Ведьмин бал (сборник)
Шрифт:
– Тебя, может, и достала, – беззлобно ответила Тося. – А вот девчата к нам только приехали…
– Так надо и их достать!
Ника, молча сидевшая в самом темном углу, придвинулась к свету, и рыжие отсветы керосинки заиграли на ее задумчивом лице.
– Рассказывай, что ты изучала, – мягко, но требовательно сказала она.
Глава 3
Сельские легенды
Тося победоносно взглянула на подругу – видишь, мол, чего гости желают! А вслух спросила:
– Вот как, по-твоему, село
– Краснознаменным оно всю мою жизнь называлось, – ответила Ганя.
– Ну да, это в революцию переименовали. А раньше у него было другое название – Четыре Могилы.
– Ух ты!
– Вот тебе и ух ты. Так говоришь, я всех достала?
– Но почему четыре? – удивился Тарас. – Курганов же три!
– Вот в том и дело. Где четвертый? Однако название это очень старое, упоминалось еще в каких-то средневековых летописях, не помню, там что-то с запорожскими казаками было связано. Это сейчас тут семь домов на три доски, а когда-то большое и богатое село было, казаки тут жили.
– Может, четвертый курган, или, как вы говорите, могилу, время сровняло с землей? – спросила я.
Тося мотнула головой, отчего взлетели две тоненькие белые косички:
– Не знаю. И мне хотелось бы посмотреть на эту Артемову карту! Но есть тут поверье одно… Ну вот знаете, бывают легенды, что если случится вот то или это, то либо произойдет конец света, либо настанет рай земной?
– А как про Китеж-град? – сказал Тарас. – Ну, типа когда он поднимется со дна озера, то все хорошо станет?
– Типа того.
– Слышали, – мрачно усмехнулась Ника. – В одной российской деревушке, такой же глухой, как и эта, в революцию старинный колокол в болоте утопили. Так старики считали, что если его вернуть, то вернутся старые времена. Цитирую, как сама слышала: «Тогда снова царь-батюшка придет, сельсовет и школа в землю уйдут, и пойдут девки в сарафанах по лесам ягоды собирать».
– Классно было бы! – прыснул Тарас и встал, отчего «Король и Шут» на его кофте озарились рыжим керосиночным светом и стали выглядеть совсем уж зловеще.
– Вот и здесь нечто похожее, – продолжала Тося. – Слышала я от старух о какой-то проклятой могиле. Знаете, как в нашем селе говорят о несбыточном, наподобие когда рак свистнет? «Коли Проклята могила знайдеться». То есть когда проклятая могила найдется.
– Больше тех бабок слушай, – отмахнулся Петро. – Они тебе расскажут. Какая еще проклятая могила, чья? Что будет, когда она найдется?
– Вот этого не знаю, – развела руками Тося. – Будет, говорят, что-то плохое. Смерть придет к людям, так говорили. Но я сомневаюсь, что эта загадочная могила под домом Остапенко. Они там все перерыли и не нашли.
– Ладно, – отмахнулась Ганя. – Есть она там или нет – мы проверять не станем.
Меня так уж точно не тянуло на подобные вещи.
– Уж если мы собрались в темной комнате у керосинки, то лучше рассказать что-нибудь действительно страшное, – сказал Тарас.
Петро вдруг резко помрачнел, словно тот затронул больную для
– Нечего тут страсти болтать на ночь глядя.
– А может быть, – медленно начала Ника, – есть еще какие-нибудь местные легенды?
– Страшилок захотелось?
– Страшилок, Таня, я и в Интернете начитаюсь. Легенды. Мне нужны легенды.
– Зачем? – удивилась я.
– Потом объясню, – иногда Ника умела говорить так властно, что возражать не хватало духу.
– Про фольварок расскажи, – толкнула Тося Ганю.
– А что это такое? – заинтересованно наклонилась вперед Ника.
– Фольварок? Это панское имение, помещичья усадьба, – перевел Петро. – Был тут когда-то.
– Был, – кивком подтвердила Ганя. – Давно-давно. Баба Феня говорила, что тыщу лет назад, но она вечно все преувеличивает, по-моему, прошло всего лет пятьсот.
– Всего лишь, – хихикнул Тарас. – Похоже, преувеличивать – это у вас наследственное.
– Ну, не знаю точно, да и не важно. Короче, давно. Стоял тут большой и богатый фольварок, и жил в нем пан, старый да скупой до ужаса. Даже печи топить зимой жадничал, одна в кухоньке топилась и все. И это при том, что лес рядом и дров хватало. Недоброе говорили про того пана, боялись его люди. Ходили слухи, что когда-то он в молодости черную мессу творил, с нечистью знался и за золото черту душу продал. И будто бы нечистый ему золото носил, люди видели.
– Как они могли такое видеть? – серьезно поинтересовалась Ника.
– Ну, не знаю, говорят так… Да еще видели, как ночами бродит старый пан возле своего имения сгорбившись, бормочет что-то, а если случится прохожий, то так люто на него зыркнет, что у человека душа в пятки уходит и бежит он со всех ног. Вот, может, поэтому и ходила про пана такая дурная слава. И местные крестьяне старались обходить фольварок десятой дорогой.
И был у него сын, паныч молодой, который, напротив, любил гулянки да пирушки. Стоило отцу отлучиться из дома – а он часто куда-то по своим делам ездил, – то у сына пир горой, толпа приятелей и дым коромыслом. Все печи по дому топятся, свечи по всем покоям горят, музыкантов целый оркестр… Злился отец, да поделать ничего не мог – взрослый сын уже не давал себя в обиду. И вот однажды случилось такое. Привел сын к отцу девушку, на которой хотел жениться, для благословения на брак. И тут уж отец не стерпел – не богачку сын выбрал, а какую-то бедную, неизвестно вообще, откуда он ее взял. В общем, осатанел пан и со зла проклял обоих и себя в придачу.
– Себя-то зачем?
– Ну, знаешь, есть у некоторых людей привычка говорить «черт меня возьми»? Это, если в урочный час молвить, да искренне, от души, страшным проклятием обернуться может. А для этого пана, который и так был с нечистой силой неизвестно в каких отношениях…
– А что это за урочный час? – не поняла я.
– Не знаю, – призналась Ганя. – Время ведь неодинаковое: бывает хороший день, бывает плохой, а говорят, есть такие моменты, когда, что ни скажи, все по-твоему выйдет.