Великие исторические сенсации. 100 историй, которые потрясли мир
Шрифт:
Островский сложил руки на животе и озорно воззрился на Садовскую:
– Интересны рассказы о темном царстве? Слушай, Оля, тебе для ролей пригодятся. Расскажу тебе, как познакомился я с Михаилом Хлудовым. Весьма странная вышла встреча. Бродил за мной несколько дней какой-то господин. Высокий, молодой, лет двадцати пяти. По одежде не поймешь, какого сословия, – сам с бородой купеческой, а одет в европейский сюртук. В один день захватил я трость со свинцовым набалдашником для вооружения да и подошел к незнакомцу: «Что вам от меня понадобилось?» А тот засверкал белозубой улыбкой и в карман полез. Я уж и трость чуть не вскинул – ну как из кармана нож вытащит? А он вынимает журнал модный «Развлечение» и гордо сует мне: «Я – Михаил Хлудов!» Гляжу, на обложке карикатура на пьяного купчину. А «прототип» мне объясняет: «За то, чтоб редакция мою физиономию пропечатала, я им годовой
Жил он в синем трехэтажном особняке недалеко от Красных ворот в Тупом переулке. Но народ уж давно перекрестил этот тупик в Хлудовский. Раньше в нем вся семья Хлудовых жила: отец Мишин Алексей и брат его Герасим Хлудовы, оба – миллионщики. В середине века давались тут знаменитые на всю Москву купеческие балы. По триста человек собирали, в кадрилях по сто пар танцующих шли. Но теперь отец съехал, дядя с семьей тоже, так что Миша Хлудов один хозяйничал.
Завел он меня внутрь. Комнатищи огромные – кругом ковры: на полу, на стенах, на диванах, на креслах. В столовой сзади – стена стеклянная. А за ней – зимний сад: пальмы, гранаты в кадках, разноцветные цветы в бордюры высажены. Вдруг чугунная винтовая лестница наверху заскрипела, я аж задохнулся: сверху прямо на Мишу прыгнуло какое-то огромное животное – больше годовалого теленка, да все будто черно-золотыми лентами перевито. Оба свалились на пол, я отпрянул, а хозяин хохочет: «Не бойтесь! Это моя ручная тигрица Сонька!» Встал, отряхнулся, тигрица к ноге его припала, как собачонка. С ней и за стол сел. А я уж и не помню, как обед-то прошел…
А на другой день у Миши «четверг» был. Приглашали на те «четверги» особо: по утрам слуги разъезжались по Москве, ловили кого вздумается и привозили в Хлудовский тупик. Хозяин встречал гостей честь честью – не важно, мастерового привезли или дворянина. Каждому собственноручно подносил чарочку – с бочонок величиной. Так что к вечеру гости лежали по закоулкам особняка. Затем начинался съезд хозяйских приглашенных – купцов, дворян и «служителей муз» из тех, что купеческим обществом не гнушались. Сам Михаил выходил на пир обряженный как на маскараде: то в кавказском, то в бухарском костюме. А однажды выкрасился ваксой в черный цвет и предстал… негром. То-то дамы были довольны полуголым красавцем! Пьяных «утренних» гостей приводили и приносили тоже переодетых соответственно – то кавказцами, то бухарцами. Кто держался на ногах, рассаживали по комнатам, остальных раскладывали по диванам – для создания атмосферы.
А в тот вечер Миша Хлудов возле меня сидел. Пил – не пьянел, собственными поговорками сыпал: «Денег у меня – многонько, дела – легонько, вот я и маюсь, людьми забавляюсь!», «С моего-то капитала с тоски помирать надобно!». Не словеса – самоцветы. Одно слово: авантюрная душа да неприкаянная… Ну как в пьесу не вставить? Я и вставил в «Горячее сердце». Обозвал Хлудова Хлыновым. Успех на сцене был феерический. Да только пошли с тех пор по Москве дикие россказни. Говорили, что красавец Миша водит дружбу с дьяволом, а еще больше с дьяволицами. Они, мол, к нему в особняк по небу на метлах слетаются, и все – нагишом. А иначе как объяснить, что Михаил на женщин мало внимания обращает да и с земными женщинами ему не везет? Первая жена Маша была хроменькая, да еще и бесприданница. Михаил клялся, что любил ее, но злые языки говорили, что извел он бедняжку: померла Маша, оставила мужа с маленьким сыночком на руках. Михаил вновь женился – на вдове-мещанке Вере Максимовой. Так ее полюбил – души не чаял. На первые именины после свадьбы созвал всю московскую знать – от дворян до купцов. И при всем стечении народа подарок преподнес – огромный ящик, со всех сторон гвоздями обитый. Самолично топор схватил и ящик в щепки порушил. И прямо с пола из-под щепок глянул на зрителей и любимую женушку маленький зеленый крокодильчик. Да как щелкнет зубами! Гости во главе с именинницей вон понеслись. А скоро выяснилось: мещанка-то под венец с тремя любовниками пожаловала. Жениху объяснила – троюродные братья. И каждый день потом то один «братец», то другой в дом захаживал. Словом, плюнул на них Хлудов, купил жене особняк да выделил содержание. Вот после этой истории и перестал он обращать внимание на женщин. Одна только тигрица Сонька верна ему оказалась…
Тут дверь кабинета Островского распахнулась, и прямо к столу подлетел незваный гость. Сам в длинной лисьей шубе, бобровой шапке, лицо от мороза шарфом закутано, одни глаза лихо
– Ехал на ярмарку ухарь-купец, но в Малый театр угодил молодец!
