Ведуньи
Шрифт:
Луна светит ярко, небо усыпано звездами, поблескивающими, как льдинки, и в лунном свете на тропе отчетливо видны темные пятна крови украденного и зарезанного ягненка. Пятна я заметила только сейчас, до этого все мое внимание было занято мамой и ее куколкой. Хорошо бы прошел дождь и смыл с земли эти позорные свидетельства нашей вины, но сегодня, конечно же, никакого дождя не будет.
Мать вытирает лицо, встает и командует мне:
– В дом.
Я даже рада ей подчиниться. Этот человек приходит к нам часто, он не из тех, кого я боюсь. Правда, настроение у него часто меняется, но сердитым он никогда не бывает. А сегодня он какой-то особенно медлительный и печальный, и я ободряюще
– Спасибо.
– В следующий раз я непременно постараюсь принести хлеба. – В его голосе слышится мучительное желание скрыть тяготы собственной убогой жизни.
– Тебе надо непременно мой отвар выпить, – слышу я за спиной мамин голос и нарочно медлю в дверях, чтобы услышать, как он тихо-тихо отвечает:
– Если б я мог им сопротивляться! Человек моего положения должен быть гораздо сильнее. Но боюсь, что без твоего отвара я…
– Любому человеку порой нужны утешение и покой, Сет, – говорит мама.
Закрыв за собой дверь, я в темноте ощупью нахожу стол, кладу на него редиску и, держась рукой за стену, делаю несколько шагов к своей лежанке, но тут же спотыкаюсь о груду новых находок Энни: камешки и ракушка, ее любимая, плоская и гладкая, а также всякий мусор, который она притащила из заброшенных домов, вроде осколков разбитых чашек, грязных, с острыми зазубренными краями. Я осторожно заползаю в постель и укладываюсь рядом с сестренкой, стараясь не думать о том, каково было некогда содержимое этих чашек и тарелок и какие руки их держали.
Гости бывают у нас редко, и Сет – самый приятный из них. Он всегда приносит нам какой-нибудь подарочек, а если настроение у него хорошее, то он, взяв Энни за руки, кружит ее по всей комнате, пока она не начинает икать от смеха. Хотя, если мы встречаемся с ним в деревне, нам полагается вести себя так, словно мы незнакомы, ведь там он известен под совсем другим именем.
Сегодня я особенно обрадовалась его приходу: в его обществе, а также благодаря монете, которую он неизменно с собой приносит, мама забывает о своих горестях и печалях. Вообще-то мой отец был мужем совсем не идеальным, и мама понимает это не хуже меня, она даже сейчас порой рассказывает, как он пил, как флиртовал с женщинами, и при этом в глазах ее вспыхивает мстительный огонек. Но каждый раз она в итоге его прощает. Она вообще все ему прощает – кроме гибели.
Тот ягненок позволил нам целых два дня прожить не хуже других – так, как мы – мама, Джон и я – жили когда-то. Но к утру третьего дня у нас остался только бульон, и моя маленькая сестренка уже дочиста обсосала все вываренные косточки. Утром, как только я заканчиваю обязательный осмотр тела Энни в поисках отметин, ко мне подходит мать.
– Нам нужно в деревню сходить, – говорит она и успевает перехватить Энни, пока та не удрала в лес. – Ты тоже пойдешь с нами, девочка. Там кое-какая работа имеется. Идем, Росопас.
Собираясь в деревню или в те рыбацкие коттеджи, что выстроились вдоль побережья, мама обязательно берет с собой своего фамильяра в качестве защитника. Вообще-то она много раз предупреждала нас, что мы должны тщательно охранять свои знания и никому из чужих о них не рассказывать, ибо между нашей жизнью и жизнью посторонних нам людей всегда будет пролегать пропасть. Интересно, думаю я, а какое обличье будет у моего волшебного помощника, когда придет мое время? Подарит ли он мне ощущение безопасности?
Мы идем в деревню по той самой тропе, где все еще видны пятна высохшей крови ягненка. Мы замечаем их, но не говорим об этом ни слова. Я решаю, что, вернувшись,
Мама велит нам идти дальше в деревню, а сама направляется в сторону рыбацких коттеджей, выстроившихся на берегу залива. Джон передал ей просьбу одной тамошней жительницы, у которой курица-несушка все бродит, но яиц не несет. Похоже, сглазили ее, вот она и хочет, чтобы наша мать ей погадала и выяснила, кто тот враг, что наслал порчу на ее несушку. Ну и, может, наказала его, а курицу от порчи избавила. Мама захватила с собой глаза ягненка и остатки его крови, потому что в данном случае то и другое вполне может пригодиться. Мы с Энни на всякий случай огибаем деревню и выходим с другой стороны. Я рада, что мать пока ничего больше от меня не требует, кроме попрошайничания. Ну и помощи со сбором трав. Но я знаю, что со временем она непременно будет настаивать, чтобы я училась у нее и всяким иным умениям, а значит, я должна буду не только разбираться в травах и составлять целебные отвары и мази, но и уметь наложить проклятье, снять порчу или покарать своего врага. Уже сейчас мать иногда просит меня об этом, но я всегда сопротивляюсь: боюсь что-то сдвинуть в своей душе, растревожить тот гнев, что там таится, ту неукротимую жажду причинять зло, порожденную его волей и теми правами, которые он на меня предъявляет.
Сегодня воскресенье, и добрые люди спешат в церковь. В воскресном дне для нас почти столько же смысла, как и для них, ибо мы должны жить в соответствии с их распорядком жизни, если хотим знать, на чем и когда их можно с выгодой подловить. На встречу с Богом жители деревни нарядились во все самое лучшее, хотя я никогда не понимала, зачем они это делают. Ведь Он, конечно же, и так видит их насквозь, несмотря ни на какие одежды, видит до самой сердцевины их грязных душ. Даже самый красивый цветок не скроет брошенных украдкой взглядов, служащих приглашением чужому мужу; и сколько ни мой руку, с нее не сотрешь след того синяка, который твоя рука оставила на лице жены вчера вечером.
Мы с Энни привыкли держаться незаметно и, прежде чем выйти на улицу, выглядываем из-за угла, а держаться стараемся густой тени. Шаги наши почти не слышны, мы этому давно научились. Притаившись за зеленой изгородью, мы видим, как над ней по дорожке проплывают, покачиваясь в воздухе, шляпы, шапки и чепцы прихожан. Но когда мы выходим на главную улицу, все тут же разбегаются в разные стороны, словно от брошенного в толпу камня. Хозяйки, стыдливо потупившись, обходят нас бочком, мужчины воинственно задирают подбородок и гневно сверкают глазами. Мама давно объяснила нам, кто из деревенских никогда не проявит к нам ни капли доброты, а кто все-таки станет с удовольствием кое-что у нее покупать, но ни у кого из деревенских никогда не возникает желания отдать нам что-нибудь просто так, ничего не получив взамен. Впрочем, это мы уже и сами давно поняли.