Ведьмы за границей
Шрифт:
Но лишь спустя много лет, проведенных рядом со старой, мудрой матушкой Ветровоск, Маграт наконец поняла, что самый обычный кухонный нож для резки хлеба может оказаться куда полезнее, чем самый изукрашенный из волшебных ножей. Им можно делать все то же самое, что и волшебным, а кроме того, еще и резать хлеб.
В каждой давно устоявшейся кухне есть один старинный нож с истертой до невозможности рукоятью и выгнутым подобно банану лезвием. Причем нож этот настолько остр, что вы скорее согласитесь выудить яблоко из аквариума с пираньями, чем сунуть
Свой нож Маграт носила за поясом. В данный момент она, судорожно болтая ногами, парила в тридцати футах над землей, одной рукой сжимая палку своей метлы, а другой рукой цепляясь за водосточную трубу. На первый взгляд при наличии помела проникновение в дом дело нехитрое. Но получалось, что это не так.
Наконец ведьмочка обхватила ногами трубу, а рукой – очень кстати подвернувшуюся горгулью. Просунув лезвие ножа между створками окна, Маграт подняла защелку, еще немного пыхтения и кряхтения – и в конце концов она оказалась в доме, где привалилась к стене и попыталась отдышаться. Перед закрытыми глазами мелькали голубые огни – эхо фейерверков, взрывающихся в небе снаружи.
Матушка несколько раз переспрашивала у нее, точно ли Маграт хочет сделать то, что она хочет сделать. Оказалось-таки, что да, Маграт и впрямь уверена в своих желаниях. Пусть даже по дому все еще бродят эти самые змееженщины. Но быть ведьмой – это прежде всего означает посещать те места, где тебе вовсе не улыбается оказываться.
Маграт открыла глаза.
На портновском манекене посреди зала красовалось платье.
Над Орлеей взорвалась «клатчская свеча». По бархатно-черному небу разлетелись красные и зеленые звезды, ярко высветив драгоценные камни и шелка.
Маграт в жизни не видела ничего более красивого.
Она тихонько двинулась вперед, во рту у нее пересохло.
Над болотом клубился теплый туман. Госпожа Гоголь помешала варево, бурлящее в котле.
– Что они делают? – спросил Суббота.
– Останавливают сказку, – ответила она. – А может… может, и нет…
Она поднялась.
– Так или иначе, нам пора на поляну, – промолвила госпожа Гоголь и повернулась к Субботе. – Ты боишься?
– Я… я знаю, что будет потом, – выдавил зомби. – Даже если мы победим.
– Мы оба это знаем. Но у нас было двенадцать лет.
– Да. У нас было двенадцать лет.
– И Элла будет править городом.
– Да.
А в кучерском закутке тем временем, как выразилась бы нянюшка Ягг, зажигали вовсю.
Младший лакей неопределенно улыбнулся стене и повалился на стол.
– Вот она, нынешшшняя-то молодеть, – заявил главный кучер, пытаясь выудить свой парик из кружки. – Совсем градушшш… градуссс… не умеют держать…
– Не желаете ли еще, господин Тревис? На ход ноги? – спросила нянюшка, в очередной раз наполняя его кружку. – Или как там, среди вас, кучеров, говорят? На оборот колеса?
– Кжжжись, – заметил старший лакей, – нам ужжже вроде пора карету готовить, шо скажжже-те?
– Я так скажу, что вы вполне успеете пропустить еще по одной, – ответила нянюшка Ягг.
– Ошшшнь благородно, – признал кучер. – Вессьма блгродно. Вот гляжжжу на вассс, гжа Ягга…
Маграт всегда мечтала о таком платье. В бездонной пропасти своей души бессонными ночами она частенько танцевала с принцами. Нет, не с застенчивыми, трудолюбивыми принцами, вроде ланкрского принца Веренса, а с настоящими, с теми, у которых хрустально-голубые глаза и белые жемчужные зубы. И в эти моменты на ней были точь-в-точь такие платья. И сшиты они были на нее и для нее.
Она рассматривала отделанные рюшами рукава, вышитый корсаж, тончайшие белые кружева. Это был какой-то совсем другой, далекий мир… Платье… А на ней сейчас были штаны, которые нянюшка Ягг упорно обзывала «магратжами». Зато они очень практичные.
Будто практичность вообще что-то значит!
Она еще долго смотрела на платье.
А потом со слезами, текущими по лицу и меняющими цвет под вспышками ярких фейерверков, Маграт взялась за нож и принялась резать платье на очень-очень маленькие кусочки.
Голова старшего кучера мягко подскочила на бутербродах.
Нянюшка Ягг встала, правда немного неуверенно. Будучи в душе женщиной доброй, она заботливо подсунула под голову храпящему на столе младшему лакею его парик, после чего вышла в ночь.
У стены она заметила чей-то силуэт.
– Маграт, ты? – прошипела нянюшка.
– Нянюшка?
– Ну как, позаботилась о платье?
– А как там кучера?
– Значит, порядок, – заключила, появившись из теней, матушка Ветровоск. – Осталась только карета.
На цыпочках она просеменила к сараю, где стоял экипаж, и открыла дверь. Та громко заскрипела.
– Тш-ш-ш! – прошипела нянюшка.
На полочке нашлись огарок свечи и спички. Маграт, немного повозившись, зажгла свечу.
Карета засверкала как зеркальный шар.
Зрелище было поистине невероятное. Экипаж был так пышно изукрашен, будто кто-то взял самую обыкновенную карету, а потом вдруг сошел с ума и принялся напропалую лепить на нее украшения и золотую краску.
Матушка Ветровоск задумчиво обошла карету.
– Показуха, – наконец заключила она.
– Эх, жаль красоту такую ломать… – с грустью в голосе промолвила нянюшка.
Она засучила было рукава, но потом, чуток поразмыслив, заткнула подол юбки за подштанники.
– Где-то здесь непременно должен быть молоток, – пробормотала она, оглядывая тянущиеся вдоль стены полки.
– Не надо! Будет слишком много шума! – прошипела Маграт. – Погодите секундочку…
Она вытащила из-за пояса презренную палочку, крепко стиснула ее и махнула в сторону кареты.