Ведьма войны
Шрифт:
– Ты кто? – спросила она.
И тут же сбоку появилось лицо Матвея.
– Митаюки! Ты очнулась, моя ненаглядная? – Руку чародейки сжала крепкая мужская ладонь, которую девушка узнавала даже просто по прикосновению.
– Вестимо, очнулась, любый мой, – улыбнулась девушка. – Где мы? Что происходит?
– Побили мы одних дикарей, Митаюки, и тут же другие радостно вперед нас помчались, – узнала ведьма голос немца. – Вестимо, вождь наш торопится вражий город захватить, покуда туда весть не дошла, что
– Святилище там сожгите обязательно! – попыталась приподняться чародейка. – И идола заберите.
– Да уж заберем, болезная, не беспокойся, – ответил Штраубе. – Атаман наш дело свое знает. Ты лежи, отдыхай.
Митаюки послушалась, закрыла глаза, но уже через несколько мгновений ее окликнули снова:
– Ты очнулась, мудрая Митаюки?! Ты цела? Голова не болит?
– Мне кажется, я цела, храбрый Тарахад, – вздохнула девушка.
– Я прикажу казнить этого трусливого бездельника!
– Какого? – не поняла ведьма.
– Вэсако-няра, который обязан был охранять тебя и не сделал этого! За трусость мы скормим его нуерам! Пусть сгинет там, откуда явились его предки! Как он мог подобное допустить?! Надеюсь, твое лицо пострадало не сильно.
– Мое лицо?! – Растолкав мужчин, юная чародейка вскочила, заметалась. Выхватила саблю из ножен мужа, подняла клинок перед собой. В полированной стали отразилось смуглое, круглое, юное и даже смазливое личико. Но наполовину лба над ним расплывался огромный фиолетовый желвак.
Митаюки облегченно перевела дух и прижала клинок ко лбу, громко ойкнув от ощущения холода. После слов великого вождя она ожидала чего-то совсем ужасного… Синяк же всегда можно спрятать просто под волосами или красивой налобной повязкой.
– Надеюсь, шрама не останется… – Она вернула согревшуюся саблю мужу, забрала у него топорик, прижала к синяку. Массивный обух держал холод намного лучше тонкой стальной полоски. – Уберите носилки, дальше пойду сама. Все, исцелилась!
Дорога шириной в три шага тянулась через на редкость сухой сосновый лес, пахла свежестью и пряностями. Видно, где-то неподалеку раскинулся невидимый из-за деревьев луг.
– До Верхнего Ямтанга далеко, храбрый Тарахад? – поинтересовалась чародейка.
– Завтра будем там, белая хозяйка. А самые молодые воины, мыслю, и раньше. Вона, как встрепенулись после победы! Несутся, что волчатник от трехрога. Твои воины не обидятся, если город начнут разорять без них?
– Я уже не раз говорила, вождь, они служат богу. Их интересует только святилище.
– Но ведь от баловства не откажутся? – ехидно ухмыльнулся Тарахад.
– Не откажутся, – чуть скривившись, подтвердила Митаюки.
– Чего ему нужно? – ревниво поинтересовался Матвей, оглянувшись
– Уже делит добро еще не взятого города. Я сказала, что могут брать все, кроме золота.
– А он?
– Смирился.
– Вот и правильно, – повеселел Серьга. – Нечего на чужой каравай рот разевать.
Победители очень спешили и на ночлег остановились совсем уж в поздних сумерках, почти в темноте. Перед сном, отчаянно зевая, воины подкрепились вяленым мясом из походных запасов. Казаки тоже уже начали дремать, когда сир-тя приволокли к их подстилкам связанного молодого воина, поставили на колени. Суровый Тарахад встал за его спиной:
– Этот трус, мудрая Митаюки, не смог защитить тебя, хотя и обязан был посвятить все силы твоему спасению! В знак уважения к тебе и во искупление вины опозоривший наш род трус будет предан смерти.
– Ты ли это, Вэсако-няр? – по острому носу узнала несчастного носильщика чародейка. – Но вас было двое!
– Ибедор-ци пал в битве, белая госпожа, – ответил паренек. – На нем нет позора. Но я не смог защитить тебя, не смог умереть вместо тебя.
– Что там такое? Что происходит? – начали беспокоиться казаки.
Со стороны, надо признать, картина выглядела странно. Воины из рода нуеров притащили одного из своих товарищей к ватажнице, поставили перед девушкой на колени и теперь сурово на Митаюки покрикивали, словно она была в чем-то виновата.
– Нашего носильщика хотят казнить за недостаточную храбрость, – объяснила по-русски чародейка. – Хотят выразить этим свое уважение. Придется бедолагу спасать.
– Они совсем обезумели? – возмутились ватажники. – Парень среди нас дрался! Он бестолковый, но не трус!
– Я все исправлю, – пообещала чародейка и перешла на язык сир-тя: – Разве он избавится от позора, если умрет, храбрый Тарахад?
– Своей смертью он хотя бы искупит позор, белая госпожа! – разъяснили воины, которые привели паренька.
– Он искупит позор, если спасет меня от гибели! – твердо ответила ведьма. – А смерть – это просто смерть. Она ничего не меняет.
– Но тебе ничего не грозит, мудрая Митаюки, – неуверенно сказал великий вождь, уже обнаживший кинжал с лезвием из обсидиановых пластин.
– Пусть охраняет меня до тех пор, пока такая опасность не случится, – пожав плечами, предложила чародейка. – Когда Вэсако-няр спасет меня от верной смерти, он обретет свободу и будет по достоинству зваться храбрым. И это будет справедливо. Разве не так?
– Твоя воля достойна уважения, мудрая Митаюки, – склонил голову Тарахад и вдруг сунул свой нож вместе с ножнами пареньку: – Вот, держи! Благодари белую госпожу, она дает тебе возможность смыть позор храбростью! Оставляю этого несчастного тебе, достойная женщина. Если ты будешь им недовольна, скажи мне.