Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир
Шрифт:
Но старик сказал совсем иное: «Памятник Петру Великому не должен быть портретом — он должен стать символом. Я объясню, как мыслит его государыня…»
Всадник над городом
Когда скульптор наконец выбрался из лабиринтов Зимнего дворца, в голове у него шумело. Какой же он был дурак, когда замыслил изобразить почтенного правителя, перед которым снимают шляпы подданные! Может, в каком-нибудь немецком городе бюргеры и пришли бы в восторг от такой идеи, но не в бурной, динамичной, непредсказуемой России. Здесь все — шумное, огромное, взвихренное, как метель, и непонятно грандиозное, как стихии природы. Конечно, Екатерина права: Петр был неукротимым и дерзким реформатором. Обладал железной волей. Выстроил
Фальконе удивленно оглянулся: куда же он вышел? В тусклом свете подъездного фонаря блестит мокрый гранит Дворцовой набережной. Где-то впереди глухо ревет и пугающе пенится вздымающаяся Нева. Говорят, что в бурную полночь свирепый ветер гонит волны залива обратно и река течет вспять. Мистика какая-то! Сноп холодных брызг окатил мастера. Порыв ветра чуть не снес шляпу. В круге прорвавшейся сквозь туман луны Фальконе вдруг увидел громадного темного всадника, осадившего огромного коня прямо перед гранитным парапетом. Миг — и призрачный незнакомец прыгнул на другой берег реки. Фальконе ахнул: Нева — не крохотная речушка, ее нельзя перепрыгнуть даже на самой громадной лошади!.. Неужели он увидел одно из тех легендарных привидений, о которых, крестясь, шепчутся петербуржцы?..
Сердце Фальконе сжалось от леденящего ужаса, и, не разбирая дороги, он кинулся назад ко дворцу. Как добежал, как нашел свою карету, как доехал до дому, и не помнил. Очнулся уже в собственной гостиной, где встревоженная Мари хлопотливо начала отпаивать его чаем. Плеснула в чашку привезенный из Франции драгоценный коньяк, заставила выпить залпом. И только когда огненная жидкость обожгла горло, Фальконе пришел в себя и сбивчиво рассказал о таинственном всаднике.
«А ведь это знаковая встреча! — ахнула Колло. — Вы увидели призрак самого Петра. Да-да! Слуги часто рассказывают, что Петербург — призрачное место. Говорят, что именно на Дворцовой набережной часто появляется императорский призрак. Выезжает на горячем коне и, словно гордясь построенным градом, кричит: „Всё — Божье и мое!“ И перепрыгивает реку. Потом кричит с другого берега: „Всё — Божье и мое!“ И снова возвращается ко дворцу. Говорят, что так бывало и при жизни царя. Но вот однажды, как гласит предание, он возгордился и крикнул, забыв о Боге: „Всё мое!“ И тут же, сорвавшись, упал в реку. Простыл в ледяной воде да и помер». — «Путают слуги что-то. — Фальконе поднялся из-за стола. — Петр действительно умер от простуды, но прыгнул в ледяную воду, спасая своих матросов. Великий и милосердный был царь…»
Ночью Фальконе проснулся оттого, что огромная белая луна заглядывала в окно. Он забыл задернуть и шторы, и полог кровати. В воображении снова ожила призрачная картина: могучий всадник поднимает на дыбы громадного коня. Вот так когда-то Петр Великий поднял на дыбы всю старую Русь. Вот таким его и надо изваять — в едином порыве, едином движении. И пусть царь не держит никакого жезла — напротив, пусть огромная и мощная рука Петра-защитника прикрывает город от всех напастей.
А постамент?.. Фальконе словно прозрел: никаких колонн! Постаментом должен быть огромнейший камень, ведь само имя Петр в переводе с греческого означает «каменная глыба». И камень этот должен быть похож то ли на вершину скалы, то ли на гребень могучих невских волн.
Подумав о таком грандиозном замысле, Фальконе и сам ахнул. Ну как воплотить подобное? Это же не классический памятник получится, а просто какая-то скульптурная авантюра. А ну как не удастся, сорвется? Тогда его выгонят из России, как несостоявшегося ваятеля. И вся прежняя европейская слава пойдет на убыль. Но отступать поздно — авантюрный замысел уже жжет душу.
