Ведьма
Шрифт:
Руки Тим вымыл. Теперь кисти его сияли чистотой, но чуть выше запястий отчетливо виднелась граница, за которой вода и мыло так и не побывали. Эллен посмотрела на его ноги. На них красовались поношенные кроссовки, но она готова была поспорить, что засохшая грязь внутри пребывала нетронутой.
В молчании Тим приступил к еде. На все попытки Нормана вовлечь его в разговор он отвечал лишь невнятным похрюкиванием.
Жаркое было изумительным, и если бы Норман не чувствовал себя так скованно, Эллен наслаждалась бы обедом – Тим ей совершенно не мешал. Подобных
– А правда, что у вас есть кошка? – спросил Тим.
– Правда, – дружелюбно ответила Эллен, – сиамская. Ты любишь кошек?
– Нет. Я их терпеть не могу. Так ведь, Норман? – В ответе он не нуждался. – Мы оба их терпеть не можем. Но мой милый дядюшка – значительно больше. Я правильно говорю, Норман?
На Нормана больно было смотреть. Лицо его побелело, и в глазах застыл страх. Но не потому, что разговор зашел о кошках. Сочувственно наблюдая за его реакцией, Эллен поняла, что именно напугало его – ненависть, пылавшая во взгляде Тима, от которой у нее самой по спине забегали мурашки.
– Любая фобия – достаточно неприятное заболевание, – спокойно произнесла она. – Но я никогда не слышала, чтобы подобные вещи передавались по наследству. И даже не уверена, что кто-нибудь занимался исследованием этого вопроса.
Тим уткнулся в тарелку и принялся поглощать очередной шедевр кулинарного искусства Марты – земляничный пирог с хрустящей воздушной корочкой. Громко вздохнув, Норман заметно расслабился. Ощущая себя дрессировщицей в клетке с одним леопардом, Эллен тем же рассудительным тоном продолжила:
– Говорят, дети перенимают привычки и вкусы у собственных родителей, но я всегда в этом сомневалась. Моя дочь и племянники, например, обожают овощи, которые я терпеть не могу... Конечно, фобия не обычное предубеждение против чего-нибудь – это болезнь. Возможно, нарушение химического баланса в организме и...
– Нет, – перебил Тим, не подымая глаз. – Это наследственное, я знаю. У нас в семье это уже давно. Так ведь, Норман? С тех пор, как лет двести тому назад один из наших предков погиб от когтей ведьминой кошки. Ведьма навела на него порчу, и он ее убил. Тогда кошка...
– Тим! – Бледные щеки Нормана залил гневный румянец. – Тебе не следует рассказывать эту омерзительную историю – по крайней мере, за обедом.
– Я уже сыт. – Оттолкнув стул, Тим поднялся – и совершил то, что потрясло Эллен значительно больше, чем все его предыдущие выходки, – согнувшись в шутовском поклоне, он визгливо пропищал: – Будьте так любезны, сударыня, я могу идти? Соблаговолите отпустить меня, прошу вас.
К счастью, от необходимости подыскивать подобающий ответ Эллен была избавлена: внезапно выпрямившись, Тим решительным шагом вышел из комнаты.
Норман забормотал извинения, но Эллен не слышала его. Она пыталась понять, чем ее так смутила последняя дерзость мальчишки? Неожиданной злобностью?.. Да, острая неприязнь, рвущаяся наружу из притворно-почтительных фраз, задела ее – тем более, что была незаслуженной. Но гораздо больше ее потрясла внезапно открывшаяся мужественность Тима, на мгновение переставшего сутулиться и шаркать ногами. Может, эмоционально он и отставал в развитии, но физически это был вполне зрелый молодой мужчина, в каждом движении которого сквозила звериная грация... Разволновавшись, Эллен имела обыкновение говорить первое, что придет в голову, и теперь не задумываясь выпалила:
– Должно быть, с девчонками он сущий дьявол!
– Не говори так!
Резкий тон удивил ее. Она смущенно воззрилась на Нормана:
– Извини, я не хотела. Это было глупо с моей стороны. Он не... то есть, я имею в виду, не было никаких...
– Пока нет. Ничего серьезного... еще. Боже мой, что же мне делать?
Норман спрятал лицо в ладонях.
– Ну, успокойся, – мягко, но решительно сказала Эллен. – Этим не поможешь. Уверена, твои страхи напрасны. У Тима сейчас сложный период...
– Ему почти восемнадцать. – Норман отнял руки от вспыхнувшего лица. Оно было сухим, и Эллен обрадовалась этому: она понятия не имела, как утешать рыдающих мужчин. Внезапно ей припомнилось, каким образом Джек справлялся с сыновьями, но она прогнала непрошеные воспоминания.
– Сколько обычно длится этот «сложный период»? – спросил Норман. – У Тима он тянется уже семь лет.
– Но что он такого...
Вошла Марта с кофейником, и Эллен остановилась. Она не могла помешать Норману обсуждать Тима в присутствии Марты, но не желала присоединять свой голос к критическому хору. Впрочем, кухарка все равно подслушивала: на ее лице светилось мерзкое удовлетворение святоши, обличавшей тайного грешника.
Не дожидаясь, пока она уберет десертные тарелки, Норман ответил на незавершенный вопрос:
– Он много чего успел натворить: драки, хулиганство, злобные выходки, издевательство над животными...
Эллен тихонько охнула, и Марта сурово глянула на нее. В руках кухарки тяжелый поднос казался легче пушинки. Воистину, эта женщина способна заткнуть за пояс дюжего портового грузчика.
– На вашем месте я бы получше следила за этой самой кошкой, – обронила Марта.
– Ты зря... – начал Норман.
– Давно пора сказать ей. Вы слишком нянчитесь с этим мальчишкой, всегда нянчились. Расскажите-ка ей о белке, которой он отрезал хвост, и о крольчатах...
– Марта!
– Ладно, ладно, – пробормотала Марта. – Но пусть она знает. Белки – никчемные грызуны, и неважно, что он с ними вытворяет, но породистые кошки стоят денег. Некоторые заботятся о них больше, чем о собственных детях.
Закончив тираду, она вышла с тяжелым подносом. Норман участливо похлопал Эллен по руке:
– Ты расстроена, дорогая? В чем дело? Ты бледна, как призрак!