Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего
Шрифт:
Полководческий талант Сталина с наибольшей полнотой раскрылся в самой сложной, высшей области военного искусства – стратегии. Еще накануне войны он сформулировал задачу стратегического планирования: «План стратегии – это план организации решающего удара в том направлении, в котором удар скорее всего может дать максимум результатов».
На совещании 10 июня 1943 года авиаконструктор А.С. Яковлев записал наставление Верховного главнокомандующего по использованию новых форм применения истребительной авиации. «Наша истребительная авиация, – говорил Сталин, – разбросана по отдельным фронтам и не может быть использована концентрированно как ударная
Сталин предложил создать несколько специализированных истребительных корпусов, подчиненных Главному командованию, с тем, чтобы использовать эти части для массированных ударов в воздухе на решающих участках фронта. Практически только после этого стратегического решения советская авиация стала господствующей в небе войны.
Ему было присуще качество распознания талантливых людей, умелых организаторов. Он решительно подбирал своих помощников из одаренных и талантливых военачальников, выращивал их и смело ставил на ответственные посты.
«Война, – говорил Сталин, – суровое испытание. Она выдвигает сильных, смелых, талантливых людей. Одаренный человек покажет себя на войне за несколько месяцев, на что в мирное время нужны годы. У нас в первые месяцы войны проявили себя замечательные военачальники, которые в горниле войны приобрели опыт и стали настоящими полководцами». Этот вывод в первую очередь относится к самому Сталину.
Среди талантливых военачальников, выдвинувшихся в ходе войны, – К.К. Рокоссовский, А.М. Василевский, Н.Ф. Ватутин, И.Д. Черняховский, В.Д. Соколовский, И.С. Конев, И.С. Рыбалко, И.И. Федюнинский, А.Е. Голованов, А.В. Хрулев, М.С. Калинин, А.А Гречко, К.С. Москаленко, Л.А. Говоров, Р.Я. Малиновский, Ф.И. Толбухин, Н.Н. Воронов, Н.Г. Кузнецов, И.С. Исаков и многие другие военачальники, участвовавшие в сложной и тяжелой «работе», какой стала война, принесшая Великую Победу.
Конечно, как у любого человека, у Сталина были периоды гнева, раздражения, а также определенные «симпатии» в кругу людей, составлявших его «маршальское» окружение. Сталину нравился будущий Главный маршал артиллерии, а в тот период начальник артиллерии РККА, чуть заикавшийся и поэтому немногословный Н.Н. Воронов.
Н.Д. Яковлев в своих воспоминаниях пишет: «Даже «разносы» нас Верховным имели отеческий характер. Не могу не припомнить одну комическую сцену. Сталин, держа потухшую трубку в руке (верный признак дурного настроения), прохаживается перед нами, стоящими чуть не по стойке «смирно». Дело идет о каких-то пустяках, но Верховный непреклонен, сурово смотрит перед собой на уровне груди высокого Воронова, и в поле его зрения попадают ордена начарта. Излив раздражение, Верховный возмущенно закончил «разнос»: «Зазнались, орденов нахватали!» – Последовала короткая пауза, после которой он, уже успокаиваясь, добавил: «Да ведь сам награждал!»
Сталин никогда не стремился к полководческой карьере – еще в 1925 году он решительно отказался от поста наркома обороны и принял его в 41-м лишь под неотвратимым давлением обстоятельств. Конечно, до войны он значительно меньше вмешивался в военные вопросы, осознанно доверяя их решение профессионалам, посвятившим этому делу жизнь. Свою роль как руководитель государства он видел в обязанности создать такую промышленность, чтобы она полностью удовлетворила запросы
Уже после советско-финской войны Сталин осознанно и критически стал воспринимать мнение военных специалистов и дальновидно использовал передышку пакта Молотова – Риббентропа для закупок образцов немецкой военной техники. Это позволило конструкторам создать более совершенное, чем у потенциального противника, вооружение. Но из числа командированных в Германию военных не нашлось специалистов, которые обратили бы внимание на такие «мелочи», как оптические цейссовские прицелы, дальномеры, средства радиоразведки, авиаразведки и немецкие рации.
Но это лишь одна сторона проблемы, которую «полководцы» поставили перед Сталиным; другая заключалась в том, что советские генералы и маршалы, уверовав в возможность обеспечения количественного превосходства военной техникой советских фронтов, даже в ходе войны не смогли в полной мере использовать качественные возможности этой техники.
Полководческую деятельность Сталина нельзя оценивать обычными, устаревшими мерками, проистекающими из буквального смысла этого понятия: как руководство полками или даже армиями. Сталин по праву получил звание Генералиссимуса, и это звание отвечает той роли, которую ему вынужденно пришлось сыграть в этой войне. Вторую мировую войну выиграли не «армии», а Советское государство в целом, но – во главе со Сталиным.
«Мы гордимся, – логично обращает внимание Ю. Мухин, – что в Великую Отечественную войну произвели танков, самолетов, оружия и боеприпасов больше, чем вся Европа. Да, это наша справедливая гордость. Но идиотизм состоит в том, что этим же самым в своих многочисленных мемуарах гордятся и… военачальники. Нет, это не их гордость – это гордость рабочих и инженеров, женщин и детей, – тех, кто это произвел и создал. И это позор генералов…», которым для войны потребовалось превосходство в «человеческих и материальных ресурсах».
И все-таки, признавая справедливость обличающего пафоса приведенного высказывания, нельзя отбирать у военачальников права гордиться за свою страну и народ, которые дали им возможность добиться победы. Многие из них оплатили это право собственной жизнью. Позор генералов не в этой, в принципе, законной гордости, а в том, что оставшиеся в живых из конъюнктурных соображений, из эгоистического и мелочного тщеславия не только «забыли» главного организатора Победы, давшего им в руки оружие и «полки» для защиты отечества – но и стали неблагородно «бросать камни» в своего Генералиссимуса.
В последнее время военная литература усиленно муссирует тему сравнительных боевых потерь в войне 1941—1945 годов, и прежде всего убитыми. Некорректность многих авторов, эксплуатирующих эту тему, проистекает из того, что они или не знают, или умышленно «забывают» важный факт: в немецкой статистике «умершими от ран считались только те, кто умер в течение 3 дней после ранения, остальные умирали от «не связанных» с войной причин» [85] .
Впрочем, более объективные подсчеты, проведенные историками Германии в последнее время, практически уравнивают эти потери воевавших сторон. Впрочем, целесообразность подобной статистики – подсчет потерь врага – имеет смысл лишь для военачальника, хвастающего красотой отдельно выигранного сражения или оправдывающего свои неудачи. В общих итогах войны эта арифметика столь же бесперспективна, как если бы труп стал подсчитывать синяки у своего оставшегося в живых врага.