Великие любовницы
Шрифт:
Могущественная, обольстительная королева, искусство косметики которой делало ее моложавой и желанной, на самом деле это старая, высохшая старушка без парика, с седыми волосами, сморщенным, как печеное яблоко, лицом, с иссохшей желтой кожей на шее, со свисающими отвратительными грудями, сидит перед туалетным столом и даже слой белил и пудры еще не успела на себя наложить. Он бросился к ее ногам, а Елизавета дико испугалась. Королева сконфузилась. Она могла простить поражение, измену, но никогда не простит любовнику своего вида семидесятилетней старухи.
С этого момента падение Эссекса идет с оглушительной быстротой. Он валится в пропасть. У него забираются привилегии на монополию сладкими винами, с которых он имел немалые доходы, требуют возврата ранее одолженных денег. Он злится и наносит самый последний свой удар Елизавете как женщине: «Способ королевы кривой и горбатый, как и ее скелет». Придворные доносят, какими эпитетами он клеймит ее, еще вдобавок ко всему вместе с шотландским королем, сыном Марии Стюарт, Яковом. Эссекса арестовывают и бросают в тюрьму. Проучить негодника, унизить его любой ценой — Елизавета аж истекает пеной бешенства от оскорбленного женского самолюбия. Проучить и вернуть? Такие планы были у Елизаветы? Наверное, так. Никогда она не хотела смерти своего последнего любовника. Но Эссекс уже давно роет себе могилу. Он осмелился убежать
Романтическая история, и чтобы так грубо, прозаически кончилась? Да ни за что на свете, народ ли сказал, историческая ли достоверность, теперь уже до правды добраться трудно, но существует из столетия в столетие передаваемая легенда, которой верит тот, кто хочет верить. Будто бы Елизавета во время горячей любви их с Эссексом дала ему свой перстень, который бы подобно магическому заклинанию «сезам, сезам, откройся» открывал бы перед ним любые двери тюрьмы, отменяя любые приказания Елизаветы, стоило только показать этот перстень. Как же должна быть оскорблена в своих чувствах Елизавета, если Эссекс предпочел умереть, но не передал ей этот перстень, чтобы получить свое прощение? А она, может, только и надеялась на то, что Эссекс в последний момент таким путем купит себе прощение. Но, оказывается, он передал перстень, а придворные интриганы сознательно утаили это от королевы, и вот теперь ее умирающая фрейлина на ложе смерти сознается в этом грехе и просит простить ее. Елизавета не простила. Но не простила она и себя, со времени смерти Эссекса совершенно впав в черную меланхолию. Целыми днями, молчаливая, понурая и, кажется, ничего не понимающая, сидела в кресле, погружаясь в свои невеселые думы. Оплакивала смерть самого дорогого и любимого человека, которого ни любить, ни простить не смогла никогда?
Кровавый альков Клавдия Тиберия
Это случилось, конечно, в Риме. Только там было много и Тибериев, и Неронов, и Цезарей, и Октавианов, так что перепутать их совсем нетрудно. Мы расскажем о внешне отвратительном Клавдии Тиберии, жестоком, но хорошо образованном и очень даже немолодом, когда он на императорский римский трон уселся после убийства своего племянника, знаменитого деспота и самодура Калигулы. А кровавый альков касается его жены Мессалины.
Вы, конечно, знаете, что ее имя давно уже стало в устах народа нарицательным именем, как символ неудержимого распутства и нимфомании. И иной какой не слишком осведомленный в истории и литературе супруг вполне правдоподобно может и сейчас брякнуть своей жене: «Вырядилась Мессалиной», не вполне понимая, что это означает, имея в виду платье с большим декольте, поскольку Мессалина чаще вообще без туники ходила.
Но вернемся к ее мужу Клавдию Тиберию. Он и жестокая, и одновременно жалкая личность. Его, заикающегося, неуклюжего, хромоногого, с отталкивающей внешностью, вечно слюнявым ртом, никто, даже собственная матушка, серьезно не воспринимал, и все над ним, кому не лень, надсмехались. А Калигула, грозный самодур римский император, которому Клавдий Тиберий дядей приходился, так прямо издевался над ним. Чего только с ним не вытворял! То в гневе с моста в ледяную воду бросит, то заставит из своего кармана свои карточные долги платить, то последнее платье с себя снять и ему, Калигуле, подарить, а того ничего не брало. Из любой воды, как говорится, сухим выходил. И не только, он даже умудрялся еще и польстить императору, так сказать, расположение того снискать. И нередко подшучивал над самим собой и своей находчивостью жизнь себе спасал, которую у необузданного Калигулы раз-два плюнуть лишиться было. Головы он, как луковки, по меткому замечанию одного из историков, срывал без всякой видимой причины, а тут причина была. Клавдий Тиберий осмелился предстать перед лысеющим Калигулой во всем блеске своих великолепных рыжих волос. «Как ты смеешь являться ко мне во дворец с такой чуприной? — в гневе закричал император и тут же приказал слугам: — Снять ему голову!» Те опешили и не знают, что делать, на всякий пожарный случай уже за мечи схватились, но Клавдий Тиберий еще пуще закричал: «Чего уставились, олухи? Не слышите, император приказывает снять мне волосы». Словом, своей находчивостью жизнь себе спас.
