Векша

Злажелательный Денис Геннадьевич

– Шкуродёр, - фыркнула Инга зло.
– Я подсчитала, сколько он мне дал. Хватает как раз рассчитаться за все просрочки и остаётся меньше, чем ты просишь.

– Это я ещё со скидкой прошу, - хмыкнул он.
– Сюда входит и стоимость самой работы, и стоимость рисков, и издержки, которые я потерплю, пока буду приглядывать за тобой.

– Ой, надо думать, ты за это время просто гору зверья настреляешь, - не стала скрывать ехидства Инга.
– Недаром тебя Аспидом зовут...

– Молва не всегда ошибается, - пожал плечами Араксин.
– А дядя Витя меня никогда не просил оберегать тебя.

– Теперь понимаю почему...
– вздохнула Инга.

– Ты меня в чём-то обвиняешь, Векшунь? Извини, я не благородный рыцарь, я простой охотник.

Инга промолчала насчёт простоты.

– И потом - ты сама согласилась работать с Лютым, пусть и под давлением. Согласилась, получила деньги, начала тратить. И теперь хочешь, чтобы я тоже сунул голову под тот же топор? Притом забесплатно...

– Просто многовато ты просишь, -

призналась Инга.

– Цена окончательная, обжалованию не подлежит, - отрезал Андрей.
– Или столько - и я буду твоим обережником на озёрах, пока эта ваша катавасия не закончится. Или никак - но тогда только Лисёнок будет тебе верной опорой.

– ... которая будет пялиться на меня, пока мы там ковыряемся, - огрызнулась Векша.

– Одевайся поскромнее, - Араксин поднялся с кровати, поставил кружку на дубовый стол, потемневший от времени и исцарапанный.
– Ладно, Векшунь, прости, но дел у меня ещё много, так что не смею задерживать. Если надумаешь - я ещё два дня дома. Потом уйду на неделю.

Инга зыркнула на него исподлобья.

– Ладно, - сказала она, подхватывая корзинки.
– Спасибо...

Протиснулась мимо Араксина.

– Мои двери для тебя всегда открыты, - услышала она вдогонку, выходя из сеней.

Инга шла обратно, стараясь делать вид, что ничего не произошло - но плечи ссутулились отнюдь не от тяжести корзинок. Шла, зыркая исподлобья по сторонам - казалось, что весь Форпост ехидно и выжидательно смотрит на неё, хотя на единственной улице было безлюдно. Даже стариков нет.

Что ж делать-то?

Особого страха перед Паучьими Озёрами она не испытывала, несмотря на все ужасы и напасти. Куда без них в нынешнее непростое время? Банды, ошалелое зверьё, оголтелое законодательство... Пугала неизвестность вкупе с чёткой убеждённостью, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Тут сыр не так чтобы бесплатный - но уж больно смехотворное задание, на самом-то деле. Можно было просто своих послать - не так затратно. Впрочем, ещё не гарантия, тут Лютый запросто может оказаться прав насчёт того, что у Инги больше шансов вернуться с Озёр живой. Большая часть команды Лютого - так или иначе примелькавшиеся в окрестностях военные рожи. Так что любого из его многоопытных солдат, появившегося возле Озёр, сочтут не иначе как разведчиком. С другой стороны, подумала Инга, и простую девчонку с пареньком (рожа которого не успела примелькаться в компании боевиков Лютого) тоже нет резона оставлять в живых. Известно же, что за помощь окружным войскам положено вознаграждение, весьма порой нехилое. Так что и двое, с позволения сказать, гражданских тоже могут оказаться разведчиками. Даже если и впрямь пошли к Паучьим за редкими ядовитыми растениями, ценными для здешней фармакологии - по сравнению со стоимостью добытых сведений о противнике цена за пучок-другой лихотравки - пшик. Пусть и золотой пшик.

