Великие Цезари
Шрифт:
Как тут не вспомнить знаменитое восклицание великого оратора: «О времена, о нравы!»
Действительно, как низко пал раболепствующий сенат, если на одном из заседаний всерьез рассматривался проект наградить триумвиров венками за спасение соотечественника за то, что они внесли в списки не всех своих недоброжелателей, которые поэтому могут считать себя спасенными от смерти.
Триумвиры, конечно же, поделили между собой и провинции. Антоний взял в управление Предальпийскую Галлию и Заальпийскую, Лепид – Испанию и Нарбонскую Галлию, а Октавиану достались Сицилия, Сардиния и Африка. По сути, наследник Цезаря не получал ничего, потому что Сицилия была в руках Секста Помпея, а его мощный флот блокировал доступ как на Сардинию и другие острова, так и в Африку.
Но зато молодой
Кроме того, Октавиан вступил в брак с Клавдией, молоденькой падчерицей Антония, дочерью его жены Фульвии от первого брака. Это был, несомненно, брак по расчету. Через два года, когда нашему герою понадобился союз с Секстом Помпеем, он отправил Клавдию матери, заявив, что он ее не трогал, и женился во второй раз на сестре зятя Секста Помпея, дважды разведенной Скрибонии. Впрочем, к личной жизни нашего героя мы обратимся чуть позже.
У триумвиров теперь была одна общая задача – уничтожить Брута и Кассия, собравших на Востоке девятнадцать легионов. Но для похода нужны были деньги, деньги и еще раз деньги. И хоть казна пополнилась за счет проскрибированных, имущество которых шло в государственный карман, средств катастрофически не хватало. Это потому, что в карательных акциях осужденным удавалось хитрыми способами утаивать деньги, а то, что не удавалось, разворовывалось исполнителями – солдатами и офицерами. Так что расчет триумвиров на большие от проскрипций доходы не слишком оправдался. Охотников поучаствовать на аукционах, устраиваемых по продаже имущества приговоренных, было немного по многим причинам: это и высокая стартовая цена, нежелание обнаружить свою платежеспособность и пр. Зато близкое окружение триумвиров богатело день ото дня.
Чтобы пополнить казну, придумывались новые подати, и самый яростный отпор получил налог на имущество богатых женщин. Это был первый в истории Рима прецедент, когда женщин обложили налогом. Нетрудно догадаться, к чему это привело. Поначалу матроны попытались обратиться к жене Антония Фульвии, но их даже не пустили на порог. Атия, мать Октавиана, и его сестра попытались надавить на него, но он лишь давал им обещания, но реально сделать ничего не мог, да и не хотел, потому что сам был заинтересован в пополнении воинской подати. Тогда все матроны в сопровождении подруг, рабынь и челяди двинулись на форум, где в то время было собрание и на трибуне восседали триумвиры.
Представь себе, читатель, эту картину! Толпа одетых в строгие столы (платья замужних женщин) и яркие туники женщин и девушек, от которой шли самые разнообразные запахи духов и благовоний, наполнила форум разгневанным женским многоголосьем. Такой яркой демонстрации Вечный город еще никогда не видел. Женщины подошли к трибуне и растолкали растерявшуюся стражу. Дочь казненного Цицерона Гортензия, видимо, лучше других владевшая словом (уроки отца не пропали даром), сказала примерно следующее: «Мы, женщины, в политике не участвуем, нам неведомы почести, должности и триумфы. Мы не ведем плохих войн, поэтому государство никогда не облагало нас налогами. Женщины сами, когда отечеству грозила опасность, добровольно отдавали республике все свои драгоценности и имущество. Как и наши прабабки, мы готовы на жертвы, если государству будет грозить серьезная опасность, но оплачивать ваши, господа вершители дел республики, междоусобные войны мы не намерены».
