Век

Стюарт Фред

Целый день Виктора осаждали телефонными звонками члены семьи Декстеров и директора банка. Он спокойно отвечал, что причин для паники нет, что все образуется. Но дома в тот вечер его ждала настоящая буря.

— Ты сделал это нарочно! — закричала Люсиль, едва муж появился в гостиной, выходившей окнами на Греймерси-парк. — Признайся! Все, что говорят об этом, правда?

— Понятия не имею, о чем ты, — спокойно ответил он. — Ты могла бы хотя бы поздороваться.

— Разумеется, ты делаешь вид, что не о чем беспокоиться... Действительно, тебе не о чем беспокоиться! Ты получишь все, если акции упадут до нуля. Тогда ты сможешь выкупить

контрольный пакет! Но ты не понимаешь, что это пиррова победа, потому что банк ничего не будет стоить!

Виктор раскрыл газету и невозмутимо произнес:

— Финансы банка в хорошем состоянии.

— Нечего разговаривать со мной фразами из годового отчета! И оставь газету! — Она вырвала газету из рук мужа и швырнула ее на пол.

Виктор пристально посмотрел на жену:

— Ты что, не в своем уме?

— Я-то в своем уме, и ты об этом прекрасно знаешь! И еще, я наконец впервые за все эти годы увидела твою сущность! Бедный Виктор, милый скромный иммигрант... Дядя пригрел змею на груди! Ты годами высасывал все соки из моей семьи, и вот теперь тебе показалось мало превратить известный банк в какую-то ночлежку для грязных итальяшек, ты захотел разрушить его окончательно, чтобы присвоить мои акции!

— Я банка не разрушаю!

— Разве ты не манипулируешь этими толпами итальянцев?

Помолчав, он негромко произнес:

— Ну хорошо, манипулирую.

— Скажи, ради Бога, как ты это делаешь? Стоишь на крыше с сигнальными флажками?

— Этторе Ломбардини знает всех влиятельных итало-американцев в Нью-Йорке. Он попросил их передать своим людям, чтобы те вложили деньги в наш банк. А в конце прошлой недели их попросили забрать деньги.

— Значит, ты сознаешься в махинациях с акциями?

— Да, но я заплачу тебе по пятьдесят долларов за каждую акцию из контрольного пакета. Ты не только не потеряешь ни пенни, но даже заработаешь.

Люсиль посмотрела на него с презрением:

— Значит, ты пустился на все эти ухищрения только ради того, чтобы заставить меня продать акции?

— А как еще я мог этого добиться?

Она уперлась руками в свои стройные бока и пристально посмотрела на мужа.

— Знаешь, что я сделаю? — сказала она наконец. — Созову Совет директоров и расскажу им то, о чем ты сейчас мне поведал. Я назову твои действия исключительно безответственными и опасными и буду настаивать на твоей отставке с поста президента. Как тебе это понравится?

Виктор поднял с пола газету.

— Отлично, — ответил он, — на твоем месте я поступил бы так же.

— Неужели тебя это не волнует?

— Нисколько. Я сам подумывал об отставке. Почему бы не открыть свой собственный банк? Множество «грязных итальяшек», как ты изящно выразилась, будут моими клиентами. Кстати, в любом случае я собирался остановить все это завтра утром, поскольку положение становится слишком сложным, ведь занервничали наши старые клиенты. Если изъятие денег будет продолжаться, дело может обернуться очень плохо. Но теперь ты можешь, свалив все на меня, восстановить доверие публики. По крайней мере, есть такая возможность. Хотя, кто знает...

Он углубился в газету. Люсиль нахмурилась:

— Что ты имеешь в виду?

— Видишь ли, дела банка идут очень хорошо, и, возможно, Совет директоров решит, что ты поступила неразумно, и даже чертовски эгоистично, когда отказалась продать мне контрольный пакет.

— Мне плевать на мнение Совета директоров.

Виктор пожал плечами:

—

Тогда, может быть, мне не удастся остановить изъятие денег завтра утром. Возможно, я не смогу убедить итальянцев оставить деньги в банке. И если изъятие вкладов продолжится...

— Итак, ты все-таки хочешь уничтожить банк?

— Я этого не говорил. Я просто считаю, что случиться может всякое.

— Разве ты не понимаешь, как опасна твоя затея? Не могу поверить, что ты готов рисковать капиталом семьи, которая подобрала тебя на улице!

— Это я рискую капиталом семьи? — воскликнул он, привставая. — А ты? Как думаешь, сколько времени ты сможешь тратить такую уйму денег, не продавая акции? Да, ты чертовски права, говоря, что я действую безответственно, но ты загнала меня в угол. Я должен забрать у тебя акции не только потому, что хочу это сделать, хотя я, безусловно, хочу этого, но и потому, что иначе ты рано или поздно продашь их на сторону. Это ты поступаешь безответственно, Люсиль! Ты превратилась в глупую, тщеславную выскочку. Я не могу помешать тебе лишить семью контроля над банком. Вот зачем я позвал сюда «грязных итальяшек». Я вовсе не собираюсь уничтожать наш банк — ничего подобного! Я могу превратить этот банк в исполина финансового мира или, по крайней мере, попробую это сделать, но не тогда, когда ты распоряжаешься основным капиталом!

Она упала на стул и заплакала.

— Как ты можешь говорить такие ужасные вещи? — всхлипывая, проговорила она. — Если бы ты любил меня, то не поступил бы так.

— Если бы ты любила меня, то не пыталась бы держать меня «под каблуком». И перестань плакать, на меня это тоже не подействует.

Они посмотрели друг на друга.

— Наверное, наш брак изжил себя, правда? Мы только и делаем, что ссоримся... Разве мы больше не любим друг друга?

— Не знаю.

Люсиль помолчала, затем поднялась.

— Наверное, ты прав, — проговорила она, — и я действительно попыталась, как ты говоришь, держать тебя «под каблуком» при помощи акций. Возможно, я почувствовала, что ты меня больше не любишь, по крайней мере так, как любил раньше, и подумала, что смогу таким образом спасти наш брак. Вероятно, я действительно глупа и тщеславна...

Она бросила на него печальный взгляд:

— Я сказала, что ты высосал из нашей семьи все соки, но это неправда. Ты столько сделал для нас, для меня...

Люсиль нервно стиснула руки. Он наблюдал за ней, пытаясь прочесть ее мысли. Наконец она отрывисто бросила:

— Я продам тебе акции по пятьдесят за штуку, — и вышла из комнаты.

Виктор понял, что выиграл банк, но, возможно, разбил свою семейную жизнь.

ГЛАВА 19

В один из осенних дней 1910 года сенатор Франко Спада поднялся со своего места в итальянском сенате и произнес речь.

— Уважаемые коллеги! Как вам известно, я сицилиец. Вы также знаете, что в молодости я стал жертвой одной сицилийской организации, чьи корни уходят в глубину веков, — мафии. Она отняла у меня двенадцать лет жизни, и я никогда не смогу этого забыть. Как журналист и сенатор, я боролся за многие социальные реформы, некоторые из которых, к моей радости, нашли отражение в законодательстве. Сегодня же я хочу начать крестовый поход — я намеренно употребил это слово — против одного из самых страшных зол, от которого страдает наша нация. — Он сделал драматическую паузу. — Сенаторы, я говорю о мафии.