Ведьма отмщения
Шрифт:
А ему ведь нельзя, наверное. Он ведь на работе! И не она, а он попросил остановить его.
Шпагин молча свернул в нужном направлении. Остановил машину у подъезда. Он слышал, как она поворачивается, забирая свою сумочку с заднего сиденья, слышал, как она открывает дверь. И не выдержал.
– Маш… – не поворачиваясь к ней, он поймал ее за руку. – Маш, погоди.
– Да?
Она не выдернула руки, сидя в неудобной позе – одна нога уже спущена на землю, вторая в салоне.
– Маш, я спросить хотел…
Шпагин
Он бы с радостью предложил ей сегодня вечером снова вернуться в тот старинный дом с камином. С радостью признался бы ей, что пленен, что невероятно счастлив был сегодняшним утром. И что давно уже не испытывал ничего подобного. Но не мог! Не мог, черт косноязычный! Рапортовать, допрашивать – это запросто. А говорить с женщиной, которая нравилась и которую засмущал сегодня утром до обморока, не мог!
– Спрашивай, Игорь.
Маша поняла, что не услышит ничего такого. Шпагин полицейский, он никогда не забывал об этом. И помнил, наверняка помнил, целуя ее, что она по-прежнему главная подозреваемая в деле о нападении на своего отца.
– Я уже неприлично опаздываю, Игорь, – поторопила его Маша.
Торчать в идиотской позе цапли под обстрелом любопытных, застывших у окон, ей было неловко. И поза неловкая, и ситуация. И еще ей очень хотелось в душ, она успела только умыться ледяной водой. И кофе хотелось. Огромную литровую кружку. И чтобы с сахаром и без молока. Можно с булочкой, со сладкой липкой от помадки корочкой.
– Ты вчера что-то хотела рассказать мне, – вдруг вспомнил он и выдохнул с облегчением. – Может… Может, сегодня расскажешь?
– Сегодня? А… А когда?
– Вечером. Я встречу тебя, – с уверенностью, что делает все верно и по правилам, проговорил Шпагин. – Нам же есть о чем поговорить, так?
– Наверное.
Она пожала плечами, отобрала у него свою руку и выбралась, наконец, на улицу. В окне на первом этаже ее подъезда уже вырос третий силуэт.
– Да! К тому же мы должны с тобой навестить тот самый ювелирный магазин, где предположительно побывала перед смертью твоя подруга.
– Неподалеку от моего дома три ювелирных магазина. Один лучше другого. – Маша вздохнула, плотно прижала к боку сумочку. – Можно начать с того, что ближе к дому.
– Отлично! У тебя остались ее фотографии?
– Конечно.
– Возьми что-нибудь из последнего. Ну, все. До вечера.
Шпагин укатил. Маша пошла домой.
Там по-прежнему было пусто. Вова, судя по всему, так и не появлялся. И оставленная ему в холодильнике жареная рыба тоскливо мерзла на тарелке под крышкой из пластика.
Она не выдержала и позвонила ему.
– Да, Маша? – отозвался не сразу ее супруг, которого смело можно было причислять к
– Ты где? – спросила она, на ходу снимая одежду, подхватывая банный халат, свежие полотенца и новый флакон геля для душа из шкафа в прихожей. В ванной для него не нашлось места.
– Я? Я на службе. А почему ты спрашиваешь?
– Просто… Просто ты не ночевал.
– Будто это новость! – фыркнул Вовка и вдруг совершенно не к месту развеселился: – Слушай, а ты что, тосковала по мне? В жизни не поверю! Маш, чего молчишь-то?
– По тебе? Не тосковала, – не стала она врать. – А вот тоскливо было. Не без тебя, нет. А просто от одиночества. Володь, а может, пошлем друг друга к черту, а?
– Как это? – веселости в голосе мужа поубавилось. – Как это, пошлем? Что значит, пошлем? У нас все же есть друг перед другом обязательства.
– Какие, Володь? Охранять статус ячейки современного общества?
– Ты про понятие семьи, как я понял?
– Именно! Семьи-то нет, Володь! У тебя ведь давно кто-то есть, так?
Он промолчал. Но очень красноречиво промолчал.
– Ну вот. Значит, что? Договорились?
– Маш… – Вовка замялся, с кем-то вдруг зашушукался, при этом не очень плотно прикрывал телефонную трубку, и до нее доносилось сдавленное его ладонью шипение. Потом его голос вновь обрел силу. – Маш, наверное, ты права. Нам и в самом деле не стоит больше находиться рядом друг с другом в подобной роли.
Она чуть не выругалась, честное слово! Роли? То, что называлось ее мужем, не более, чем роль? Ах, сволочь такая! Она-то вот старалась быть ему женой. Пусть не пылко любящей, но верной и преданной. А для него это всего лишь роль.
– Я не хотел все это начинать, пока ты в таком положении, – мягко продолжал говорить этот комедиант. – Пока идет следствие по делу о нападении на твоего отца… Все же негоже так поступать даже с тобой.
– Даже со мной?! А что я такого тебе сделала, Володь?! – все же не выдержала она. И от возмущения даже выронила все добро из рук.
– Ничего, Маш. Ты ничего мне не сделала. И для меня, собственно, ничего. Ты, может, и хорошая, Машка. Добрая, чуткая, вежливая, красивая опять же, но…
– Но?
– Но неживая какая-то, Маш. И детей опять же не хотела.
– Я?
Она попыталась вспомнить, заходил у них вообще когда-нибудь разговор о детях, и не смогла.
– Маш, чего ты злишься? Сама затеяла этот разговор. Я не собирался, пока… Пока твои дела не утряслись бы.
– Ну да, ну да! Сказал бы мне все на свидании в тюрьме. Так?
– Ну, зачем ты так?! Просто не хотел трогать наши отношения, пока ты не разобралась с проблемами с полицией. Только и всего, Маш! Это так безнравственно?! Ну не мог я сказать: я ухожу, потому что люблю другую женщину и у меня скоро родится ребенок!