Великие химики. Том 1
Шрифт:
— Я из Манчестера. Послан к вам со специальной миссией. Городской совет Манчестера считает, что избрание вас почетным гражданином города в неполной мере выражает чувство признательности вам. Поэтому принято решение установить ваш бюст в самом большом зале Манчестера — Таун-холле. Уже получено согласие на заказ у лучшего лондонского скульптора. Мы бы просили вас в этой связи приехать в Манчестер.
— Искренне вам благодарен. Если б я не опасался, что могу обидеть отказом граждан Манчестера, я бы непременно отказался. Можете передать от моего имени мэру города, что я обязательно приеду и навсегда поселюсь в Манчестере.
Дальтон снова оказался в кругу Манчестерского литературного и философского общества. Он продолжал усиленно работать и выступать с докладами.
Открытие памятника ученому омрачила, однако, внезапная смерть брата Дальтона —
Братья были очень привязаны друг к другу на протяжении всей жизни. Дальтон долго скорбел о любимом брате. Сам он смерти не боялся — он не думал о ней. И хотя Дальтон был далеко уже не молод, он мечтал о работе, о новых открытиях. Однако с приходом старости все чаще одолевали болезни, все труднее становилось работать. 27 июля 1844 года Дальтон скончался.
Весть о смерти Джона Дальтона потрясла Манчестер. В полуосвещенном зале Таун-холла, где был установлен гроб с телом покойного, царила мертвая тишина. Днем и ночью шли туда люди отдать последний долг великому гению. Две недели не прекращался людской поток — две недели Англия прощалась со своим сыном.
12 августа 1844 года. Приспущенные флаги на улицах города. Люди толпились на тротуарах, балконах, у окон. Под звуки траурной музыки похоронная процессия медленно двигалась к кладбищу Ардвик. За гробом шли ученые и люди, далекие от науки, никогда не слышавшие о существовании атомов. Однако и они понимали, что умер большой ученый, о котором скорбит не только их родина, но и весь мир…
Склонив голову, Англия провожала в последний путь великого Джона Дальтона.
ЖОЗЕФ ЛУИ ГЕЙ-ЛЮССАК
(1778–1850)
В доме прокурора Гей-Люссака царило необычное оживление.
Слуги то и дело выбегали из большого, празднично убранного зала в кухню, спускались в подвал и возвращались с корзинами, полными груш, винограда и бутылок вина. Хозяйка дома время от времени давала короткие распоряжения. Она была очень взволнованна: ведь в тот день, 6 декабря 1798 г., ее сыну Жозефу исполнялось двадцать лет.
Именинник вышел вместе с отцом прогуляться по тенистым улицам Сен-Леонарда. Завтра он должен был снова возвращаться в Париж: необходимо было в течение последующих двух лет закончить Парижскую политехническую школу [276] .
Гости уже начали съезжаться, и госпожа Люссак встречала их с некоторым смущением.
— А где же виновник сегодняшнего торжества? — тяжело отдуваясь, спросил судья Дюбуа.
— Он с минуту на минуту должен прийти. А, вот и он наконец. Луи, гости вас опередили, — обратилась она к мужу с легким упреком.
276
Парижская политехническая школа была открыта декретом Конвента 30 ноября 1794 г. и называлась Центральной школой общественных работ. Задачей школы была подготовка гражданских и военных инженеров. 1 сентября 1795 г. она была переименована в Политехническую с трехгодичным курсом обучения; учащиеся принимались по конкурсу и получали стипендию. Руководил ею Г. Монж, Бертолле читал курс органической химии, Гитон де Морво — курс минеральной химии, Шапталь — химию растений, Воклен и Фуркруа — общую химию. Политехническая школа подготовила выдающихся математиков, физико-химиков в инженеров: Ампера, Араго, Био, Гей-Люссака, Коши, Малюса, Пуэнсо, Пуассона и др. (Старосельская-Никитина О. А., ук. соч., с. 166–168).
— Приносим вам свои извинения. А теперь за стол, господа, — сказал отец и занял свое место во главе стола.
— Больших успехов тебе в учебе, Жозеф. — Госпожа Люссак поцеловала сына и тайком смахнула навернувшиеся на глаза слезы.
— Будем надеяться, что ты не посрамишь наше имя как ученый, — сказал отец. — Господа, поднимем бокалы за счастливое будущее Жозефа Луи Гей-Люссака!
