Ведьма княгини
Шрифт:
Тут подала голос беременная жена Милюты:
— Я как погляжу, ты баба умная, все знаешь. Вот и ответь мне. Я еще когда снег сходил, думала разродиться, но и по сей день отчего-то ребенка в себе ношу. Ребеночек уже и биться во мне перестал, я же как гнию изнутри, все тело пятнами пошло.
Тут и стоявшая поодаль молодица громко всхлипнула и тоже пожаловалась, вытирая вмиг набежавшие слезы концом головного платка, что ранее биение новой жизни в себе ощущала, а теперь словно замер в ней плод.
— Ну так Морена же мертвое больше живого любит! — блестела зубами в улыбке Малфрида. — Я вон ее не почитаю,
Она приложила руку к животу и… Вдруг показалось, что в ней самой, в глубине ее тела словно рыба била плавником. Дитя давало о себе знать… напоминало… Малфрида застыла, зачарованно прислушиваясь к этим движениям новой жизни. Но тут же хранимая в калите [83] на поясе лапка-оберег от Кощея зашевелилась, будто напоминая, что не ее уже это ребеночек. И это так ошеломило Малфриду, что она словно забыла о жадно внимавших ей древлянах, будто удалилась от них, не слыша их вопросов, не чувствуя устремленных на нее взглядов.
83
Калита — небольшая поясная сумка, мешочек, в каком обычно хранят деньги или еще что-либо ценное, своего рода кошелек.
Поглощенная собой, она не заметила, как до этого подремывавший на шкурах в углу волхв Коста поднялся и подошел к плачущей жене Милюты, стал что-то ей говорить, а та, широко распахнув большие светлые глаза, смотрела на него с надеждой. Но тут же резко оглянулась, втянув голову в плечи… Да и не только она замерла в этот миг, все вокруг всполошились, вслушиваясь в отдаленный и долгий протяжный крик извне. Вскоре стукнула входная дверь, отлетел занавешивающий проем кусок шкуры, и, путаясь в ее складках, на пороге возник Претич.
— Там это… Люди не понимают. Что делать-то нам?
Он не выглядел испуганным, скорее озадаченным. И сразу же нашел глазами Малфриду. Она поднялась. Переглянулась со Свенельдом и вместе с ним пошла на двор.
Большинство людей Ольги древляне постарались расположить с возможными удобствами, благо погост был немаленький. Кого устроили по избам, кого в овинах, кого в хлевах со скотиной. Те же, кто еще не пошел отдыхать, разложили посреди погоста большой костер, — подле него было как-то спокойнее, можно было беседовать, делясь впечатлениями первого дня похода. И всех всполошил этот протяжный крик — то ли человеческий, то ли звериный, но исполненный такой люти, что все враз поднялись, похватали оружие, смотрели, не зная, что предпринять.
Отблески от костра достигали кромки леса. Казалось, что стволы, росшие еще днем в стороне, придвинулись гораздо ближе, и переброшенная от дерева к дереву жердь для ограждения теперь была видна совсем недалеко. Вот на ней-то воины и разглядели девочку. Совсем небольшую, лет пяти-шести, в обычной белой рубашонке, со светлыми, ниспадавшими на плечи косичками. Девочка сидела на жерди странно, как птичка, удерживаясь на перекладине пальцами ног, а руки сложила перед грудью. И почему-то она казалась необычным ребенком: слишком серьезным было ее личико, неживым, не по-детски мрачным, а круглые светлые глаза смотрели угрюмо из-под сдвинутых белесых бровей.
Пугаться такой крохи воинам было бы словно
— Это дочка моя, — сказал, увидев девочку, вышедший из дома Милюта. — Раньше мы ее Мюткой звали, до того, как лес ее от нас востребовал. Ну мы и отвели ее в чащу, чтобы других своих детей уберечь. Пусть лучше она… ну и ее сестра, какую еще раньше позвал лес. Но с тех пор лес нас не трогал больше, нежить не скреблась в двери, медведи не драли скот и волки не нападали.
— Как же вы раньше оборонялись? — спросил Претич, не понимавший, как можно отдавать свое здоровое и неувечное дитя нелюдям.
— Раньше? Когда это раньше? Раньше лес наш был. Ну, до того как приехал посыльный от князя Мала Древлянского и поведал, что мы теперь под покровительством темных богов. Они и дали нежити небывалую силу.
— Орлы! — только и хмыкнул Претич. Шагнул было к ранее звавшейся Мюткой девочке, руку протянул, будто покликать хотел, но тут же отшатнулся, когда из лесу опять прозвучал этот громкий и полный требовательной ярости вой. Некоторым даже показалось, что это сама Мютка вопит, ибо она задергалась, наклонила головку, поводя ею из стороны в сторону, как будто пьяный мужик с похмелья.
— Мюточка!.. — попробовал слабо подозвать дочку Милюта, но рядом возникла Малфрида и отстранила его.
— Не зови! Так только разозлишь тех, кто ее отправил. И не человек уже твое дитя, иная в ней душа, нелюдская. Отныне она покликуша — дурочка, какая в услужении у лешего и иных духов леса состоит, через которую они связь со смертными могут держать. Вот они и прислали ее зачем-то. Ты должен знать, чего они хотят, Милюта.
Древлянин стал дрожать так сильно, как будто его сейчас бить в припадке начнет.
— Ох, ох, да ведь и впрямь требовали. И всего-то козу. Мютка приходила и не своим голосом просила козу, чтобы молока для нелюдей лесных надоить. Мы вон ее и привязали, ждали, кто за козой явится, а тут вы. Ну духи и не явились. А теперь…
— Да отдайте вы ей козу, делов-то, — хмыкнула Малфрида. — Коза — пустое. Главное, чтобы к полуночи лес на нас не пошел, не раздавил.
— Да как он пойдет? — удивился кто-то из кметей. — Да мы его!.. В щепу разнесем! Вон как ярл Торбьерн недавно с оплетенем справился.
— В самом деле, — даже развеселился Претич. — Такого у нас еще не было.
— Дураки! — откликнулся бывавший тут ранее гридень Стоюн. — Мне с нежитью древлянской приходилось сталкиваться. Это вам не хазары копченые, это страшно.
— Страшнее и злее лютого хазарина или печенега бешеного никого нет! — почти обиженно заметил Претич. — А эти… Детей полоумных нам, что ли, бояться?
Пока они спорили, Милюта чуть ли не бегом поспешил в хлев и уже тащил на веревке давешнюю козу. К бывшей дочке подойти не решился, отступил, оставив козу, которая стала тупо между тенью и светом, потом вроде как назад пойти надумала, но тут покликуша поманила ее и коза послушно подошла к ней. В следующий миг девочка схватила ее за рога, лихо перекинула через плечо и одним прыжком вместе с козой исчезла в лесу. Показалось даже, будто стволы расступились, пропуская ее. Потом в лесу что-то трещало, ухало, слабое блеяние козы раздавалось все дальше, все тише.