Великие государственные деятели Российской империи. Судьбы эпохи

Первушина Елена

Меншиков постоянно писал Дарье Михайловне, как он благодарен ей за заботу. В одном письме: «А что ты, Дарья Михайловна, изволишь меня письмом своим остерегать и попечение имеешь, и за то я особо паки милости твоей благодарствую. Однакож ныне никакой опасности не имеем». А в другом: «За писания ваши я благодарствую, а паче за то паки благодарен, что изволите меня через свои письма опасать». Впрочем, эти романтические чувствования, не мешали Меншикову содержать многочисленных любовниц.

В конце концов Дарья Михайловна не устояла и успела родить от «Даниловича» внебрачную дочь, Александру, прежде чем тот повел свою избранницу под венец.

У Дарьи Михайловны было три сестры: небезызвестная нам Варвара Михайловна, будущая фрейлина Екатерины, Аксинья Михайловна и Авдотья Михайловна. Сестры Арсеньевы, как и Марта Скавронская, с которой те были хорошо знакомы, часто сопровождали

Александра и Петра в боевых походах. Они были под Нарвой в 1704 году, в Витебске в 1705 году, 1706 году снова в Нарве и затем в Киеве. Там 18 августа 1706 Петр и обвенчал Александра и Дарью.

Дарья Михайловна еще некоторое время сопровождала мужа в боевых походах. Под Калишем, через два месяца после свадьбы, она находилась в обозе русской армии и Меншиков обещал ей «в баталии сам не буду», а потом просил прощения за то, что не сдержал своего обещания и поскакал в битвы. Когда же супруги разлучались, Меншиков в письмах клятвенно заверял жену, что «истинно по разлучении с вами ни единого случая не было, чтобы довольно вином забавица и с королевским величеством зело умеренно забавлялись, и в том не извольте сумлеваться». Очевидно Дарью Михайловну очень беспокоило бесконечное пьянство Меншикова и его венценосного приятеля.

Варвара продолжала жить с сестрой, для нее во дворце Меншикова отделали две комнаты, которые так и назывались «Варварин покой».

Кроме сестер Дарьи Михайловны в доме бывали, а иногда и жили сестры самого Меншикова Анна, Мария и Татьяна. Особенно теплые отношения сложились у Меншикова с племянницей Анной, дочерью сестры Марии. Он также покровительствовал братьям Дарьи Михайловны – Ивану и Василию и их семьям.

Из семи детей, родившихся у Меншиковых, выжили трое: сын Александр и дочери Мария и Александра. Об их судьбе еще пойдет речь.

* * *

Но при Меншикове город украсился не только Посольским дворцом и личными покоями светлейшего. В Петербурге заработала Адмиралтейская верфь, и начиная с весны 1706 года регулярно спускала на воду новые военные корабли. На строительство крупных судов уходило несколько лет. Так, 54-пушечный линейный корабль 4 ранга «Полтаву» заложили в декабре 1709 года, а сошел со стапелей в июне 1712. Дома для работников верфи протянулись вдоль Большой и Малой Морских улицы.

В нижнем течении Мойки заложили еще одну верфь, где строились гребные суда – галеры, широко использовавшиеся для военных действий в шхерах Балтийского моря. Свой шхерный флот был у Швеции, появился он и у России. Позже эта верфь получила название «Новая Голландия». Для того, чтобы галеры могли выходить из верфи в Неву, прорыли специальный канал, ныне носящий название Адмиралтейского. За постройкой галер и транспортных судов также надзирал Меншиков и докладывал об успехах царю: «В нынешнюю кампанию будет у нас здесь готовых 20 галер», «ныне заложил вновь 20 галер», «приготовлением в отпуск кораблей всеми мерами стараемся», «положено сделать 300 соймов [9] )».

9

Мелких судов.

Но для строительства кораблей нужен лес. Лесопильные мельницы вырастают вдоль реки Ижоры, спиленные бревна сплавляются по Неве и попадают прямиком в Адмиралтейство. За бесперебойную доставку бревен для кораблей и на остров Котлин, где возводились первые здания Кронштадта, отвечал лично Меншиков. Он также должен был организовать добычу камня для постройки кронштадских укреплений.

Кроме того, в городе для нужд верфи стоятся гонтовые заводы на Охте, кирпичные заводы на берегу Невы, несколько пергаментных заводов, изготавливающих картузы для зарядки корабельных пушек, восковой завод, где делаются свечи, и две бумажных мельницы. Причем частью гончарных заводов и пильных мельниц владел сам губернатор, и доходы с них шли в его карман.

Для производства смолы строится Смоляной двор. Так как при производстве велик риск развития пожара, его размещают на окраине города, вдали от Адмиралтейства, которое связано с ним водным путем по Неве.

Рабочих на верфи собирают по всей России, 12 сентября 1705 года Меншиков подписывает указ, согласно которому надлежит «с посадов и уездов, великого государя с дворцовых и с патриарших, и с монастырских, и с помещичьих и с вотчинных крестьян выбрать плотников самых добрых, и не малолетних, и не старых и плотничьего дела умеющих 500 человек со всеми их плотничьими снастями и выслать в Санкт-Петербург на Адмиралтейский двор бессрочно».

