Великая война без ретуши. Записки корпусного врача
Шрифт:
9 ноября. […] Прошла колонна солдат. Боже мой, что за картина: многие укутали свои головы цветными платками, кто укрылся коридорной дорожкой (половиком), идут озябшие, еле плетутся, постукивая ногой об ногу. Такой вид имеет наша надежда — защита родины! Мерзнут люди на позициях, мерзнут больные и раненые в транспортах. Теплой одеждой снабдят только к весне! А мы, правящие, сытно жрем, пьем и не зябнем!
Навестил нас проездом со своим корпусом сегодня почтеннейший корпусн[ой] врач 2-го Кавказского] корп[уса] Гопадзе. У него в корпусе убито четыре врача. Теперь корпус его следует на подкрепление по случаю произведенного немцами у нас грандиозного прорыва между 1-й и 2-й армиями под Варшавой; положение для последней — угрожающее. Никто толком не знает, исправлена ли уже наша промашка. Командующий нашей армией ходит весьма хмурым и задумчивым. Вели речь о мерах, необходимых для ограничения усиленного стремления офицеров эвакуироваться в тыл; говорили о назревшей потребности для этого учредить, как и в японскую войну, «вышибательную» комиссию. […]
10 ноября. […] Наш санитарный
255
Покойся с миром! (нем.)
256
До свидания! (нем.)
11 ноября. […] Военно-врачебн[ые] заведения и военные врачи созданы на войне как бы с исключительной целью служить объектами разряда мстительно-злобных чувств, накопляемых у военачальников], к[ото]рые с большей бы производительностью и по надлежащему бы адресу должны быть изливаемы ими уж никак [не] на нас, врачей, а на врагов, против кого идет война!! Содействия живому делу санитарии сверху не видно, средств для осуществления] не дается, но тысяча начальников, к[ото]рые только умеют цукать, кричать, ругаться: для всех штабных имеются к услугам автомобили, даже для приезжающих к нам дам, для врачей же получить по экстренной надобности это перевозочное средство составляет целую эпоху! Черт с вами — я готов отказаться от всяких прерогатив власти, если того требует общая польза дела, но возглавляют же наш санитарный отдел военными чинами, к[ото]рые перед военными же имели известный удельный вес, с какими бы считались, а не так, как теперь — «командирами нестроевых рот обозных батальонов», к[ото]рые дальше передних боятся пройти с докладами к власть имущим… Постановка санитарн[ой] части на войне требует коренной реформы; для санитарии должны быть сверху донизу представители — знающие свое дело и имеющие престиж, а не завалящие офицеры, коим нет места в строю. […]
12 ноября. Мороз 6°R [257] , погода серая. Зашел в Красный Крест, поместившийся весьма удобно в немецкой больнице «Kreuzkranchenhausp. Удручающая картина транспортировки раненых и б[ольн]ых безо всякой защиты от холода. Прошла партия солдат; многие из них укутали свои головы женскими платками, а ноги сверх сапогов рваными тряпками; вид воинства — времен [князя] Игоря!.. […]
В «Berliner Tageblatt» от 3 ноябр[я] 1914 [года] напечатано, будто бы наших солдат побуждают драться лишь стоящие сзади с направленными в них дулами заряженных револьверов и ружей гг. офицеры и казаки! […]
257
–7,5 °С.
13 ноября. […] Рано утром зашел в 494-й полевой госпиталь; главн[ый] врач — Евсеев; работа идет дружно, прекрасно; высказал всем благодарность, моими ласками врачи до слез тронуты, они их ни от кого до сих пор не видали, привыкли лишь скрепя сердце переносить от массы начальствующ[их] лиц одно цуканье и угрозы: «Разнесу!» А начальство наше из ложно понимаемых своих обязанностей считает своим долгом быть более враждебно настроенным к медицинскому персоналу госпиталей, чем к пруссакам! Своими огульными разносами и противоестественными требованиями, вместо того ч[то]б[ы] подбодрить врачей, сеют между ними лишь одно уныние и мешают их покойной деятельности, отсюда резкая разница в типе красн[о]крестск[их] врачей и наших военно-санит[арного] ведомства: первые душевно приподняты, последние — забиты, и признаются мне чистосердечно, что только от меня они и впервые за время кампании видят человеческое к ним отношение. […]
Все больше убеждаюсь, что главные революционеры, губящие Россию, — это наш правящий класс и военная бюрократия с пресытившимся, туго набитым доверху и совершенно глухим к элементарным нуждам народа брюхом. По ампутации гангрены немецкого милитаризма очередной задачей России должна была бы быть и ампутация нашей полицейско-бюрократическо-хамской гангрены правящих слоев, на околпачивании и эксплуатации невежественных масс строящих все свое благополучие.