Эта речь нашла понимание в толпе, но триумвиры дали знак убрать женщин от трибуны. Едва стража попыталась это сделать, что тут началось! Форум огласился неистовым визгом тысяч женских голосов, руганью, плачем и воплями,
Был введен также новый подоходный налог на всех, чье состояние превышало сто тысяч сестерциев. Он составлял одну пятидесятую часть стоимости имущества плюс годовой доход. Чтобы не тратить казну, войска расквартировали в Италии и возложили расходы по их содержанию на муниципалитеты.
Тем временем Брут укрепился в Македонии, а Кассий овладел Сирией и прилегающими к этой провинции небольшими княжествами. Они активно готовились к неизбежной схватке с триумвирами и решали те же финансовые проблемы, что и их противники, – содержание армии требовало немалых средств. С провинции Азия, к примеру, были взяты налоги на десять лет вперед. Вообще-то республиканцы вели себя в провинциях в соответствии со статусом господ и вполне разделяли мнение Цицерона о том, что только римляне рождены для свободы, прочие же народы обязаны терпеть рабство. И завоеванные провинции вынуждены были признавать такое положение вещей. Н. Машкин писал: «Были случаи, когда города отказывались выполнять требования отдельных полководцев, но мы не знаем случая, когда население того или иного города протестовало бы против римского господства».
Встретившись в конце сорок третьего года в Смирне, вожди республиканцев решили пополнить казну также путем контрибуций со стран и городов, подозреваемых в поддержке триумвиров. Кассий отправился на остров Родос, а Брут – на юг Малой Азии. Как свидетельствует Плутарх, когда Брут стал разорять Ликию, жители оказали ему отчаянное сопротивление и при взятии столицы сами стали жечь город и почти все погибли. Даже женщины в исступлении убивали своих детей, лишь бы не достаться врагу. В живых осталось полторы сотни человек, и брать с них было нечего. Брут привез всего сто пятьдесят талантов, в то время как Кассий собрал с родосцев восемь тысяч. Разница, как видим, существенная, и когда убийцы Цезаря встретились, это послужило нешуточным поводом для ссоры.
Впрочем, выяснять отношения им было уже некогда. В середине сорок второго года первые легионы армии триумвиров высадилась в Македонии. Вскоре с остальными легионами подошли Антоний и Октавиан, причем наш герой в дороге сильно заболел и к месту сражения прибыл в носилках. Противники встретились возле местечка Филиппы на берегу Эгейского моря. Между городом, лежащим на горном склоне, и морем было болото. Соперники обладали численно равными примерно силами, но в армии Брута и Кассия было много бежавших от проскрипций римлян, которые едва ли годны были к военному ремеслу. Примером может служить великий поэт Гораций, близорукий толстяк, оказавшийся в армии Брута военным трибуном. Ему, сыну вольноотпущенника, тогда было двадцать три года. Приведем его мемуарные строки в переводе Пушкина:
Ты помнишь час ужасной битвы, Когда я, трепетный квирит, Бежал, нечестно бросив щит, Творя обеты и молитвы? Как я боялся, как бежал! Но Эрмий пал внезапной тучей И спас от смерти неминучей.Марк Юний Брут, участвовавший в убийстве тирана Цезаря, оказался, может быть, также и отцеубийцей. Его мать, Сервилия, сестра Катона, была любовницей Цезаря и, вполне вероятно, родила Брута от него. Говорят, она его очень сильно любила. Древние историки выдвигают в пользу такой гипотезы много аргументов. К примеру, после битвы при Фарсале, зная, что Брут находится в стане помпеянцев, Цезарь приказывает отыскать его и, по воспоминаниям очевидцев, был рад, что Брут жив. И самое важное доказательство: в момент нападения заговорщиков Цезарь пытался защищаться, но, когда увидел среди них Брута, воскликнул: «И ты, дитя мое?!», лег на пол и укрылся тогой. То есть это может быть не иносказание, а признание Брута своим сыном.