Ведьма-хранительница
Шрифт:
– Пожалуй, он сгодился бы на папиной мельнице – ходить в колесе, – сказала я, прикидываясь поглощенной в раздумья. – Как ты считаешь, сестричка?
– Ну… э-э-э… – Орсана непонимающе вытаращилась на меня, однако женская солидарность и природная сметливость быстро взяли свое. – Я думаю, папа не будет возражать.
– Конечно, не будет! – подхватила я. – На смертном одре он сказал, что мы можем распоряжаться мельницей и всеми деньгами по своему усмотрению.
– Бедный батька… – всхлипнула Орсана, роняя скупую слезу. Я обняла «сестренку», и
Милая семейная сцена растрогала возницу; у него появился шанс всучить слепого коня двум глупым девицам, ничего не смыслящим в сельском хозяйстве – где ж это видано, чтобы скакового жеребца запрягали в жернов!
– Что ж, я мог бы, пожалуй, уступить его за… э-э-э… двадцать кладней.
Рыдания усилились.
– Впрочем, снисходя к вашему дочернему горю… так уж и быть, семнадцать.
Я незаметно толкнула Орсану в бок. Но той, очевидно, стало жалко всех денег, и она издала до того скорбный, протяжный и вибрирующий всхлип, что цена тут же упала до пятнадцати.
Телега поехала дальше, а мы отвели коня в ближайшую рощицу.
– Вот жулик, на живодерне за него бы и десяти не дали, – ворчала наемница, запихивая в карман изрядно отощавший кошель. – Вольха, после дракона я уже ничему не удивляюсь; но скажи, зачем ты подбила меня истратить последние деньги на слепого жеребца?
– Разве это такой уж существенный недостаток? – пошутила я, кивая на Смолку, с энтузиазмом бобра точившую клыки о молодую березку. Я погладила коня по шее, он глубоко вздохнул, успокаиваясь и привыкая к моему запаху. Мои руки скользнули по плавным изгибам лоснящихся щек, прикрыли слепые глаза чашечками ладоней. – Кося, косенька… какой ты у нас красивый… какой послушный…
Жеребец стоял, как вкопанный. Прижавшись лбом к конскому лбу, я закрыла глаза, направленно погружаясь в нашу общую темноту.
Расколовший ее свет болью отозвался в глубине черепа.
Как я и ожидала, конь отреагировал бурно. Не заржав – истошно взвизгнув, словно его пырнули копьем, он шарахнулся, приседая на круп, потом встал на дыбы, едва не своротив мне челюсть подкованным копытом.
– Эй, эй, полегче! – Я еле успела вывернуться из-под обезумевшего жеребца. – Орсана, держи его!
Конь заметался по поляне, как заяц, поставленный в меню двумя волками сразу. Вновь обретенное зрение больше мешало ему, чем помогало ориентироваться, – он натыкался на деревья, спотыкался о корни, отвыкнув доверять глазам.
Деревья окружали полянку со всех сторон, оба конца тропки преградили наши растопыренные руки, так что взволнованному жеребчику не удалось дать деру – Орсана поймала его за конец повода, перехватила под уздцы. Конь косился на нее дикими черными глазами, храпел, пятился, взрывая землю копытами. Наемница засюсюкала с ним, как с маленьким ребенком, – ах ты хороший, славный, умница-разумница, а попробуй вкусного хлебушка…
Хлебушек конь попробовал, и неслабо: от избытка чувств Орсана сунула ему под морду всю оставшуюся у нас краюху, с полковриги, и жеребец,
– Не понимаю, – сказала Орсана, когда хлеб кончился и ее восторг чуть поутих. – Его бывший владелец сам мог заплатить магу пару кладней за исцеление и куда выгоднее продать конягу. Почему же он этого не сделал?
– Да потому, уважаемая легионерша, – снисходительно улыбнулась я, гладя коня по длинной гриве, – что специалисты моего класса по трактам не шляются и коней не лечат. Я, к твоему сведению, профессиональный маг-практик, диплом с отличием. Мы на подобные мелочи не размениваемся.
Смолка, до сих пор с опаской наблюдавшая за нами издали, подошла и ревниво вклинилась между мной и жеребцом. Пришлось приласкать и ее.
– Ой-ой-ой… – передразнила Орсана с плохо скрываемым восхищением. – Тоже мне, специалистка в драных сапогах.
– Ну, я могу, конечно, заделать дыры и придать сапогам иллюзию новых, но ведь они в любой момент могут… Странно, – внезапно сказала я, обрывая предыдущую фразу и сосредоточенно вслушиваясь в себя, – мой резерв уже в норме.
– Что-что?
– Каждый маг располагает определенным резервом – количеством энергии, силы, которую он может потратить за один раз. Потом ему приходится либо искать внешний ее источник, либо ждать от нескольких часов до двух-трех суток. И чем больше энергии потрачено, тем медленнее она прибывает, – вкратце объяснила я.
– Ну и добрэ, – пожала плечами Орсана. – Чем скорее, тем лучше, так?
– Но не за пять же минут!
– Почему?
«Потому что этого просто не может быть!» – подумала я, но лишь махнула рукой – мол, проехали.
Наемница не стала допытываться, ее мысли были заняты другим. Жеребец все еще фыркал и приплясывал, но Орсане не терпелось испытать его в деле. Не дожидаясь, пока мы выйдем на ровную дорогу, уже на опушке она вскочила коню на спину и повелительно чмокнула губами.
Конь, на счастье, оказался умнее наездницы – не поскакал, а осторожно пошел по высокой траве, старательно поднимая ноги, как на параде. Выездили его прекрасно, видно, что для скачек: самый бестолковый жокей не сумел бы испортить ему забег, тщетно понукая и осаживая в неподходящие моменты. Впрочем, Орсане достаточно было мысли, что она сидит на собственном коне, и подгонять его девушка не собиралась.
– Ишь, выплетает! – восхитилась она, и тут же решила: – Венком назову.
Пообвыкнув, на тракте конь зачастил пружинистой иноходью в темпе галопа. Мы догнали и обогнали телегу с давешним мужиком, даже вставшим от удивления; тяжеловозу показалось, будто его собираются подхлестнуть, и он добровольно ускорил шаг, а возница, не удержавшись, рухнул на спину, задрав над обрешеткой растопыренные ноги.
Орсана просто сияла от счастья, я же все мрачнела и мрачнела, как вечернее небо над головами. Но только на привале, у горящего костра, решилась вслух высказать причину внезапной смены настроения.