Фальконе быстро набросал рисунок. Наутро испросил высочайшей аудиенции для себя и Мари. Екатерина приняла обоих незамедлительно и была в совершенно ином настроении. Придирчиво и внимательно рассмотрела новые наброски монумента, расспросила о величине, материалах будущего памятника. Одобрительно поцокала языком: «Да-да! Порыв, страсть, грандиозность — то, что требуется. И этот охранительный жест
К работам же Мари императрица приблизилась с сомнением. Сверкнув глазами, недоверчиво произнесла: «Неужто хрупкая женщина может рубить мрамор? А ну, снимите перчатки, голубушка, и покажите руки!»
Маленькая Мари, одетая все в то же темное, наглухо закрытое платье безо всяких украшений, растерялась. Она отлично знала, что ее шершавые, мозолистые пальцы с белыми костяшками и синими узлами вен слишком безобразны. Но ослушаться приказа государыни нельзя. И Мари протянула государыне свои большие натруженные ладони.
Екатерина придирчиво взглянула и вдруг неожиданно пожала руку Мари. Та инстинктивно ответила, но, видно, не рассчитала: лицо Екатерины скривилось от боли. «Все! — подумала Мари. — Меня ждет Сибирь!» Но императрица, подув на ладонь, просияла: «Вы выдержали экзамен, голубушка! Теперь я верю, что вы сами, а не ваш учитель делаете все эти преотличнейшие работы. И я рада этому. Мои дворцы требуют множества декоративных и портретных скульптур. Вот вам и поле деятельности!»
И Екатерина, не дожидаясь долженствующих поклонов, быстрым шагом отправилась к статс-секретарю — дел невпроворот. Но пока шла по длинным коридорам, весело и азартно думала, что она, Екатерина, докажет всему миру, что женщина ни в чем не уступает мужчине. Она уже задумала грандиозный проект по созданию женского института в Смольном монастыре. Никогда еще в России не было учебного заведения для девочек, но теперь будет. Вот и талантливая скромница Мари Колло поможет Екатерине в ее идее. Женщина-скульптор — а почему бы и нет? Была же лет двести назад в Италии эпохи Ренессанса скульптор синьора Проперция. Жаль, что никаких ее работ не осталось. Но от Мари Колло может остаться множество работ. Да как только станет известно, что девушка — любимица императрицы, заказы польются рекой. Тогда можно выдвинуть ее и в члены Академии художеств.
Так и вышло. В 1767 году Мари-Анн Колло оказалась академиком. В тот год ей исполнилось всего-то 19 лет. Событие по тем временам неслыханное. Но ведь воля императрицы закон. Зато уж и юная «академичка» старалась вовсю. Работала почти по 20 часов в сутки, создавая все новые работы, в том числе бюсты Екатерины, ее фаворитов Григория Орлова и князя Голицына, цесаревича Павла Петровича, девочек-смолянок, включая юную Наталью Алексееву, которая, как поговаривали, являлась внебрачной дочерью самой Екатерины.
Мари опасалась, как бы учитель не приревновал ее к работе. Но тот, кроме своего будущего Всадника, ничего не замечал — тем более что возникли проблемы с постаментом. Нужен огромный камень, но где его взять? Практичный Бецкой начал убеждать Фальконе использовать несколько валунов, скрепленных вместе. Но скульптор уперся: «Только монолит! И никакой не изысканный мрамор, а мощный, грубый, полный природной силы гранит!»
По всем гранитным карьерам страны объявили розыск подходящего камня. Но нашли неожиданно близко — в деревне Конная Лахта под Петербургом. Осенью 1768 года крестьянин Семен Вишняков сообщил, что в окрестностях деревни издревле лежит гранитная глыба, на которую, по преданию, во времена Северной войны поднимался сам Петр Великий, дабы обозреть местность. Тогда неожиданно началась гроза, в каменную гряду ударила молния. Однако государь не пострадал и даже зашелся хриплым смехом: «Меня Бог бережет!» А вот на граните осталась черная отметина, с тех пор глыбу и величают «Гром-камень».
Фальконе приехал в деревню под вечер. Под заходящими лучами солнца обошел глыбу со всех сторон. Глубоко вросший в землю валун, поросший старым мхом, напоминал то ли пик скалы, то ли пик волны. Это то, что нужно! Вот только тащить глыбу в петербургскую даль — опять же чистая авантюра! Как справиться?! Может, лучше сразу отказаться?.. Но тут последний луч солнца скользнул вверх по глыбе, и в его неожиданном взлете скульптору вдруг почудилось, что лихой конь и всадник в одеянии света поднялись над «Гром-камнем». Фальконе вскинул голову и счастливо заулыбался — Петр I явно подавал знак удачи.