Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего
Шрифт:
– Как на литовском языке называется Мемель? – спросил он.
– Это город Клайпеда, – ответил Снечкус.
– Так вот, готовьтесь поднять над Клайпедой литовское знамя, с чем вас и поздравляю, – сказал Сталин. Это означало, что Клайпеда и Клайпедская область будут включены в состав Литвы. 13 октября войска 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов взяли правобережную часть Риги.
С начала освободительного похода по Европе политике Сталина присуща многовариантность, определявшаяся особенностями складывающейся ситуации. Если он не торопил события в Румынии, то после вступления на территорию Венгрии в ответ на предложения о перемирии от регента Венгрии Миклоша Хорти
Однако в результате прогерманского переворота, ареста немцами Хорти и установления фашистской диктатуры Салаши переговоры были сорваны. 29 октября началось развитие Будапештской операции. Но немцы перебросили к столице Венгрии танковый корпус, и взять город с ходу не удалось.
Сталин решил приостановить операцию. Он указал, что атака на Будапешт силами двух механизированных корпусов с незначительным количеством пехоты приведет к неоправданным потерям. Он приказал вывести из боев 7-ю гвардейскую, 53-ю, 27-ю и 40-ю армии на западный берег Тисы. И хотя 23 декабря войска 3-го Украинского фронта, разгромив противника между Дунаем и Веленце, завершили окружение будапештской группировки, процесс в этом регионе не получил позитивного развития. Бои с немецкими и венгерскими войсками прекратились только в начале апреля 1945 года.
Война с Германией входила в стадию завершения, и Сталин уже составлял новые планы. После продолжительной паузы он решил вновь вернуть Жукова к непосредственному командованию войсками.
Этим он дал ему шанс: все-таки действительно отличиться в качестве «полководца», а не на «адъютантской» работе в качестве своего информатора. 12 ноября он назначил его командующим 1-м Белорусским фронтом. Рокоссовского Верховный перевел на 2-й Белорусский фронт. Он сообщил об этом маршалу вечером этого же дня. Для Рокоссовского это решение было неожиданным, и он спросил:
«За что такая немилость, что меня с главного направления переводят на второстепенный участок?»
Рокоссовский пишет: «Сталин ответил, что я ошибаюсь: тот участок, на который меня переводят, входит в общее западное направление, и на нем будут действовать войска трех фронтов – 2-го Белорусского, 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронта.
– Если не продвинетесь вы и Конев, то никуда не продвинется и Жуков», – сказал Сталин.
Советская столица, уже несколько лет приковывающая взоры всего мира, продолжала оставаться в центре внимания. В последний месяц 1944 года в Москву прибыл председатель временного правительства Французской республики генерал Шарль де Голль. Как утверждает один из биографов президента Франции, генерал во время ответственных переговоров предпочитал говорить как можно меньше, предоставляя эту привилегию партнерам. Но запись его переговоров со Сталиным свидетельствует, что на этот раз он изменил своим привычкам.
В беседе, состоявшейся 2 декабря, де Голль признал, что, в сущности, причиной несчастий, постигших Францию, было то, что она не была с Россией и не имела с ней соглашения. Вместе с тем генерал проявил упорство, обостренно остро отстаивая интересы своей страны. В завершавшейся войне она не оказалась на высоте положения, и де Голль, тяжело переживавший
Вечером 9 декабря Сталин дал обед в честь французского лидера. На обеде присутствовали советские дипломаты, министры, генералы и адмиралы, американский посол Гарриман и английский поверенный в делах Бальфур. Де Голль, министр Жорж Бидо и сопровождающие их лица прибыли последними. Высокий, медлительный в движениях, с удлиненным лицом, французский генерал с учтивой улыбкой подошел к Сталину и дружески с ним поздоровался.
На обеде провозглашались тосты в честь высоких гостей и хозяев. Однако де Голль был настроен мрачно. Переговоры не дали результатов, и ему предстояло покинуть Москву с пустыми руками. Это означало крупное поражение. В полночь генерал уехал в посольство, переговоры продолжили другие официальные лица, и компромисс был достигнут.
Вернувшийся в четыре часа утра в Кремль де Голль смог подписать договор о союзе и взаимной помощи с СССР. Позже он писал, что в момент, когда отмечалось это событие, Сталин ему сказал: «Вы хорошо держались. В добрый час! Люблю иметь дело с человеком, который знает, чего хочет, даже если его взгляды не совпадают с моими».
Сталин понял «проблемы» де Голля. Но, несомненно, де Голль преувеличивал, когда утверждал позже, что и он постиг Сталина: «Я понял суть его политики, грандиозной и скрытной. Коммунист, одетый в маршальский мундир… он пытался сбить меня с толку. Но так сильны были обуревающие его чувства, что они нередко прорывались наружу, не без какого-то мрачного очарования».
Конечно, подозревая Сталина в желании «сбить… с толку», де Голль просто нагнетает ситуацию, чтобы подчеркнуть собственную значимость. Худой, с выразительным носом француз не вписывался в образ Евы, а советский вождь не намеревался играть роль змея-искусителя. Возможно, формулируя эти мысли, генерал держал в подсознании отзыв Сталина, высказанный на Ялтинской конференции, где глава СССР сказал Рузвельту, что де Голль показался ему «человеком неглубоким». У Сталина были основания для такого вывода, и, быстро улавливающий внутреннюю сущность людей, он редко ошибался в своих оценках.
Об отсутствии намерений Сталина сделать из де Голля «еретика» уже говорит образный факт. Когда после завершения переговоров, рассчитывая пригласить Сталина во Францию, генерал спросил: «Приедете ли вы повидать нас в Париже?» – то Сталин завуалировал свой отказ в житейскую форму. «Как это сделать? – философски ответил он. – Ведь я уже стар. Скоро я умру…»
Сталин понимал второстепенность роли Франции в формировании послевоенного мира и не горел желанием посетить эту страну. Но, видимо, в этом откровенном признании был и элемент усталости, которую он ощущал, неся на протяжении многих лет каждодневные тяготы войны, связанные с величайшим напряжением сил и требующие огромной самоотдачи.
Мировая война, начавшаяся более пяти лет назад, вступала в стадию завершения. На повестку дня вставала тема о послевоенном переустройстве Европы. Наступил момент, когда на чашах весов следовало соразмерить вознаграждения держав антигитлеровской коалиции от предстоявшей победы. Вопрос о необходимости новой встречи глав союзных государств первым поднял президент Рузвельт. Еще 19 июля 1944 года он написал Сталину: «Поскольку события развиваются так стремительно и так успешно, я думаю, что, возможно, в скором времени следовало бы устроить встречу между Вами, премьер-министром и мною».