Ольга от неожиданности чуть не присела мимо стула, а Островский крякнул:
– Что ты, Миша, врываешься, словно адов пес!
Садовская взвизгнула:
– Миша?! Какой еще Миша? Неужто покойник?!
Нежданный гость лихо сломил шапку, скинул шубу, стянул алый шарф и тряхнул черными кудрями:
– Да что вы, дражайшая, какой еще покойник? Живой я! Ваш покорный слуга – театральный антрепренер Михаил Лентовский! – И весельчак галантно чмокнул ручку актрисы. – На проходной мне сказали, что вы взяли письмецо для супруга вашего – Михаила Провича Садовского.
Ольга стремительно выхватила руку, словно Лентовский укусил ее за палец. Так приглашение от покойного Хлудова предназначалось не ей, а мужу! В тусклом свете проходной она не разобрала адресата: то ли Садовская, то ли Садовский.
– Простите, дражайшая! – Лентовский покаянно прижал руки к груди. – Михаил написал эти послания еще в прошлую Масленицу. Мы компанией у него гуляли. И он решил через год собрать всех снова. Позвал почтмейстера, отдал ему приглашения на двадцать персон и приказал отослать ровно через год. Кто ж знал, что он помрет? Вот я, как распечатал свое письмо, кинулся вашего супруга предупредить. Да вы уж конвертик забрали. Ох эти женщины! Не при вас будет сказано, дражайшая, – от них одни неприятности. Вот Мишка Хлудов и сейчас здравствовал бы, если б не его супружница Вера! Сошлась с доктором Павлиновым, вдвоем они и состряпали документик, по коему выходило, что Хлудов болен белой горячкой и надлежит отправке в сумасшедший дом.
Садовская мстительно скривила губы:
– Так и надо, раз допился!
Антрепренер театрально всплеснул руками:
– Да мало ли по Москве пьют! Хоть вы скажите, Александр Николаевич!
Драматург вздохнул:
– Что ж, для России это – рок, а для Хлудова – судьба несчастная. Не надо было ему так вызывающе вести себя! Зачем привел на собачью выставку свою тигрицу и уселся с ней в клетке? Представляете, посетители идут, а в клетке человек с тигром сидят и на всех скалятся! Этот случай и припомнил Павлинов на врачебном совете. Поместили Хлудова в больницу с решетками на окнах, в комнату, обитую толстым слоем ваты. Говорят, Миша там благим матом орал, да никто не слышал. Там он и помер, бедняга…
Ольга вздохнула:
– Конечно, дело худо… Но ведь о таком диком безобразнике и горевать никто не будет!
И тут Лентовский взвился:
– А вот это не скажите, дражайшая! Михаил Хлудов был хоть и кутила-пьяница, своими страстями не владеющий, но человек поразительный. Храбр до умопомрачения! Однажды приехал к приятелю на дачу, а у того псина громадная на две цепи посажена. Хозяин говорит: больно злющая, придется пристрелить. А Мишка всякую животину любил. Подошел к псу и сказал ему что-то. Пес хвост поджал, заскулил и попытался в конуре скрыться. Но Хлудов его за цепи вытащил и опять что-то сказал. Так пес с тех пор шелковый стал, хозяин в нем души не чает. А вот еще случай. Забастовали рабочие на Ярцевской мануфактуре у Хлудовых – начальство побили, контору подожгли. Отец, Алексей Иванович, наотрез отказался на фабрику ехать: «Пусть полиция разбойников укрощает!» А Мишка ему в ответ: «Погодь с полицией, папаша, людей жалко!» Поехал сам. Вышел прямо к разъяренной толпе. Спокойно так поднял свои черные гипнотические глаза на смутьянов, толпа и смолкла. Подошел к зачинщикам, кому руку пожал, кого по плечу похлопал. И все с шутками-прибаутками. Рабочие – в смех. А Мишка кричит: «Все вместе обсудим! А пока выпьем!» А тут слуги водочку выставили. Вот и примирение!
Умел Хлудов не только для себя расстараться, но и для России-матушки. Ему всего двадцать лет было, когда он первым из русских купцов отправился в Бухару и Коканд, чтоб открыть там конторы по закупке хлопка. А в 1869 году с риском для жизни добрался Хлудов до Афганистана, торговлю наладил. Нужен был хлопок России, вот Мишка и не щадил себя. За то государь Александр II наградил его орденом Владимира IV степени – не часто ордена за купеческие заслуги давали! А московские обыватели Хлудова по-прежнему забулдыгой да хулиганом считали. Ну просто роковое стечение обстоятельств в чистом виде! А когда началась война на Балканах, Михаил Хлудов на собственные деньги снабдил обнищавшую русскую армию и провиантом, и медикаментами. А потом сам отправился на войну и пример показывал: из боя раненых выносил, за языками к туркам в тыл ходил. Получил русского Георгия и сербский орден «За храбрость». Вот вам и «московский безобразник», дражайшая!