Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир
Шрифт:
«Джоз, дружище, да ты счастливчик! — раздался в трубке баритон писателя Сола Беллоу. — За один фильм взять семь „Оскаров“!»
Джозеф Хилл икнул, отставляя трубку подальше, чтобы не было слышно, и дипломатично пробормотал: «Тут есть и твоя заслуга, Сол! Ведь это ты подкинул мне идею снять фильм про аферу Уэйла».
Длина речи оказалась критической: не удержавшись, Хилл снова икнул. Трубка захохотала: «Слышу, ты доотмечался. У меня тоже есть для тебя подарок. Считай — восьмой „Оскар“. Я нашел нашего героя — вернее, Джозеф Уэйл объявился сам. Приезжай скорее!»
Хилл восторженно присвистнул. Вот это новость! Да если удастся снять интервью с пропавшей легендой криминального мира, любой телевизионный канал выложит за него огромную сумму. Тогда можно плюнуть на работу по контракту и снять фильм по собственному выбору. А Хилл уже давно мечтает не о гангстерских
Сол Беллоу встретил режиссера в своих апартаментах в центре города. Жилье что надо. Сразу видно, что хозяин почтенный писатель, к тому же преподаватель Чикагского университета: стены отделаны деревянными панелями, от пола до потолка полки книг. Умеют же эти литераторы устраиваться с комфортом! Конечно, и у Хилла в Нью-Йорке огромная квартира, но там жена завела все по современной моде — белые стены, прозрачные столики, на которых удержится разве что стопка глянцевых журналов. Все какое-то неудобное, ненадежное. Словно хозяева и не живут, а забегают на минутку…
Ничего, вот Хилл запишет интервью с мошенником века и купит дом в провинции. Обставит на свой вкус, пусть жена и говорит, что это — мещанство.
«Ну, где Уэйл?» — Хилл бросается к Солу, забыв даже поздороваться.
Писатель удивленно вскидывает брови: «Я не говорил, что старик здесь собственной персоной. Я сказал, он объявился — прислал письмо».
Дрожащими пальцами Хилл выхватил листок. Почерк был старческим, но вполне уверенным:
«Милейший мистер Беллоу! Мне приятно, что я дожил до того, что истории из моей жизни получают „Оскара“. Хотел бы я связаться с режиссером „Аферы“ и поздравить его, но не знаю как. Однако думаю, вы с ним знакомы. Скажите ему, что в моей жизни было еще множество презабавных историй, которые я не включил в книгу мемуаров. Сегодня я могу написать и о них, а режиссер снять веселую комедию…»
Буквы заплясали у Хилла перед глазами: вот он, его шанс, — снять комедию, о которой давно мечтается, да еще по неизвестным страницам жизни величайшего афериста. Да на волне семи «Оскаров» можно развить такой успех!
«Жаль, что я могу писать только от руки, — писал дальше Уэйд. — Это долго, но купить пишущую машинку я не могу. Ведь сейчас я гощу в особняке своего приятеля (в моем возрасте нужно быть на людях), а его внук — газетный магнат. И если я пошлю за пишущей машинкой (самому мне трудно ходить), он узнает, что я отдаю свой текст на сторону. Боюсь, он обидится. А в моем возрасте выяснения отношений обременительны. Так что уж вы подождите. На всякий случай оставляю вам адрес своего тайного почтового ящика, о котором не знает никто».
Сол Беллоу
Хилл отложил письмо и взглянул на Сола: «А не послать ли нам старику машинку? Конечно, современная модель с бумагой и копиркой стоит не дешево, но ведь это весьма ускорит дело. Жаль, что старик не сообщил адреса, может, поискать по почтовому ящику?»
Беллоу только поморщился: «Нам не дадут адреса. А указанный ящик находится в полунищем районе. Уверяю тебя, дружище, Уэйла там нет. С миллионами, что он нажил на своих аферах, он может шиковать в лучших отелях Чикаго. Но старый плут даже тут экономит — написал же, что живет у приятеля».
«Выходит, он не сможет получить от меня машинку?» — пробормотал Хилл. Кажется, Фортуна уплывала, едва возникнув на горизонте… Но Сол обнадежил друга: «Почему же? Старый плут может послать за ней кого-нибудь!»
Словом, уже через несколько дней Хилл отправил машинку Уэйлу. Пусть пишет побыстрее и побольше, ведь его жизнь потянет на добрый десяток романов.
