Ведите себя правильно
Шрифт:
— Зачем?
— Это познавательно. Разве вы не хотите заглянуть в логово конкурентов?
— Бар не конкурирует с заводом. Это непересекающиеся сферы деятельности.
— Ой, я вас умоляю, Роберт, Вы знаете, что мы знаем, что вы знаете и так далее… К чёрту рекурсии, просто приходите. Я, в отличие от местных, не сторонник средневековых предрассудков и считаю, что мы вполне можем сотрудничать. Противоречия в концепциях всего лишь условность.
— То есть вы не местный?
— Очевидно же! Мне не исполнится в сентябре тридцать шесть, или пятьдесят четыре, или семьдесят два и даже, к сожалению, восемнадцать
— Похоже, они неплохо экономят на праздновании дней рождения.
— Да, с этим тут заебись, весь город отмечает разом. Увидите через пару недель, будет презабавно. А ещё все они — Девы! Разве это не символично? В общем, жду вас на экскурсии.
— Ничего не обещаю.
— И не надо. Я уверен, всё у нас с вами будет заебись! — Заебисьман раскланялся и бодро потопал туда, где распинался окружённый родителями Директор.
Интересно, за кого он меня принимает?
***
Клушатник сегодня собрался позже обычного — видимо, тоже посещали торжественное мероприятие. Кофе и чизкейки помогают им справиться с переполняющими эмоциями — идёт активное обсуждение: кто, с кем и в чём пришёл, где, как и с кем стоял, куда, как и на кого смотрел. На меня в этом контексте кидают косые, но заинтересованные взгляды. Неужели, правда, кому-то может прийти в голову, что у меня адюльтер с уборщицей? Наверное, местный бомонд это страшно шокирует. Или интригует. Или всё разом.
Впрочем, на дамские пересуды мне плевать. На что мне не плевать, так это на то, что Говночел не вернулся со склада. Тележки в подсобке нет, значит, туда он отбыл. Неужто припал к запасам и упал там, где припал? С него станется. Ситуация вызывает беспокойство, но оставить «клушатник» нельзя, придётся ждать, пока они допьют, дощебечут и дослушают радио.
— …Мы оба знаем, что девчонка — отродье.
Я уже различаю голоса, этот похож на директорский. Неформальный лидер местной общины, управляющий какой-то шахтой, активист и руководитель тайного общества борьбы с Древним Злом. Глава самодеятельной инквизиции.
— Это моя дочь. Рождённая человеком от человека, как и заповедно нам Господом. Ибо сказано: «Плодитесь и размножайтесь».
Это владелец таверны. Мой средневековый коллега.
— И кто её мать?
— Моя жена. Она умерла от горячки. Есть записи доктора, есть запись в церковной книге…
— Она подделана.
— Что?
— Викарий всё рассказал. Ты подкупил его. Хорошо подкупил, он не признавался, пока на оказался на дыбе.
— На дыбе люди признаются в чём угодно. Даже в том, чего не было.
— Твоя дочь умерла во время мора, твоя жена покончила с собой, эта девчонка — отродье. Да она же вылитая Ведьма!
— О, так ты знаешь, как та выглядит? Может быть, ты даже не столь безгрешен, как говоришь?
— Убери руку с арбалета, я знаю, что он у тебя под стойкой и направлен мне в живот. И знаю, что ты можешь выстрелить…
Голос звучит натужно-примирительно, но я тоже рефлекторно опускаю руку под стойку и проверяю дробовик. Не верю я таким голосам.
— …но я пришёл просто поговорить, старый друг.
— Никаких факелов с кольями? — скептически спрашивает владелец таверны.
— Не в этот раз. Просто выслушай меня.
— Говори.
— Отродий всё больше.
— Разве?
— Люди стали слабы, друг. Огонь истинной веры больше не горит в их сердце. Они принимают отродья как детей своих. Они не хотят отдавать их. Они врут, подделывают записи, подкупают доктора… да ты и сам это знаешь. Я уже не уверен, что сами они не отродья, пропущенные нами в прошлый приход Ведьмы. Сколько из городских детей действительно рождены женщиной? Если мы дадим им вырасти, не окажется ли однажды, что отродий больше, чем нас? Что вскоре они будут решать нашу судьбу? Подумай над этим, старый друг.
— А может быть, они окажутся милосерднее нас? Подумай над этим ты, — ответил ему трактирщик.
Надеюсь, тогда уже изобрели стаканы, чтобы их протирать.
Глава 15. Говнюк Лимонадик
— Уехал он, — сказала Мадам Пирожок, глядя на меня с обидным сочувствием. — Пока ждали разгрузки, я ему коктейля налила, уж больно бледный. Парнишка подсел в зале к водителю, поболтал с ним — уж не знаю о чём, мне недосуг слушать, — а потом, смотрю, в кабине отъезжающего трака дурная голова маячит.
— Понятно. Тогда заберу товар сам. Видимо, теперь так и будет.
— Говорят, вы за него залог внесли? Правда, что ли?
— Внёс.
— Зря.
— Вижу. Будем считать, что я пополнил муниципальный бюджет крупным и не вполне добровольным пожертвованием. Надеюсь, город использует мои деньги на что-нибудь полезное.
— Не расстраивайтесь. Осенью люди больше пьют, а значит, бар становится прибыльнее.
— Осенняя депрессия — барменский хлеб, — согласился я, забирая тележку.
Выгрузив товар в подсобку, отправился в полицейский участок. Всё-таки нарушение условий залога — это почти побег из тюрьмы.
— Удрал, значит, — констатировал Депутатор, выслушав меня.
— Как есть удрал. Надо подавать в федеральный розыск, такой придурок далеко не убежит. Снова попробует ограбить какой-нибудь бар, и либо ему снесёт пустую башку из дробовика бармен, либо пристрелит при аресте полиция.
— Вы же не стали в него стрелять, Роберт.
— Он безобидный дурак. Но не все станут над этим задумываться.