Случилось, что я и ожидал: считавшиеся окруженными нами сначала якобы два корпуса немецких, затем дивизия, преблагополучно вышли из нашего кольца под Варшавой; не из артистов наши стратеги! [258]
258
И
14 ноября. Небольшой морозец, хороший серенький денек. Часов в 9 утра выехал в санитарное турне на автомобиле с капитаном Пономаренко по шоссе на север — в Ковален [259] . Переговорил с корпусн[ым] врачом 20-го корп[уса] обо всем; он «премного остался доволен», если его корпус будут обслуживать санит[арные] транспорты №№ 7 и 8, да еще будет поставлено по госпиталю в Ковалене и Филипове.
259
Ковален — деревня в Восточной Пруссии (Германия), ныне Ковале Олецкие в Олецком повяте Варминско-Мазурского воеводства (Польша).
Из Гольдапа [260] поехал верст за 8–9 к СЗ, в штаб 53-й дивизии [261] . Оригинал — начальник дивизии, весьма дружно живущи[й] с своим дивиз[ионным] врачом; как он устроил ретирад из комнаты в окно! Штаб, видимо, съюченый; слухи о мире; в Москве будто о нем сильно поговаривают; генерал думает, что к Рождеству война кончится, т[а]к к[а]к-де больше и воевать нельзя: люди перемерзнут за отсутствием теплой одежды и переутомления, от к[ото]рого они прямо засыпают в окопах! […]
260
Гольдап — город в Восточной Пруссии (Германия), ныне Гольдап, административный центр Гольдапского повята Варминско-Мазурского воеводства (Польша).
261
Стоит в местечке Liegetrocken («не мочись под себя»??) (примеч. автора). Лигетрокен — деревня в Восточной Пруссии (Германия), ныне Лободы в Голдапском повяте Варминско-Мазурского воеводства (Польша).
15 ноября. […] Сильная пальба орудийная к СЗ. Приступают к бомбардировке Летцена. 16 осадных уже подвезли, ждут из Осовца еще 14 штук. Истощили бензин; достать в штабе мой адъютант не мог, пока не предложил шоферу 30 коп[еек], за что дали около пуда его. Выехали в полдень в 26-й корпус на Клейн — Тоблен; дорога путаная; густой сплошной красный лес [262] , масса диких коз, кабанов; по дороге встретили много немецких взятых нами фурманок и лошадей… […]
262
Роминтенская пуща! — (Примеч. автора.)
Уже стемнело, когда прибыли в штаб 26-го корпуса; познакомился с Гернгроссом [263] ; корпусной врач в отделе от штаба!
Назад на Марграбово. Леса, озера… плутание; по дороге стая волков около павших лошадей… По пути останавливался] во врачебн[ых] заведениях [264] . Мой капитан Пономаренко ведет себя как к[акой]-нибудь ключарь или келейник, сопровождающий по епархии преосвященного.
В Орловене попали в 140-й полев[ой] госпиталь, приданный к дивизии. Шла всенощная. Прекрасное пение; регент — сам врач Острогорский [265] , ученик Николая [266] . Служил истово батюшка Ири- ней из Валаамского монастыря; трогательное пение «не имамы иныя помощи — не имамы иныя надежды, разве Тебе, Владычица…» Сами выпекают просфоры. Уже поздно ночью добрались до Марграбова [267] .
263
Гернгросс Александр Алексеевич (1851–1925) — генерал от инфантерии (1910), в 1914–1916 гг. командовал 26-м армейским корпусом.
264
N.B. Картина использования в одном из госпиталей ночных горшков для роли мисок… — (Примеч. автора.)
265
Острогорский Сергей Алексеевич (1867–1934) — почетный лейб- медик двора Его Императорского Величества (1907), действительный статский советник, профессор Императорской Военно-медицинской академии.
266
Имеется в виду Н.П. Кравков.
267
Нек[ото]рые главные врачи с большим чувством облегчения сплавляют своих сестер милосердия за «маньчжурское» поведение. — (Примеч. автора.)