Чикагский гений изящного криминала
Джозеф Уэйл еще с детства отличался изощренным умом, азартом и невероятным чутьем на легкие деньги. Быть скромным бакалейщиком, как его родители, мальчишка не захотел. Едва закончив бесплатную школу, помещавшуюся в развалюхе на углу улицы Харрисона и 3-й авеню, Джозеф решил, что путь бесконечного труда не для него. Еще в школе предприимчивый подросток пытался играть на скачках, покупать лотерейные билеты. Но быстро понял — игры с удачей ненадежны. Уэйл сделал ставку на свой хитрый ум. Своеобразным экзаменом стала первая же «солидная» работенка, на которую его пристроил отец. Шел 1892 год, Джозефу было 17 лет. Конечно, ему хотелось бы некоей романтической должности — например, в кожаной куртке, с кольтом на ремне доставлять золото с прииска. Но вместо этого пришлось работать подавальщиком в салуне на той же 3-й авеню. Жалованье крошечное,
В то время Джозеф познакомился с очень красивой девушкой и даже привел ее познакомиться с родителями. Мать взглянула на холеную блондинку и, вздохнув, отозвала сына в сторону. «Джо! — прошептала она. — Такая красота — для богатых парней. Она не должна мучиться в женах бедняка!» В глазах Уэйла заплясали чертики. «А я и не собираюсь быть бедным, мама. Я дам ей все, чего она захочет. Как и тебе, мама!»
Правда, через пару месяцев стало ясно, что женитьба не сложилась, и Джозеф благополучно забыл о девушке, но о разговоре с матерью помнил. Уэйл искал нужный момент, присматриваясь к жизни родного Чикаго.
А город в те времена богател. В центре сносились старые дома и возникали новые. Как на дрожжах росли рестораны, открывались ювелирные магазины — сразу можно было понять, что у чикагцев завелись деньги. Правда, в ресторанах и магазинах частенько постреливали. Но что за город, если в нем нет бравых гангстеров, щеголяющих в черных пиджаках в модную полоску и в кожанках до пят? Однако в гангстеры предусмотрительный Уэйл подаваться не желал — стрелять да бегать от полиции ему казалось хлопотно. Да и к чему грабить, если можно сделать так, чтобы люди сами принесли тебе свои кровные? Это куда интереснее и безопаснее.
Однажды за кружкой пива в забегаловке Уэйл познакомился с высоким худощавым интеллигентом в пенсне и с бородкой а-ля Ван Дейк. Это вам не прежние приятели из салуна, одетые во что придется и дурно пахнущие. Интеллигентный доктор Меривитэр был одет весьма стильно и примечательно — мягкое черное пальто с длинными развевающимися при ходьбе полами, черные расклешенные брюки и черный шелковый шейный платок. В западной части Чикаго сей оригинал имел собственный заводик, о чем тут же и рассказал Уэйлу, пригласив юношу на работу. Первым делом выдал 20 долларов на обновку — велел купить приличную одежду. Когда же обновленный Джозеф прикатил на заводик, как барин на нанятой двуколке, у него от удивления челюсть отвисла. Оказалось, весь «заводик» помещался во внутреннем садике докторского домика и состоял из. нескольких вместительных чанов для дождевой воды. Весь штат — трудолюбивая женушка доктора, которая добавляла в эту самую дождевую воду отвар из коры какого-то дерева, о котором Мериветэр прознал от индейцев, и бутылку спирта на всякий случай. Потом жидкость разливалась в небольшие бутылочки с этикеткой «Эликсир доктора Мериветэра» и продавалась по 10 центов как «величайшее средство, вылечивающее от множества желудочных болезней, от солитеров, дающее силу, оптимизм и крепость духа».
«Но зачем вам я? — изумился Уэйл. — Я не гожусь торговать!» — «Тебе и не придется, мой мальчик! — ответил пройдоха док. — Ты станешь изображать уже излечившегося покупателя, который пришел благодарить меня, создателя живительного лекарства».
Так и пошло. В начале продажи Уэйл, лучившийся здоровьем и благополучием, от всего сердца рассыпался в благодарностях и даже приобретал еще десяток бутылочек для своих друзей. После такого доверчивые покупатели, обычно фермеры из окрестностей Чикаго, расхватывали волшебный эликсир на ура. Однако скоро Уэйлу надоело повторять одно и то же. Хотелось размаха, блеска и чего-то новенького. Словом, эликсирное партнерство распалось. Уэйн начал дурить людей в одиночку. Что он делал, осталось покрыто мраком. Однако работа явно приносила отличный доход, потому что Уэйл снял дом на тихой улочке Чикаго и переселил туда родителей. Правда, сам там не жил, предусмотрительно предпочитая переезжать с места на место. Добытые деньги он не копил — снимал лучшие номера в гостиницах, играл на бегах, обедал в самых дорогих ресторанах. От семейной жизни, о которой мечтал в юности, отказался. Да и к чему заводить жену? Ночной Чикаго мог предложить ему любую красотку — хоть шальную длинноногую девчонку, пляшущую на столе в салуне, хоть обманчивую скромницу, подрагивающую длинными ресницами в самом дорогом номере гостиницы. Но все они быстро теряли для Уэйла свою привлекательность — с ними же не о чем было поговорить! А Джозеф все больше и больше начинал ценить в людях игру ума и остроумную беседу.