Век
Шрифт:
— Когда-то она была очаровательной девушкой. Но время изменило ее. Оно меняет всех нас. Вероятно, оно изменило меня даже больше, чем я могу признать. Может быть, представление Люсиль обо мне верно, не знаю. Может, я действительно эгоцентричен.
— О нет, — возразила Элен, поглаживая его плечо. — Ты очень милый, славный, очень... неэгоистичный человек. Просто в ее голове сложился искаженный образ, ведь она ревнует тебя, потому что ты добился успеха, а она нет.
— Она добилась успеха. У нее есть все, чего она хотела от жизни: положение в обществе, прекрасный дом, лесть полоумных лизоблюдов, которые увиваются за ней...
—
— Возможно. Но думаю, что скорее всего она просто хочет вытянуть из меня каждый мой цент. Уверен, ее адвокат сказал ей, что если она сможет достать компрометирующие меня фотографии, я буду у нее на мушке. Она постарается их достать. Поэтому я должен быть тебе благодарен за то, что ты сообщаешь мне, что происходит.
— Мне не нравилось это с самого начала. — Элен села рядом с ним. — Но нужны были деньги, поэтому... — Она пожала плечами. — Я не горжусь собой, но мне понравилось, как в конечном счете все обернулось.
Она улыбнулась. Виктор обнял ее и поцеловал в щеку.
— Мне тоже. Вероятно, я единственный мужчина в Америке, чья жена платит его любовнице.
— Да. И разве это не прекрасно? — засмеялась Элен.
— Но мы должны прекратить этот фарс. Сначала я откладывал развод, потом Люсиль... Нужно было подумать о детях, но теперь они выросли и смогут воспринять все нормально, по крайней мере я на это надеюсь. Пришло время нам с Люсиль подвести черту. Я лишь надеюсь, что мы обойдемся «малой кровью»: видишь ли, дело в том, что она истратила все свои деньги, поэтому...
Дверь распахнулась, и вспышка фотоаппарата ослепила их.
— Прекрасно, мистер Декстер! Еще один снимок — улыбнитесь!
Вторая вспышка. Виктор выскочил из постели и бросился к двери, но двое мужчин уже бежали по коридору отеля к пожарной лестнице.
— Лучше надень штаны! — заорал один из них через плечо. Он слышал их издевательский хохот, пока те бежали вниз по лестнице.
Виктор вернулся в номер и закрыл дверь. Выглядел он ужасно. Элен плакала.
— Как это случилось? — спросила она сквозь слезы.
— Наверное, они следили за нами. Боже милостивый...
Он начал быстро одеваться.
— Ты подумал, что ты такой умный, так ведь? — спросила Люсиль с ноткой торжества в голосе. Их разговор происходил час спустя после сцены в отеле. Люсиль сидела в небольшом будуаре рядом со спальней на втором этаже дома на Пятой авеню.
— Ты и эта потаскушка актриса! Как будто я не догадалась об этом вчера, когда она сказала мне, что ничего не происходит и что ты — «идеальный джентльмен». Как будто ты что-то знаешь о том, что это такое — джентльменское поведение!
Он поглубже уселся в кресло:
— Хорошо, Люсиль. Ты получила то, что хотела. Только избавь меня от своего злорадства.
— Почему я должна избавлять тебя от чего-либо? А ты когда-нибудь щадил меня? Ты уничтожал меня годами со своей секретаршей. Ты украл мою долю в банке.
— Черт побери, я никогда ничего не крал у тебя! И вообще никогда ни у кого не крал...
— Заткнись! Теперь буду говорить я.
Виктор промолчал. Люсиль поднялась с шезлонга и закрыла дверь.
— Я знала, что рано или поздно ты будешь спать с ней, —
Он кивнул. Люсиль снова уселась в шезлонг, вытянула ноги в шлепанцах и аккуратно расправила складки бледно-лилового пеньюара.
— Я хочу, — наконец начала она, — миллион долларов в год.
Он бросил на жену изумленный взгляд.
— И не говори мне, что ты не в состоянии заплатить столько. Преимущество этого отвратительного нового подоходного налога — единственное преимущество! — состоит в том, что он мешает мужьям утаивать то, что они имеют, от своих жен. За последние годы ты ужасно разбогател, Виктор, прими мои поздравления. — Она достала листок бумаги из кармашка пеньюара и глянула на него. — Ты состоишь в Совете директоров девяти крупных корпораций, в каждой из которых у тебя есть крупный пакет акций. Ты скупал недвижимость в Манхэттене и округе Вестчестер в течение ряда лет... — Она посмотрела на него. — Когда ты являешься президентом крупного банка, так легко найти источники финансирования! А вся внутренняя информация, которая доступна тебе на Уолл-стрит!
— Я все делал открыто и честно.
— Не сомневаюсь в этом. Ты честен по-своему, по крайней мере в бизнесе. Но дело в том, что ты очень богат. Мой адвокат оценивает твое состояние где-то между двадцатью и двадцатью пятью миллионами долларов. Поэтому ты можешь позволить себе платить мне по миллиону в год. Я могла бы попытаться вернуть свою долю в банке, но решила не делать этого. Ты часто говорил, что работаешь не покладая рук, а я умею только тратить деньги. И ты был прав. Так что продолжай работать, чтобы делать деньги. А я по-прежнему буду продолжать их тратить, потому что я так хорошо делаю это. Что скажешь?
Он ответил не сразу:
— Как мы решим с детьми?
— Мы можем договориться, чтобы они смогли проводить определенное время с каждым из нас. В этом вопросе я буду великодушна.
— Понятно. — Он встал, засунул руки в карманы. — Хорошо. Я соглашаюсь на твои условия.
— Я так и думала, что ты согласишься. Тебе тяжело?
Он задумался.
— Нет, — наконец ответил он. — Я думаю, что сейчас, после двадцати трех лет совместной жизни, все, что я чувствую, — это оцепенение. И, пожалуй, легкую грусть...
Он направился к двери.
— Виктор!
Он обернулся:
— Что?
— Ты меня ненавидишь?
— Конечно нет. Ты приводила меня в ярость, но я не мог ненавидеть тебя. Сейчас, когда все кончено, я чувствую к тебе жалость.
Она съежилась:
— Жалость? Но почему?
— Потому что, мне кажется, я знаю, что с тобой произойдет.
Он вышел из этой комнаты навсегда и закрыл за собой дверь. Люсиль глядела на дверь не отрываясь, пораженная тем, что ей внезапно захотелось, чтобы он вернулся.