Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир
Шрифт:
«Но мы не можем разгуливать в таком виде! Одежда в грязи, банты разорваны!» — тут же захныкал один. «Пойдем к синьору Форсаче! — предложил другой. — Там нечего стесняться!»
И точно — стесняться оказалось нечего. Форсаче владел тайным «островом Амура», а проще говоря, публичным домом. Но каким?! Мужским! От такого непотребства у Караваджо аж дух перехватило. «Это же грех, осуждаемый церковью!» — возопил он. «Весьма сомневаюсь! — отрезал один из его новых знакомых. — И духовенство, и аристократы часто просят прислать к ним мальчиков. Все самые именитые римляне подвержены этой моде».
Караваджо поскреб в затылке, и тут его осенило. Вот выход
И вот уже Караваджо днюет и ночует на «острове Амура». Он нарисовал «Мальчика с розами в вазе», «Юношу с корзиной фруктов» и многих других. Синьор Форсаче присоветовал: «Покажи свои картины монсеньору Пандольфо Пуччи. Он прелат папского двора, тонкий ценитель искусства».
Взяв напрокат приличную одежду, завившись и надушившись, Караваджо явился в римский дом Пуччи. Показал несколько работ, в том числе и «Музицирующих мальчиков», где на заднем плане написал свой портрет. Монсеньор слащаво улыбнулся: «А мне сказали, ты пишешь на темы, любезные амурным радостям. Но эти мальчики просто поют…»
На другой день Караваджо принес подправленную картину. Юные певцы закатили глаза в экстазе. А чтобы уже не возникало никаких сомнений, художник пририсовал одному из героев крылья. Пусть никто не усомнится в амурных делах этих мальчишек!
Монсеньор Пуччи расплылся в улыбке: «Это другое дело! Я вижу, ты — умелый юноша. Я дам тебе кров и стол, а ты напишешь копии с благочестивых картин, которые я отошлю в городок, где родился. Но в перерывах между копиями ты изобразишь для меня еще несколько таких музицирующих».
Так появился «Лютнист» — меланхоличный томный юноша, уносящийся в мир своей музыкальной мечты. Ну а чтобы он понравился «тонкому ценителю искусств», Караваджо изобразил на партитуре перед музыкантом интригующую надпись: «Вы знаете, что я вас люблю». И наплевать, что вокруг Караваджо поползли слухи о том, что он и сам, смазливый юнец, стал подстилкой для богатеньких ценителей юношеской плоти. Может, и так. А кому какое дело?! Зато теперь Караваджо нечего беспокоиться, что он умрет в нищете где-нибудь на грязной улице. Не умрет, потому что теперь престарелые селадоны наперебой зазывают его в свои дома. Теперь для всех он — Принц Юности!
Авантюры Короля ночных улиц
Караваджо обвел мутным взглядом грязный сводчатый потолок. Где он? Это явно не его комната в доме прелата Пуччи. Ах да — монсеньор же выгнал его под горячую руку, не отдав даже картин. Так что художник оказался на улицах Вечного города. Там, на улицах, Караваджо и подхватил знаменитую римскую малярию. Таких больных свозили в монастырский госпиталь Санта-Мария и бросали на произвол судьбы в подземелье, как трупы. Значит, и он в подземелье смертников. Выходит, скоро увидит отца с матушкой.
Стукнула дверь. Показалась чья-то голова: «Вон тот парень из Караваджо. Неси его на свет!»
Здоровенный монах, как перышко, поднял ослабевшего художника и потащил куда-то. Очнулся он в опрятной келье. Рядом — сестра-сиделка. Оказалось, приор госпиталя, синьор Контерас, видевший художника у монсеньора Пуччи, узнал его среди больных. Выходит, воссоединение с родителями пока отменяется.
Едва начав приходить в себя, Караваджо попросил холст и краски. Поставил зеркальце на расшатанном монастырском столе и написал автопортрет — кожа желтая, лицо одутловатое, вместо одежды — несвежая
Фальшиво насвистывая, Караваджо возвращался в полуподвал, который снимал у приятеля. Ничего, вскоре добрейший кардинал дель Монте обещал дать ему приют на своей знаменитой вилле Мадама. Это же чудо — жить на вилле, спроектированной и расписанной самим великим Рафаэлем! Не будет больше протекающих стен, сырости со сквозняками.
Толкнув дверь, Караваджо шагнул в темноту своего пристанища. И вдруг тонкий клинок уперся ему в бок. Проклятый кошмар — неужели убийцы застигли его в собственной комнатушке?!
«Осторожней, Пьетро, ты можешь ранить художника!» — прозвучал нежный, но капризный голосок.
Перед Караваджо возникла тонкая девичья фигурка. Божественный овал лица, пухлые губы, надменный взгляд блестящих карих глаз. Фелида Меландроне — известная всему Риму золотоволосая куртизанка, чьей благосклонности добиваются самые богатые, красивые, знатные. Но что она делает в его убогой каморке?
«Я хочу, чтобы вы нарисовали мой портрет! — повелительно проговорила красавица. — Я приду завтра утром!» И, подозвав своего телохранителя щелчком пальцев, как собачонку, Фелида удалилась.
Ночь прошла в лихорадке. Караваджо бегал по домам друзей, выпрашивая у кого что мог. Зато к утру он натащил в свой полуподвал занавеси и скатерть, пару красивых стульев и даже дорогой персидский ковер — не ступать же ножкам красавицы по грязным доскам. Красавица явилась одна, оставив телохранителя на улице, подошла к окну так, чтобы свет выгодно освещал лицо: «Рисуй, я хочу остаться в веках!» Вот тут-то Караваджо и осенило: «Позвольте мне увековечить ваш образ в картинах на святую тему!» Красавица удивленно вскинула брови: «Ты в уме? Писать с меня образ святой? Да только на прошлой неделе из-за меня были две дуэли. Глупцы поклонники не поделили мою благосклонность. Молодой Альбертиго и доктор Пруэтта отправились к праотцам. Зато их соперники заплатили мне втрое положенного!»
У Караваджо мурашки побежали по коже. Красавица говорила о смерти так спокойно, как Ледяная дева. От такой надо бежать подальше! Но ведь притягательна, как рай небесный. «А вы всегда остаетесь с тем, кто больше заплатит?» — хрипло прошептал художник. «Или с тем, кто больше понравится!..» — откликнулась Фелида и ринулась в объятия Караваджо.
Дни завертелись. Художник работал как одержимый. Ведь после того, как он перебрался на виллу Мадама и стал официальным протеже кардинала дель Монте, римляне завалили его заказами. Но Караваджо думал только об одной заказчице — прелестной Фелиде. Ей не слишком-то понравился портрет. А когда художник написал ее в образе святой Екатерины Александрийской, она и вовсе недовольно надулась: «Что это за вульгарное колесо сзади?» Не говорить же ей, что это пыточное колесо, на которое потом возведут бедную святую!..