Лютый не хочет рисковать своими - ну, понятно, нормальное желание командира, с которого спросят за каждую смерть или тяжкое увечье вверенных ему солдат. И потому посылает Ингу - человека, за которого некому спросить. Только вот к чему Лисёнок? А, скорее всего, к тому, что его как бы и не так жалко, как других, более опытных. И канувший в неизвестность, ненайденный труп трупом считаться не будет. За это тоже спросят - но тут можно отбрехаться, набросав версий от простого дезертирства до перехода на сторону врага. Мол, сучий сын прельстился идеалами бандитской жизни и продался с потрохами. Это явление встречалось повсеместно - находились, как батя говорил, морально нестойкие. Семья Лисёнка погорюет - и от пропажи маленького кормильца, и оттого, что на семью легло, в общем-то, позорное клеймо "Родственники возможного дезертира и предателя". И прижухнут, не станут требовать возмещать им потерю кормильца... Лютому не больно-то предъявишь. И Сколоту не пожалуешься...

Инга прошла через дворик, поставила корзинки в сенях, вошла в дом и села за пустой стол с тяжёлым вздохом...

– Ладно, назвалась груздем - полезай в кузов, - тихо сказала она.
– Что у нас со снаряжением?

Оружие у неё было - как в каждом доме. Другое дело, что боезапас убогий - опять же, как в каждом доме. Князь постановил - десять патронов на ствол под месячный отчёт стрелянных и нестрелянных. Не более. Князю, а точнее, кому-то умному и боязливому рядом с князем, пришло в голову, что десяти патронов хватит для обеспечения месячного запаса пищи в охотничьем посёлке. Привычный к причудам власти народ поворчал да взялся за старое. Капканы, самострелы, луки, стрелы, петли. На это ограничений не существовало - кто-то самоуверенный из княжеского окружения решил, что старинное оружие никак не конкурент огнестрельному. Видимо, давно не видел, как ловят стрелы в лесу исподтишка. Впрочем, дело не только в самоуверенности - если патроны к оружию в Горинском округе производил один-единственный завод, расположенный в Горинске, отчего было возможным как-то отслеживать передвижение боеприпасов, то стрелы к лукам и болты к арбалетам ну никак не отследишь - делать их умел каждый второй в охотничьих поселках, селах, деревнях и хуторах. Замучаешься контролировать и запрещать. Да и не запретишь особо - и без того люди ропщут на строгость власть предержащих, и без того банды полнятся. И воевать с такими трудно - хорошее знание здешних лесов даёт неслабое преимущество

в борьбе с градскими войсками. За примерами далеко ходить не надо - того же Кривина взять, который год пьёт кровь Сколоту, да и не только ему. А начиналось с малого, как и всё великое. Бывший командир группы из Костёркино, болезненно ущемлённый Сколотом то ли в полномочиях, то ли в жаловании, встал на тропу войны с Горинском. Увёл половину отряда в Чёртовы Сопки, где переждал год в относительном спокойствии - время выдалось сложное, Дарховск повышал таможенную пошлину и драл три шкуры с караванов, проезжавших по Большому Тракту в его секторе. Обстановка была напряжённая, на дезертира рукой махнули - сбежал, да и ладно, не пакостит, есть не просит - и фиг с ним. И проморгали. И Горинск проморгал, и Дарховск, и Акимовск со Спалашичем. А Кривин набирал людей отовсюду. Не способный похвастать тяжёлым и мощным вооружением, он показал немалую хитрость и изощрённость в ведении партизанской войны, устраивал провокации на границах городских округов, накаляя обстановку в отношениях между главарями, заставляя их, что называется, гнать волну друг на друга, выдвигать взаимные претензии и расчехлять оружие для большой междоусобной войны. И пару раз почти добился своего - буквально за несколько минут до роковой команды "Огонь!", когда батарея тяжёлый орудий готовилась плюнуть залпом в сторону Дарховска, по рации прилетела весть, что в районе назревающих боевых действий была замечена довольно большая вооруженная группа "неустановленной принадлежности" (прямо так и сказали). Отряд, нарвавшийся на неизвестных, потерял почти половину убитыми, но и свою долю в виде трупов и трофеев взял. Среди опознанных нашлась парочка тех, кто ушёл с Кривиным в Сопки. Большого междоусобного кровопролития удалось избежать, и началась большая игра в кошки-мышки, продолжающаяся и поныне... Противостояние Кривина и окружных городов не сходили с уст здешнего люда, постоянно обрастая подробностями и деталями, причем некоторые из них заставляли диву даваться, на что способно людское воображение. Одно время ходили слухи, что Сколот забрал в свой гарем дочку Кривина, вот, дескать, Кривин и бесится. Когда очередному пересказчику пояснили, что у Кривина трое сыновей и все трое сейчас с ним в Сопках, пересказчик попытался выкрутиться, дескать, дочка была внебрачной. Кто-то рукой махнул, кто-то высмеял записного враля, кто-то подхватил эту, уже неизвестно какую по счёту сплетню и понёс дальше. Насчёт гарема Сколота пояснений не было - существовал ли он в действительности или же являлся плодом воображения завистников и конкурентов, оставалось загадкой. Инга склонялась к тому, что дыма без огня не бывает. И хотя у Сколота имелась молодая красавица-жена, носившая ныне третьего ребёнка, вряд ли что-то мешало окружному владыке завести себе эдакий "малинник", где можно отдохнуть от важных государственных дел...

Патроны один за одним входили в каморы винтовочного барабана. Семь штук. Три неприкаянными остались в маленьком патронташе на прикладе.

Револьверный карабин был короток, его убойной мощи с трудом хватало на кабана из-за малого калибра. Но Инга, тем не менее, предпочитала его любой другой винтовке - именно за компактность и скорострельность. Вращение снаряженного барабана при стрельбе и взведение курка осуществлялось с помощью рычага, заменявшего спусковую скобу. При определённой сноровке семь пуль всадить в набегающего зверя можно было за четыре секунды. "Болтовики" такой скорости не обеспечивали. Плюсом к тому - не терялись гильзы. После стрельбы их можно было аккуратно извлечь с помощью экстрактора, а не искать в траве. Мелкий же калибр окупался меткостью - не белку в глаз, конечно. Но с двухсот метров под лопатку, чтобы зверь сделал "свечку" - давно не великий труд.

Не хватало только оптики - но оптика наравне с полуавтоматическим и автоматическим оружием была запрещена к обращению среди гражданских, её наличие на стволе мирного охотника давало военным патрулям право стрелять без предупреждения и промаха.

Инга вытянула руки с карабином перед собой - короткий, в сравнении с более распространёнными винтовками, более изящный, что ли? И да, более подходящий для уничтожения двуногих, если честно. Батя так и не смог изменить своим привычкам, взяв вместо зверобойного "длинномера" изящно выделанную, красивую и без идиотских украшений, огнестрельную игрушку.

Но Инге убивать людей ещё не приходилось. Отстреливаться случалось - но так, не особенно плотно. С противоположной стороны тоже наседали не больно-то яростно - отчётливо сказалась ограниченность в патронах. Так что вышла даже не перестрелка, а скупой обмен выстрелами. Благо, дело происходило в довольно густом лесу - пуля легла мимо, хоть и впритирочку. Будь лес пожиже - и лежать бы Инге где-нибудь под мхом. Хладнокровия хватило пальнуть в верно угаданном направлении, а не помчаться, очертя голову и подставив спину. Но дома пробрало на совесть - руки дня два тряслись.

Инга убрала карабин в удобный, пошитый ею же чехол из змеиных шкур. Батя чехлом не пользовался, предпочитал носить так. Инга же старалась обращаться с оружием не в пример трепетнее - к тому же, это память, носившая самое большое количество прикосновений отца. Это чувствовалось даже через тонкую кожу чехла, стоило только закрыть глаза и углубиться в себя. Под ладонями, на которых ещё лежал чехол с оружием, отчётливо затеплилось глубинным живым теплом человеческого тела.

– Будешь моим талисманом, - сказала Инга, откладывая его в сторону.