Ведьмы за границей
Шрифт:
Однако все орлейские повара специализировались исключительно на несъедобных вещах – по крайней мере, пищей назвать это было трудно. Сама нянюшка Ягг раньше думала, что у пищи должно быть четыре ноги, ну или две ноги и два крыла. Или, на худой конец, плавники. Идея же о пище, у которой может быть много больше четырех ног, была для нянюшки абсолютно внове.
Готовить в Орлее было особенно не из чего. Поэтому здесь готовили из всего. Нянюшка никогда слыхом не слыхивала о креветках, лангустах или омарах. На ее взгляд,
Хороший орлейский повар мог бросить в кастрюлю отжатую пригоршню грязи, добавить несколько палых листьев и щепотку-другую каких-нибудь травок с непроизносимыми названиями, но из всего этого получалось такое блюдо, попробовав которое, самый заядлый гурман разрыдался бы от радости и поклялся чем угодно, что изменится, очистится и весь остаток жизни будет творить исключительно добрые дела, если ему нальют еще маленькую тарелочку добавки.
Нянюшка Ягг покорно шагала за пробирающейся через рынок тетушкой Прияткой. Мимо клеток со змеями и связок загадочных волосатых растений. Мимо поддонов с устрицами. Потом они остановилась поболтать с двумя тетушками, как две капли воды похожими на нянюшку Ягг и стоящими за прилавками небольших ларьков, в которых за пару пенни можно было попробовать какие-то странные похлебки и пирожки с моллюсками. Нянюшка пробовала все подряд. Она получала несказанное удовольствие. Орлея, город поваров, наконец нашел аппетит, которого заслуживал.
Прикончив тарелку рыбы, нянюшка Ягг обменялась кивком и улыбкой с маленькой старушкой, хозяйкой рыбного ларька.
– Да, все это… – начала она, поворачиваясь к тетушке Приятке.
Тетушка Приятка исчезла.
Большинство людей, наверное, сразу бросились бы искать ее в толпе, нянюшка же Ягг предпочла сначала поразмыслить.
«Я спрашивала насчет магии, – думала она, – и она привела меня сюда, а сама ушла. Видимо, тут все дело в этих самых стенах с ушами. Так что, может, все остальное мне лучше сделать самой?»
Она огляделась. Чуть поодаль от остальных ларьков, прямо у реки, стояла очень грубая с виду палатка. Вывески над ней не было, но перед входом на огне нежно булькал котел. Рядом с котлом громоздилась стопка простых глиняных мисок. Время от времени кто-нибудь выныривал из толпы, наливал себе миску того, что варилось в котле, а потом швырял горстку монеток в стоящую перед входом в палатку тарелочку.
Нянюшка отправилась к палатке и заглянула в котел. Что-то то и дело всплывало со дна, а потом снова исчезало в глубине. Большей частью варево было бурым. На поверхности образовывались пузыри, росли и липко лопались с характерным «блоп». В этом котле могло твориться что угодно. Вполне может быть, в данный момент там зарождалась жизнь.
Один раз нянюшка Ягг пробовала все. А кое-что она могла попробовать и несколько тысяч раз.
Нянюшка сняла с крючка черпак, взяла миску и налила бурого варева.
Мгновением позже она откинула занавешивающий вход кусок полотна и заглянула в темное чрево палатки.
В полутьме нечетко различалась некая фигура, сидящая со скрещенными ногами и курящая трубку.
– Ничего, если я зайду? – спросила нянюшка.
Фигура кивнула.
Нянюшка вошла и тоже присела. Выждав из приличия несколько секунд, она тоже вытащила трубку.
– Видать, вы с тетушкой Прияткой большие приятельницы?
– Она меня знает.
– А-а.
Снаружи послышалось звяканье черпака, которым очередной покупатель наливал себе варево.
Из трубки нянюшки Ягг кольцами поднимался сизый дым.
– По-моему, – наконец промолвила она, – очень немногие уходят не заплатив.
– Да.
Последовала очередная пауза.
– Небось, – продолжила нянюшка, – кое-кто даже золотом платит, драгоценными камнями, пахучими благовониями и всяким таким?
– Нет.
– Удивительно.
Нянюшка Ягг еще немного помолчала, слушая отдаленные звуки рыночной суеты и собираясь с силами.
– И как это называется?
– Гумбо.
– Вкусно.
– Знаю.
– Видно, тот, кто умеет так готовить, умеет и еще много чего… – Нянюшка Ягг сосредоточилась. – А, госпожа… Гоголь?
Она выжидающе замолкла.
– Почти что так, госпожа Ягг.
Обе женщины смотрели на призрачные силуэты друг друга как заговорщики, которые, обменявшись паролем и отзывом, ждут, что будет дальше.
– Там, откуда я родом, это называется ведьмовством, – негромко произнесла нянюшка.
– А там, откуда родом я, мы называем это вуду, – сказала госпожа Гоголь.
Изборожденный морщинами лоб нянюшки сморщился еще больше.
– Это что-то вроде возни с разными там куклами, мертвецами и прочим?
– Ровно в той же степени, в какой ведьмовство – это беготня голышом и втыкание булавок в людей, – спокойно парировала госпожа Гоголь.
– А, – отозвалась нянюшка. – Я поняла, что ты хочешь сказать.
Она неловко заерзала. В глубине души нянюшка была женщиной честной.
– Хотя… если признаться честно… – добавила она, – но только иногда… ну, может, булавочку-другую…
Госпожа Гоголь сурово кивнула.
– Ладно. Иногда… зомби-другого, – ответила она.
– Но только когда иного выбора нет.
– Разумеется. Когда не остается выбора.
– Когда… ну, знаешь… когда люди должного уважения не выказывают и все такое…
– Когда нужно дом покрасить.
Нянюшка широко, во все зубы, улыбнулась. Госпожа Гоголь тоже улыбнулась, по зубам превзойдя ее штук на тридцать.
– Мое полное имя Гита Ягг. Но обычно меня кличут нянюшкой.
– А меня полностью зовут Эрзули Гоголь, – откликнулась госпожа Гоголь. – Но обычно меня кличут госпожой Гоголь.
– Как я понимаю, – продолжила нянюшка, – здесь заграница, так что, может, здесь совсем иная магия. Да оно и неудивительно. Деревья здесь другие, люди другие, напитки другие, с бананами, – так что и магия здесь должна быть другой. Вот я и подумала… Гита, девочка моя, учиться никогда не поздно. Да, так и подумала.