Великая княжна Настасья

Лин Айлин

***

Деян

Хмуро оглядывал сын Могуты тиунов князя. Не дождался Киев обоза с мечами для молодой дружины. Все сроки вышли, унылые лица его помощников говорили о том, что нескоро ещё дождётся он новых клинков.

Когда-то Деян и приехал из Вежи простым дружинником, оставив там отца-воеводу. Быстро заметил его князь, не чурался воин никакой работы и в бою поражал своей отвагой. Теперь стал Деян тысяцким (прим. автора – военная должность при князе, не исключавшая также

гражданских функций) Ярополка. Много бы он отдал, чтобы уйти простым дружинником. Опротивели ему хитрые тиуны, бояре со своей гордыней. Киев велик, с утра до ночи кто-то шёл к Деяну с просьбами, а надо ещё и ответ держать за дружину, да за укреплениями следить.

Много дел… Воин устало вздохнул и взмахом руки отпустил тиунов. Всё одно, сегодня от них ничего не добиться.

Эх, сейчас бы лететь на верном коне с друзьями-ратниками, почувствовать на губах вкус встречного ветра, вдохнуть полной грудью морозный воздух. А он вынужден день изо дня разбирать городские дела, что всё не кончались, конца и края им видно не было.

Сейчас Деян завидовал отцу, что столько лет был воеводой при Братиславе. Пусть не давала покоя Степь русичам, но и на это легко бы согласился Деян, лишь бы подальше от княжеского терема со всеми его интригами.

Как и Могута был он неподкупен и честен, за то и привечал его Ярополк, за то и поставил тысяцким.

Воспоминания затуманили очи Деяна: вот скачут дружинные отроки по полям вкруг Вежи, вот устраивают потешные бои, за которыми зорко следит воевода. Давно это было. И времени отписать отцу, как он там, не было, только голова подушки коснётся, как в сон тёмный проваливается, а поутру снова круговерть дел. Вот только и сам отец давно не писал ему. Отчего неспокойно на сердце стало.

«Сам напишу», - мысленно пообещал сам себе Деян, чувствуя, что так правильно, так надо.

Молодой мужчина встал, размял ноги, уставшие от сидения на лавке, милей ему было конское седло. Высокий, он всей статью напоминал отца: широкие плечи, та же гордая посадка головы, сильные мышцы, бугрящиеся под кожей. От матери достались ему русые волосы, да глаза цвета тёмно-зелёной хвои с вкраплениями ореховых пятнышек, точно у сокола, любила повторять она. На лице затеплилась нежность при воспоминании о родителях. Матушки давно уж не стало, лишь настала его двенадцатая весна, а отец так и ходил бобылём после её смерти.

На лице, словно рябь, пробежала грусть. Заскучал он по дому. Да разве отпустит его князь навестить отца? Тут почитай каждый день дела неотложные.

В горницу вошёл молодой гридень:

– Деян, зовёт тебя Ярополк безотлагательно!

Вздохнул тысяцкий и отправился к великому князю в палаты, тот был задумчив и хмур. На высоком лбу залегла складка.

– Входи, Деян, - кивнул он в ответ на приветствие, - много ли ты помнишь о родном своём городе?

– О Веже?
– удивился воин.
– Так, почитай, пятнадцать вёсен уж пробежало, как покинул я те места. Многое там перемениться могло.

– Н-да. А вспомнить надобно, - устало произнёс князь.

– Случилось что, княже?

– Вести странные пришли, - Ярополка неопределённо пожал плечами, - скажи мне, что знаешь ты об их княгине Настасье?

– Настасье?!
–

ещё больше растерялся Деян.

– Да. Погибла семья Братислава при осаде печенегов, одна она и осталась.

– А отец?

– Дурных вестей о нём не было, стало быть, жив. Вернёмся к Настасье. Поведай мне о ней.

– Нечего мне о ней рассказывать, - недоумённо промолвил Деян, - крохой двухлетней была княжна, когда покинул я Вежу. В рубашонке бегала, да за материну юбку цеплялась. Болезненной она с рождения была, берегла её Милава пуще всех. За каждым шагом следила. А более мне и неизвестно.

– Да, Деян, быстро летит время, вот уже и кроха в рубашонке - стол вежинский заняла… Да так, что вести до самого Киева летят!
– Ярополк опять задумался.

– Ты скажи, княже, авось чем другим смогу помочь? Может, какую весть отцу отправить, его расспросить? Собираюсь ему весточку послать.

– Пустое всё, - махнул рукой князь, - ступай, будут вести, сам тебя кликну.

Поклонившись, Деян пошёл в свою горницу, при дружине. Неуютно было ему в княжьем тереме, милей с друзьями-гриднями в одной трапезной вечерять да спать рядом на полатях.

Задумался воин, поди ж ты, малютка княжна, похожая на цыплёнка, теперь Вежей владеет? Сколько же лет ей минуло? Стало быть, семнадцать? И не заметил он, как быстро время пролетело, служба занимала целиком его дни и ночи. Нет, кажется, одного письма мало будет, надо упросить князя и поехать проведать батюшку, да самому поглядеть, что в его родном городе творится.

***

Настасья

Я забавлялась, смотря, как Варвара ругается с мастерами, в руках её был зажат очередной сломанный арбалет.

– Для кого вы их делаете? – ярилась валькирия.
– Для детей неразумных? Тут же пальцем перешибить можно, - указывала она на сломанную крестовину.

Мы уже третий день с утра до вечера проводили в посаде. Разобравшись с чертежами, отвезли их мастерам, те обещали наделать арбалетов для войска. Болты решили ладить пока деревянные, до железных дело дойдёт. Для начала надо обучить воинов владеть новым оружием.

Варвара стала настоящим бедствием для мастеровых, она придирчиво осматривала каждую деталь, следила, как выбирают дерево для заготовок. И пока ещё ни один арбалет не пережил её сильных рук, три штуки валялись тут же во дворе - последствия нашего вчерашнего визита.

Старшой мастер Тавр грустно созерцал плоды своего труда.

– Не гневайся, девица. Не видали мы такого отродясь, дай приноровиться, а там и дело пойдёт.

Варвара рассержено фыркнула:

– Сколько ещё тебе времени надо? Или будем ждать, пока ещё кто из кочевников на огонёк заглянет?

– Что ты, что ты, - мастер испуганно замахал руками, - скажешь тоже! Завтра с утра всё готово будет.

Воительница рассержено топнула, откинув за спину толстую косу.

– Лучные плечи лучше бы сделать из хорошей стали, но нет её у нас, к сожалению, - покачала головой я, задумчиво приложив указательный палец к губам. – Эх… Пока пусть будет как есть, потом смастерим иначе, только прикуплю нужный материал.