Величайшие загадки истории
Шрифт:
Во второй половине XIX в. М. Б. Чистяков записал рассказы крестьян из села Чернышино Калужской губернии, принадлежавшего когда-то Брюсу. Крестьяне говорили, что хозяин села был царским «арихметчиком», знал, сколько звезд на небе и сколько раз колесо повернется, пока до Киева повозка доедет. Взглянув на рассыпанный перед ним горох, он мог сразу назвать точное количество горошин: «Да мало ль еще, что знал этот Брюс: он знал все травы этакие тайные и камни чудные, составы разные из них делал, воду даже живую произвел…»
Решив испробовать чудо оживления и омоложения на себе самом, Брюс будто бы повелел верному слуге разрубить себя на части мечом и потом поливать
В качестве мага и чернокнижника Брюс фигурирует и в сочинениях русских романтиков: в повести В. Ф. Одоевского «Саламандра», в незавершенном романе И. И. Лажечникова «Колдун на Сухаревой башне».
Новая реальность XX в. вносила в легенды о Брюсе свои коррективы. Утверждали, будто он не умер, а создал воздушный корабль и улетел на нем неведомо куда. Царь же повелел книги его замуровать в Сухаревой башне, а все снадобья — сжечь. Таким образом разрастался и варьировал целый свод сказаний, в котором Брюс представал чем-то вроде русского Фауста.
В судьбе Брюса действительно есть что-то загадочное. Неясно, где и как сын служилого дворянина, на четырнадцатом году записанный в «потешные», сумел получить такое блестящее образование, которое позволило ему затем овладеть глубокими познаниями в самых различных областях науки? Непроницаемыми для постороннего взгляда остались его внутренний мир и домашняя жизнь, особенно в последние годы, проведенные почти в отшельническом уединении. Брюс несомненно проявлял интерес к тайноведению.
«Судя по некоторым данным, Яков Вилимович обладал скорее скептическим, чем мистическим складом ума, — пишет по этому поводу кандидат филологических наук И. Грачева. — По свидетельству одного из современников, Брюс не верил ничему сверхъестественному». И когда Петр показывал ему нетленные мощи святых угодников в новгородской Софии, Брюс «относил сие к климату, к свойству земли, в которой прежде погребены были, к бальзамированию телес и к воздержанной жизни…».
Но по иронии судьбы само имя Брюса впоследствии стало ассоциироваться с чем-то таинственным и сверхъестественным. В начале XX в. кирха в бывшей Немецкой слободе, где похоронили Брюса, была уничтожена, а останки графа передали в лабораторию М. М. Герасимова. Но они бесследно исчезли. Сохранились лишь отреставрированные кафтан и камзол Брюса, они — в фондах Государственного Исторического музея. Зато возникли слухи о привидении Брюса, будто бы посещавшем свой дом в Глинках.
Недавно в бывшей брюсовской усадьбе с помощью местных краеведов открыли музей. Его деятельность несомненно поможет прояснить немало «белых пятен» в биографии одного из самых видных сподвижников Петра I.
ШЕВАЛЬЕ Д’ ЕОН: ОЧАРОВАТЕЛЬНЫЙ ШПИОН В ЮБКЕ
(По материалам Вл. Казакова)
На одном из балов, частотою и пышностью которых столь славился королевский двор Франции, Людовик XV приметил очаровательную незнакомку — миниатюрную блондинку со светло–голубыми томными глазами. Большой ценитель (и любитель) женских прелестей, король немедля пригласил ее на танец, во время которого, улучив момент, привычно опустил руку вниз, чтобы ощупыванием определенной части тела
— Поразительно! — не поверил себе король и потому счел нужным уточнить: — Так вы — мужчина?
Это маленькое недоразумение скорее всего скоро забылось бы, но год спустя в Санкт–Петербурге появился некто Дуглас Макензи, скупщик мехов, сопровождаемый племянницей — девицей Луизой де Бомон. Дядя интересовался шкурками горностая и соболя, черными лисами, рысями… И кое–чем еще, что предписывала ему секретная инструкция, датированная 1 июня 1755 г. Весьма обширная, однако изложенная мельчайшим почерком, она умещалась между стенками табакерки, с которой Макензи никогда не расставался. Она повелевала разведать численность русской армии и состояние русского флота, ход русской торговли, взаимоотношения в правительстве, взгляды фаворитов царствующей Елизаветы Петровны на международную политику России. Требовалось узнать, кто из них симпатизирует Англии, кто — Австрии или Пруссии, а кто — Франции…
Оказалось, среди приверженцев Франции — граф Михаил Воронцов, вице–канцлер. К нему-то и направилась девица де Бомон, выпросив у графа тайное, тет–а-тет, свидание. Михаил Илларионович, не чуравшийся плотских удовольствий, уступил настойчивости прелестной иностранки, живо вообразив вероятные фривольные приключения. И впрямь, после обмена любезностями гостья решительно расстегнула корсет и сняла башмаки. Но, увы, совсем не для того, чего ждал игриво настроенный граф. Из корсета Луиза извлекла грамоту Людовика XV, подтверждающую полномочия предъявителя, а из подошвы башмака — ключ к шифрованной переписке.
Затем обескураженный граф выслушал по–военному краткое и четкое изложение цели миссии скупщика мехов и его племянницы. Людовик XV хотел бы восстановления разрушенных дипломатических связей России и Франции. Более того, он приветствовал бы союз двух государств, коему видит в России немало как сочувствующих, так и противников, и посему полагает нужным воспользоваться услугами частных лиц для вручения императрице личного послания.
— Где оно? — спросил граф.
— В сочинении господина Монтескье, — и Луиза протянула толстую книгу с золотым обрезом. В ее переплет, обтянутый телячьей кожей, было вложено письмо Людовика Елизавете и шифровальная азбука персонального назначения. — Я надеюсь, граф, — добавила Луиза, — вы составите нарочную оказию, чтобы я могла вручить этот фолиант лично императрице…
Воронцов постарался, придумал повод, и Луиза де Бомон была представлена Елизавете Петровне, произвела, очевидно, приятное впечатление, поскольку вскоре была допущена в спальные комнаты государыни, изъявившей желание: «Пусть Лизонька почитает мне вслух что-нибудь из французских авторов…» В жарких покоях горели свечи, Елизавета Петровна, освободясь от одежд, полулежала на взбитых подушках.
Вероятно, в один из многих таких вечеров, когда чтение перемежалось рассказами о достоинствах Людовика XV, преклонявшегося, как оказалось, пред красотой и мудростью российской императрицы, Луиза де Бомон и вскрыла кожаный переплет книги Монтескье. Ну а в результате… По свидетельству историков, вопреки препонам, чинимым при царском дворе русско–французскому сближению, Лизонька успела «расположить императрицу в пользу короля до такой степени, что та написала Людовику самое дружелюбное письмо с предложением прислать официального дипломатического агента для заключения взаимного союза между обоими государствами».