Шрифт:
Веление долга
Вместо предисловия
Путь в военную авиацию
В строю боевых друзей
В небе над Ханко
На защите города Ленина
Я должен летать!
Победа
До конца войны
Герой Советского Союза
Белоусов Леонид Георгиевич
Веление долга
После Указа Президиума Верховного Совета СССР о присвоении мне звания Героя Советского Союза на мою тихую ленинградскую квартиру обрушился настоящий шквал телеграмм, писем, открыток. В этом потоке приветствий и поздравлений с высокой наградой я, пожалуй, ярче, чем когда-либо, увидел невозможное ни в одной капиталистической стране подлинно великое единение армии и народа. Заложенное еще Лениным, оно растет и крепнет год от году. Ведь письма шли буквально со всех концов нашей необъятной страны, от пожилых, молодых и совсем юных советских граждан. И каждое из них проникнуто большой теплотой, настоящей душевностью, которые волновали в день их получения и волнуют сейчас, когда я вновь перечитываю идущие от сердца слова моих соотечественников.
Главное во всех письмах - высокий, благородный советский патриотизм, гордость за нашу великую Коммунистическую партию, которая неустанно воспитывает и развивает в наших людях лучшие черты характера, которая высоко подняла у трудящегося человека гордость за наши Вооруженные Силы. Это чувство является источником готовности советских людей к подвигу во имя Родины, готовности выполнить ее любое задание. [4]
Многие письма, присланные нашей замечательной молодежью, заканчиваются просьбой рассказать подробно, как прошло становление моего характера, что помогло мне приобрести те качества, которые позволили успешно выполнять свой воинский и гражданский долг, не отступить перед трудностями и испытаниями, выпавшими на мою долю.
Надеюсь, что эта брошюра, подготовленная мной с помощью товарищей-балтийцев полковника П. Старостина и подполковника М. Львова, явится ответом на многочисленные письма моих новых молодых друзей.
Л. Белоусов [5]
Путь в военную авиацию
Это было в Одессе, в годы гражданской войны. Пес Джек, которого наш отец незадолго до отъезда на фронт принес в дом щенком, вдруг залился неистовым лаем. Во двор вышла бабушка, а за ней и мы с братом. Немецкий офицер что-то грубо говорил бабушке на ломаном русском языке. Солдаты прикладами винтовок отпихивали собаку, а потом накинули ей на шею петлю. Бабушка упрашивала офицера не трогать Джека.
– Ведь это единственная забава сирот, - говорила она.
– Собака прожила у нас несколько лет. Она напоминает детям об их погибшем на фронте отце. Оставьте, не трогайте собаку, пожалуйста.
– Собака нужен немецкой армии, - бесцеремонно заявил офицер.
– И мы ее возьмем…
Солдаты потащили собаку к воротам. Я кинулся вслед и обнял Джека за шею, пытаясь снять проволоку. Верзила-немец молча схватил меня за волосы, приподнял и отшвырнул в сторону. Слезы боли и обиды застлали мне глаза.
– Ничего не поделаешь, Леня! Чтобы защищать [6] свой двор от непрошеных людей, нужна сила. А вот силы у нашей страны сейчас пока мало. Вот враги и бесчинствуют в городе. Если в доме взять нечего, забирают собаку. Знай, что слабых да дураков и в церкви бьют…
Я привел этот эпизод потому, что он, ярко запечатлевшись в моей памяти, сыграл в дальнейшем известную роль в выборе профессии. Мне захотелось стать сильным - таким, чтобы никто чужой никогда не мог безнаказанно входить в наш двор, не мог грабить, убивать ни в чем не повинных людей, как убили немецкие оккупанты моего друга Ваню Кривошеева.
Вскоре я увидел людей сильнее немцев. Это были красноармейцы, которые, изгоняя оккупантов, вошли в Одессу. Один из полков прославленной Перекопской дивизии разместился в казармах недалеко от нашего дома.
Бойцы разведывательного взвода приводили к морю купать лошадей. Они ласково относились ко мне и к брату. Вскоре красноармейцы разрешили мне садиться на коня и доезжать до казармы. Я приносил коням сено, кормил их, чистил. Бойцам нравилось, что все это я делал старательно. По доброте душевной они подкармливали меня, выделяя немалую долю из своего очень скудного в то тяжелое время дневного пайка.
С каждым днем я все больше времени проводил в казармах, стал здесь своим человеком. Знал обо мне и командир полка Хлебников. В один из дней, застав меня вместе с бойцами взвода на плацу, где кавалеристы тренировались в рубке лозы, командир спросил моего постоянного покровителя, добродушного силача и задушевного беседчика:
– Красноармеец Гвоздь, что это за паренек у вас постоянно вертится?
– Пацан здешний, лошадей помогает купать.
– Ты чей, откуда?
– обратился ко мне Хлебников.
– Здесь рядом живу.
– Батька где?
– Убит на войне. [7]
– Значит, сирота. Что же, нравится тебе у нас?
– Очень!
Командир полка помолчал минуту и, ничего не сказав, ушел. Вскоре красноармеец Гвоздь и политрук были вызваны к Хлебникову. Я с нетерпением ждал их возвращения, чувствуя, что разговор идет обо мне. Хлебников был коммунист, хорошо знал жизнь. Он понимал, как тяжело моей матери, простой мойщице посуды, содержать семью из четырех человек. Это и определило мою судьбу. Я стал воспитанником полка.
Бойцы разведвзвода, особенно красноармеец Гвоздь, относились ко мне тепло и задушевно. Они подогнали мне обмундирование, помогли изучить воинские порядки, а затем и оружие. Я старался все делать, как требуется, подражал командиру полка, всегда бодрому, подтянутому, требовательному и справедливому. Я учился у моих друзей-красноармейцев честности, точности, любовному отношению к воинским обязанностям. Под влиянием этих простых людей постепенно формировался и мой характер. Осуществилась моя мальчишеская мечта: быть сильным, иметь оружие, чтобы никто никогда не смог безнаказанно войти в мой дом, в дом соседей. Я начинал понимать, что соседями являются все честные люди моей родной страны. Вскоре я уже знал не только винтовку, но и пулеметы «Кольт» и «Льюис», довольно метко стрелял, хорошо управлял своей небольшой смирной лошадкой. Правда, к учебной рубке лозы, сколько я ни просил, меня не допускали. Друзья подшучивали: