реки.

— Не река, озеро. Я иногда купаюсь там. Ночью. Чтобы точно никого не было. Из города его не видно, рельеф…