Всего

за период с 1706 по 1725 год на петербургских верфях построили 4 фрегата, 55 других крупных кораблей и более 200 галер. А еще один фрегат под названием «Самсон» Меншиков купил за границей и подарил на день рождения своему «герру капитану». Опробовав корабль, Петр написал Меншикову: «При сем пили за здоровье, кто сей корабль подарил, понеже зело хорош на ходу» – и заказал еще несколько в Англии и Голландии.

К военным предприятиям относился и Арсенал, построенный в 1711–1713 годах и объединивший в себе пушечно-литейный завод, хранилище всех оружейных запасов, в том числе и артиллерийских снарядов. Мастерские его располагались вдоль Литейной першпективы. Здесь, в частности, отливали огромные тяжелые жернова для Пороховых заводов, работавших на Охте, на Малой Невке, в район современных улиц Зеленина, название которых происходит от искаженного слова «зелье», т. е. порох, и в Кронверке. Мельницы приводились с движение водяными двигателями и конной тягой.

Но предприятия города работали не только для военных нужд. В 1717 году построена Шпалерная мануфактура, выпускавшая шпалеры и гобелены для петербургских дворцов и инициатор создания мануфактуры не кто иной, как Александр Данилович, который хорошо запомнил, как Петр «будучи в Париже, изволил смотреть всяких мануфактур, между которыми изволил видеть и шпалеры, и при том изволил говорить, дабы и у нас такая работа как наискорее завелась, и у нас еще ничего в зачине не бывало, понеже ни инструментов, ни шерсти, ни красильщиков нет». Меншиков тут же отдал распоряжение закупить в Париже необходимые инструменты. На Петербургских шпалерных мануфактурах вытканы, в частности, большие гобелены «Полтавская баталия», «Турецкая баталия с цесарцами» и еще множество больших и маленьких гобеленов, украсивших дворцы Петергофа и Стрельны.

В городе построили полотняные фабрики, завод для выделки пудры, плетеночную фабрику и две ветряные мельницы – одна для муки и крупы, другая – для взбивания масла. Постепенно дворцовые фабрики стали работать и на «внешний рынок», т. е. продавать свои товары рядовым петербуржцам. Петербург быстро превращался из военной крепости в промышленный город. И контроль над этим процессом Петр поручил Меншикову. Конечно, губернатор, по своему обыкновению, откладывал себе в карман, но работа двигалась, и когда в 1722 году Петр решил ввести для Петербурга ремесленные цеха, какие были в европейских городах, то таких цехов оказалось 44: портновский, сапожный, шапочный, цех для рукавичников, пуговичников, шубников, медников, паяльщиков и котельщиков, слесарей, столяров, каретников, маляров и т. д.

А еще Меншиков отвечал за застройку не только Петербурга, но и Шлиссельбурга, Кронштадта и Петергофа. Задачи перед ним стояли разные – если Шлиссельбург и Кронштадт прежде всего военные крепости, то в Петергофе нужно построить царский дворец, не уступавший по красоте Версалю. Новых украшений требовала и столица – нужно укреплять и выравнивать берега реки, чтоб по ней удобнее было идти бурлакам, тащившим грузы, распланировать новые районы. Вероятно, порой Меншиков бывал небрежен или просто не успевал уследить за всем. Вот какую историю рассказывает Андрей Нартов: «Его величество, взяв с собою прибывшего из Парижа, в службу принятого, славного архитектора и инженера Леблона, при котором случае по повелению монаршему находился и Нартов с чертежом, который делал он, поехал в шлюпке на Васильевский остров, который довольно был уже выстроен и канавы были прорыты. Обходя сей остров, размеривая места и показывая архитектору план, спрашивал: что при таких погрешностях делать надлежит. Леблон, пожав плечами, доносил: „Все срыть, государь, сломать, строить вновь и другие вырыть каналы“. На что его величество с великим неудовольствием и досадою сказал: „И я думаю то ж“. Государь возвратился потом во дворец, развернул паки план, видел, что по оному не исполнено и что ошибки невозвратные, призвал князя Меншикова, которому в отсутствие государево над сим главное смотрение поручено было, и с гневом грозно говорил: „Василья Корчмина батареи лучше распоряжены были на острову, нежели под твоим смотрением теперешнее тут строение. От того был успех, а от сего убыток невозвратный. Ты безграмотный, ни счета, ни меры не знаешь. Черт тебя побери и с островом!“ При сем, подступи к Меншикову, схватил его за грудь, потряс его столь сильно, что чуть было душа из него не выскочила, и вытолкнул потом вон. Все думали, что князь Меншиков чрез сию вину лишится милости, однако государь после, пришед в себя, кротко говорил: „Я виноват сам, да поздно. Сие дело не Меншиково, он не строитель, а разоритель городов“».