Жозеф сидел задумавшись и лишь время от времени улыбался, вежливо кланяясь в благодарность
Торжество закончилось, гости разъехались по домам, и Жозеф поднялся наверх, в свою комнату. Приближался час, когда он снова сможет работать в любимой лаборатории…
В Париже Жозеф позабыл все на свете — для него существовал лишь один университет. Снова лекции по химии Фуркруа, Воклена [277] , лекции по физике Бриссона [278] , занятия в лаборатории.
Ему преподавали знаменитые профессора, и юноша отлично справлялся со сложнейшими заданиями. Он со всей серьезностью относился к любому порученному ему делу. Иногда он сам создавал необходимые приборы и аппараты для опытов. Примерный студент, он был любимцем Фуркруа и Бриссона.
277
Луи Никола Воклен (Вокелен) (1763–1829) — известный французский химик, сотрудник и преемник А. Фуркруа, профессор нескольких высших школ Парижа. В 1797 г. он открыл в красной сибирской руде хром, в 1798 г. — в берилле бериллий и описал их соединения; изучил соли серноватистой кислоты (1799 г.), сероуглерод, в 1813–1814 гг. исследовал платиновые металлы, в 1818 г. открыл циановую кислоту; выделил из природных продуктов много органических веществ, например аспарагин (1805 г.); создал плодотворную школу химиков; после 1791 г. был одним из редакторов «Летописной химии». О Воклене см.: Джуа М. ук. соч., с. 149–150; Partington J. R., ук. соч., т. 3. с. 551–557; Капустинская К. А., Макареня А. А. Металл из «камня надежды»: Из истории химии бериллия. — М.: Атомиздат, 1975; Становление химии как науки, ук. еоч., с. 140 и сл.
278
Матурин Жаке Бриссон (1723–1806) — профессор физики в колледже Наварры, Центральной школе и лицее Бонапарта в Париже; составил таблицы специфической гравитации. Бриссон принял участие также в публикации двух химических трудов, в экспериментах по сжиганию алмазов (вместе с Макером, Кадэ, Баумом и Лавуазье) и в работах по восстановлению окиси ртути (с Лавуазье). О Бриссоне см.: Partington J. R., ук. соч., т. 3, с. 99.
По окончании Политехнической школы Гей-Люссак стал работать помощником Бертолле, который не так давно возвратился из поездки по Египту и проводил чрезвычайно много исследований, связанных главным образом с научным спором с Прустом.
Гей-Люссак заканчивал последние опыты. Он записал данные в толстую тетрадь, куда заносил все результаты исследования, порученного ему в качестве первого задания, и устало опустился на стул.
Интересно, думал начинающий химик, что даже такой большой ученый, как Бертолле, может заблуждаться. Он ожидал, что вещество выделит кислород, а в действительности это вещество поглотило его. Анализы тоже показали результаты, противоположные ожидаемым. Господин Бертолле разволнуется, когда узнает, что его предположения не подтвердились!
В лабораторию, сверкающую чистотой, вошел Бертолле.
— Давайте посмотрим результаты, Люссак, — сказал он, сел в кресло и внимательно уставился в тетрадь. Жозеф с интересом наблюдал за ним: Бертолле вдруг нахмурился, лоб собрался в морщины, и глубокое разочарование отразилось на его лице. Надежды его не оправдались. Но для большого ученого истина всегда дороже ущемленного самолюбия. А в том, что истина установлена, нет никаких сомнений. И сделал это не кто иной, как Гей-Люссак — молодой и талантливый ученый, только вступающий на тернистый путь науки.
Бертолле встал, хмурое его лицо озарилось улыбкой. Он положил руку на плечо Гей-Люссака и сказал:
— Я горжусь вами. Человек такого таланта, как вы, не имеет права работать помощником пусть даже у самого великого ученого. Ваши глаза способны увидеть истину, проникнуть в тайны неведомого, а это не каждому дано. Вам надо работать самостоятельно. С сегодняшнего дня проводите любые исследования, какие сочтете необходимыми. Оставайтесь, если хотите, в моей лаборатории. Буду рад, если когда-нибудь смогу назвать себя учителем такого исследователя, как вы. Желаю счастья на вашем пути, Гей-Люссак.