Вексель Билибина
Шрифт:
Так описан хребет Джал-Урахчан. Ныне восточная часть его, на перевал которой поднялся в тот день Юрий Александрович, означается на картах цепью Билибина. Да и вся тропа называется тропой Билибина, потому что редко кто ходил этим путем. В сухое лето и зимой шли обычно Ольской тропой, по берегам реки Олы, более ровной, без перевалов, но недоступной после дождей. Отряд Билибина вынужден был торить более трудный путь.
Спустившись с Джал-Урахчана, отряд двинулся быстрее. Перевалил еще один водораздел и по широкой долине Маякана, многоводной и глубокой речки, вышли как раз на Ольскую тропу и вечером расположились станом уже в устье речки Нух.
Здесь, немного выше стана, в галечниковом обрыве, утром, пока ловили лошадей, Юрий Александрович произвел первое опробование. Знаков золота не обнаружено, но место примечательно. Отсюда Ольская тропа отворачивает вверх по Нуху, вывершивает его и уходит в долину Буюнды. По Буюндинской тропе обычно и попадают в Среднекан и Сеймчан. Так рассказывал на стане Макар Медов, а Билибин все подробно записывал в дневник.
«19 августа, воскресенье.
…Другая тропа, Бахапчинская, идет далее вверх по р. Оле.
Мы двигаемся последним путем. Переправа через Нух довольно глубока. После Нуха идем по галечным косам Олы, то и дело пересекая отдельные ее протоки…
Долина реки здесь широка, окружена высокими и крупными гольцами. Каменные осыпи с них спускаются очень низко, часто к самой реке. В гальке на косах преобладают различные порфиры всевозможных цветов. Бросается в глаза обилие туфовидных и брекчиевидных пород. Встречаются также кварц, глинистый сланец, халцедон…
20 августа, понедельник.
Утро ясное.
Около стана река прижимается к левому борту и подмывает голец, который опускается к реке осыпями серовато-розовой брекчиевидной породы.
Выходим со стана в 7.55.
Сразу же после выхода переправляемся на правый берег и продолжаем идти косами, изредка бортом.
В наносах р. Олы начинают в большом количестве встречаться порфиры ярко-зеленого цвета, по внешнему виду напоминающие лиственниты. Раньше они хотя и встречались, но в небольшом количестве.
Справа впадает большая речка, текущая в такой же глубокой, как и Ола, долине. После нее лиственниты кончаются.
В 18.45 становимся станом на рч. Тотангичан.
От с. Ола — 151,41 клм».
Тропа по Тотангичану сначала шла широкой сухой долиной. Затем долина стала быстро суживаться и мрачнеть. С гольцов крутыми осыпями сползали багрово-красные порфиры. В обрывах речки темнели черновато-серые песчаники. В них Юрий Александрович нашел ракушки: когда-то здесь было море. Первые сборы фауны решил направить Цареградскому, палеонтологу.
Здесь и север дал о себе знать. Ночью на стане было очень холодно, да и днем, хотя солнце сияло, чем выше поднимались, тем холоднее. У небольшого ключика, падавшего в Тотангичан, заблестела аквамариновыми переливами огромная наледь.
Тропа покинула речку и через увал вывела на ровное маристое место с небольшим озерком. Это и есть вершина главного перевала Колымского (Яблонового) хребта. Билибину он рисовался неприступным, этот перевал. Туземцы сказывали, что на нем растет одинокая, похожая на лосиный рог лиственница, на которую тунгусы вешают ленточки, шкурки, тряпицы — дары местному духу, помогшему одолеть перевал. Вот она, эта священная лиственница, стоит на всех ветрах, склонившись над озерком.
Но где же неприступность? Подъем был невысок и полог, да и по другую сторону никакого крутого спуска. Юрий Александрович, соблюдая туземный обычай, привязал к дереву просоленный потом платок, и тут в его голове сразу родилась пророческая идея:
«21 августа, вторник.
Строго говоря, перевал здесь почти отсутствует, и для проведения тракта или железнодорожного пути с Охотского побережья в бассейн верхней Колымы этот путь является одним из наиболее удобных».
