Век невинности
Шрифт:
«С этого момента вся жизнь моя изменится раз и навсегда!»
«Нет, не должна! Вы помолвлены с Мэй Велланд, а я — замужем».
Он тоже поднялся с места, взволнованный и полный решимости.
«Ерунда! Все это — в прошлом. Мы не имеем права лгать самим себе и другим людям. Не будем говорить о вашем браке; но неужели вы думаете, что теперь я смогу жениться на Мэй?»
Она стояла молча, облокотившись о каминную полку. Ачер видел отражение ее тонкого профиля в зеркале, висевшем на стене позади нее. Один из локонов выбился из шиньона и касался ее шеи.
«Не представляю, как вы скажете об этом Мэй. А вы сами-то представляете?» — сказала она после долгой паузы.
Он нетерпеливо пожал плечами.
«Я уже не в силах что-либо изменить».
«Это вы сейчас так говорите, но на самом деле это не так. Всегда кажется, что не так уж просто изменить то, что было давным-давно решено».
«Я вас не понимаю!»
На ее лице изобразилось некое подобие улыбки, но, как ни странно, его выражение от этого никак не смягчилось.
«Вы не догадываетесь, что в одночасье изменили мою жизнь! С первой нашей встречи я знала, что это неизбежно должно было случиться!»
«Неужели?»
«Да. Первое время я не подозревала, что люди сторонятся меня, считая ужасным, испорченным созданием. Теперь мне понятно, почему они отказались прийти на прием к миссис Ловелл Мингот! И я не сомневаюсь, что это вы с вашей матушкой упросили Ван-дер-Лайденов вмешаться. А еще мне совершенно теперь ясно, что вы объявили о своей помолвке на балу у Бьюфортов, чтобы я могла рассчитывать на поддержку не только своего семейства, но и вашего…»
Он засмеялся, и Элен остановилась, но потом продолжала с грустной улыбкой:
«Какой же наивной и не наблюдательной я была! Я и сейчас, скорее всего, пребывала бы в блаженном неведении, если бы бабушка не открыла мне глаза. Я надеялась обрести в Нью-Йорке свободу и душевный покой. Я считала, что возвращаюсь к себе домой. Счастье переполняло меня, и я не сомневалась, что все окружающие добры ко мне и искренне рады моему приезду. Но с самого начала, — продолжала она, — я чувствовала, что никто так не печется обо мне, как вы. И никто другой не смог бы убедить меня принести в жертву свои интересы. Самым близким людям это не удалось! Я чувствовала, что они никогда не были искушаемы. Но вы… вы поняли меня сразу. Вы видели, как из человека вашего круга хотят сделать аутсайдера, и вы не допустили этого. Вы презирали мир условностей, и не дали ему опутать меня своими сетями. А еще вы научили меня не принимать счастье, если оно куплено слишком дорогой ценой — ценой предательства, жестокости и равнодушия. Раньше я этого не понимала, и для меня это самый важный урок».
Элен говорила тихим, ровным голосом, не показывая своего волнения. Глаза ее были совершенно сухими, и каждое ее слово вонзалось Ачеру в грудь, как раскаленное железо. Он сидел, наклонившись и зажав голову руками. Взгляд его упал на кончик атласной туфельки, видневшийся из-под ее платья. Внезапно он упал на колени и поцеловал его в порыве нежности.
Элен склонилась над ним и, положив руки ему на плечи, заглянула прямо в глаза. Ее взгляд был такой глубокий и всепроникающий, что он замер на месте, боясь пошелохнуться.
«О, нет, не заставляйте нас поступать вопреки здравому смыслу! — взмолилась она. — Я не могу вернуться к прежней жизни, ведь вы указали мне иной путь! Я и мыслить стала по-другому! Чтобы продолжать любить вас, я должна вас оставить!»
Он протянул к ней руки, но она отпрянула назад. В молчании они смотрели друг на друга, и ни один из них не решался преодолеть препятствие, которое выросло перед ними после того, как она произнесла эти слова. Внезапно его лицо побелело от ярости.
«А Бьюфорт? Он станет моим преемником?»
Его слова прозвучали, как выстрел; он готов был встретить ответную вспышку гнева и использовать ее для своего «запала», чтобы продолжить битву. Но мадам Оленская побледнела и стояла, повесив голову и опустив руки. Казалось, она думала о чем-то важном.
«Он сейчас ждет не дождется, когда вы приедете к мадам Страферс. Что же вы не торопитесь упасть в его объятия?» — усмехнулся он.
Элен позвонила в колокольчик.
«Сегодня я никуда не поеду, — сказала она, когда Настасья появилась в гостиной. — Скажи кучеру, чтобы отправлялся за сеньорой маркизой».
После того, как за служанкой закрылась дверь, Ачер снова с грустью взглянул на Элен.
«Зачем приносить такую жертву? — горько усмехнулся он. — Я теперь вам не помеха, и не вправе запрещать вам, такой одинокой, встречаться с вашими друзьями!»
Мадам Оленская слабо улыбнулась. Слезы блестели на ее влажных ресницах.
«Я не одинока, — сказала она. — Я была одинокой, и всего боялась. Но, ни пустота, ни темнота меня больше не пугают. Теперь, когда я вновь обрела себя, мне ничего не страшно. Я напоминаю себе ребенка, отправляющегося спать в комнату, в которой всегда горит светильник».
Ее строгий тон и взгляд вновь построили между ними непроницаемую стену, и Ачер произнес, тяжело вздыхая:
«Нет, не понимаю я вас!»
«Зато Мэй вы понимаете!»
Он густо покраснел, как только эти слова сорвались с ее языка, но продолжал смотреть на нее.
«Мэй готова оставить меня.»
«Что? Кажется, три дня тому назад вы на коленях умоляли ее, чтобы поскорее сыграли вашу свадьбу!»
«Но она отказала мне в этом. А это дает мне право…»
«О! Не вы ли настаивали на том, чтобы я избегала подобных шагов?» — воскликнула она.
Он отвернулся, чувствуя, что у него больше нет сил спорить с ней. У него было такое же ощущение, как если бы он несколько часов подряд карабкался вверх по крутому обрыву и, достигнув вершины, сорвался и полетел в пропасть, в темноту.
Если бы только ему снова удалось заключить ее в свои объятия, он доказал бы ей всю несостоятельность ее доводов. Но графиня все еще держала дистанцию. В ее взглядах и жестах сквозило холодное высокомерие, и Ачер знал, что реакция Элен вполне искренняя. Поэтому, в конце концов, он снова принялся умолять ее.