Не минует и пяти лет, как именно здесь Колымская трасса перевалит через Яблоновый хребет. А тогда отряд расположился тут станом, и Билибин, окрыленный новой идеей, ни минуты не отдохнув, поднялся на ближайший голец. Правда, он был невысок, но над уровнем-то моря возвышался вместе с хребтом не на одну тысячу метров, и такая ширь, такой простор открылись с его вершины, что дух захватило, и Юрий Александрович почувствовал себя горным орлом. С этого хребта, могучего водораздела, одни реки текли на юг, к Охотскому морю, другие — в Ледовитый океан.
«22 августа, среда.
Ночью выпал иней. Утро холодное. Довольно сильный северо-восточный ветер.
Подходим к руслу самого Малтана. Здесь это всего лишь небольшой ручеек. Невдалеке от него лежат громадные рога горного барана, свыше пуда весом. Здесь и развалины часовни. Место называется «Церковь».
Малтан очень быстро увеличивается в размерах.
Стан «Элекчан». Здесь на берегу реки имеется тунгусский лабаз. У Элекчана Малтан резко заворачивает влево. Перед станом настреляли много куропаток.
23 августа, четверг.
Ночью был дождь, а все окружающие гольцы покрылись снегом. Утром холодно и сыро. Утром дождь прекратился, но около полудня пошел опять.
Первую половину дня стояли, так как долго искали одного коня. Смыл ковшом несколько проб на косах. Знаков золота нет. Много куропаток.
24 августа, пятница.
От самого устья ключа Босандры Малтан течет одним руслом и несет большое количество воды. Можно было бы уже начинать сплав, но необходимо убедиться, нет ли впереди мелких перекатов, чтобы не пришлось бросать плоты.
Переправляемся на левый берег и становимся станом. Слева впадает речка Хюринда. Косы с многочисленными медвежьими следами.
25 августа, суббота.
Небо подернуто дымкой и легкими облачками. Сквозь них проглядывает солнце.
Становимся станом на левом берегу. Малтан имеет здесь внушительные размеры, и около стана есть сухой лес. Решаем начать сплав отсюда.
Перед самым станом на сопке высятся далеко видные обрывы белых пород. От них называем этот стан «Белогорье», по-якутски «Урюм-Хая».
Это произошло на тринадцатый день пути. Счастливый день!
Макар Захарович сполз со взмыленной кобылки и заявил:
— Мин барда суох.
«Мой путь закончен». Это было ясно без перевода. И все повторили эту фразу по-якутски. Она стала крылатой.
Десять дней топали без выходных, без дневок. Лишь три дня потратили на непредвиденные задержки в самом начале пути. Отмахали, как точно отсчитал своими шагами Билибин и подытожил в дневнике, 243,37 километра за 65 часов 33 минуты чистого хода.
Если судить по его бесстрастным записям дневника, то весь путь проходил легко и гладко. А как часто увязали в таких марях, что развьючивали лошадей и вытаскивали их вагами! А сколько купались в ледяных, буйно разметавшихся речках и ключиках, чтобы найти брод! И продирались сквозь такие чащобы, из которых без крови не выйдешь…
На привалах даже Демка растягивался пластом, и Юрий Александрович говорил ему:
— Что, Демьян Степанов, язык вывалил? За куропатками не бегаешь? Это тебе не Алдан. Это — Колыма, брат. И тут своя мера длины: колымметры. Понятно?
Пес и хвостом не шевелил. И лишь на последнем стане отлежался и снова стал прытким. Рабочие сразу же принялись за плоты. Одни валили звонкие лиственницы и стаскивали их к плотбищу. Другие резали тальник на кольца, рубили клинья, весла и прочую оснастку. Вязали два плота. Всеми работами руководил Степан Степанович. И пес был у него на побегушках.
— Демка, принеси кисет и спички не забудь.
Демка бросался к одежде хозяина, извлекал из карманов и кисет и спички, приносил в зубах.
На третий день плоты были готовы. Один поменьше назвали «Разведчиком», другой — «Начальником». Билибин не любил, когда его величали начальником, и второй плот, на котором предстояло ему быть капитаном, перекрестил в «Даешь золото!».
Юрий Александрович написал письма и распоряжения, подробно описал маршрут от Олы до Белогорья — сведения о продвижении передового отряда и о том, как идти второму отряду.
Письма и сведения Билибин наказал Медову передать Цареградскому. Набросали писульки своим друзьям и остальные: Раковский — Бертину, Лунеко — Ковтунову, Алехин — Мосунову…