И такие изуверства этот жестокий император творил, что, конечно, тирана убили, его жену тоже, а дочь головенкой о мраморные стены дворца, «аж мозги брызнули», как один хроникер описывал.
Клавдия Тиберия тоже убить хотели, он за портьерой прятался в это время. Но по странному стечению обстоятельств, когда его местонахождение открыли, один из легионеров закричал, может, от испуга: «Да здравствует император!», другие подхватили, и так вот пятидесятилетний Клавдий Тиберий совершенно случайно стал римским императором. Конечно, ему для начала было предложено свои личные дела в порядок привести. А то больно уж не все с его женами понятно. Правда, в Древнем Риме, где поголовно кровосмешение происходило, женились и на сестрах, и на племянницах, и на собственных тетушках, трудно было порядок требовать. Но все же…
Два его предыдущие супружества с римлянкой Ургуланиллой и Элией, от которых родился сын и дочь Антония, были признаны недействительными. Клавдий Тиберий получил развод, поскольку утверждал, что его заставили жениться, сам он никаких чувств ни к первой, ни ко второй жене не имел. А вот третью жену, красавицу Мессалину, он безумно любит — глубоко и сильно. И даже его отцовские чувства, которых абсолютно не чувствовал ни к умершему одиннадцатилетнему сыну от первой жены, ни к дочери Антонии от второй жены, вдруг обнаружились во всей своей полноте. Насмотреться и налюбоваться не может на сыночка Британика и Дочь Октавию, которых ему Мессалина родила. И все уговаривает жену самолично детей грудью кормить, но Мессалина категорически отказалась: она там не будет свою красивую грудь женским молоком портить. Словом, мамки деток выкармливали. А так во всем остальном жена, каких днем с огнем не отыщешь. И умная, и раскрасавица,
Ну, наивный Клавдий Тиберий про которого родная матушка сказала: «Сшитый природой на скорую нитку», поморщился, конечно, от печальной перспективы будущего сексуального поста, но спорить с Мессалиной не стал: и впрямь нужна разлука, чтобы любовь ее с новой страстью к нему разгорелась. А она уже прекрасно знает, что будет в том дворце делать и какие замечательные оргии устраивать. Но чтобы пресечь ненужные разговоры, которые могут дойти до ушей Клавдия Тиберия, мужа предупреждает: «Ах, дорогой Клавдий, мои враги будут шептать тебе, что я веду двойную жизнь, как распутница живу с гладиаторами, актерами там разными. Так вот, во имя нашей горячей любви ты не верь этим сплетням, хорошо?» А сама как танк на Клавдия Тиберия своей красивой грудью наступает и целует его, и ласкает. Ну как тут не дать торжественное обещание? Не только обещал Мессалине сплетням не верить, но еще и с некоторых подданных слово взял, что будут они ее слушаться беспрекословно абсолютно во всем. Один актер довольно знаменитый (он трагиков хорошо исполнял) по фамилии Мнестер переспросил для верности: «Во всем слушаться?» — «Абсолютно во всем», — подтвердил Клавдий Тиберий. Ну, Мнестер успокоился несколько: Мессалина с некоторого времени его совращала, а он боялся гнева Клавдия Тиберия. Но раз муж требует приказов жены слушать…
И вот, дорогой читатель, в отдаленном дворце начинаются такие дикие оргии, что даже видавший виды Рим вздрогнул. Мы, конечно, знаем, что с моральностью в Риме испокон веков плохо было. Там, как сказал историк И. Шерр, «деморализация шла попутно с его цивилизацией» [68] . В этом чудном лесе из храмов, дворцов, форумов, театров, цирков, портиков, триумфальных арок, как в котле, кипел разврат, разврат, сопровождаемый жестокостью. И Мессалина в этом отношении — лучшая его представительница. Никто не мог отказаться от ее сексуальных притязаний. Если кто противился, того ожидала смерть. В ход шло все: отрава, меч из-за угла, меч от руки палача, когда Мессалина жаловалась мужу и Клавдий Тиберий приказывал неугодного вассала его жены прикончить. До такого дикого разврата дошло сладострастие Мессалины, что однажды, охладев к молоденьким и хорошеньким мальчикам, она вдруг почувствовала сексуальное влечение к своему отчиму, старше ее мужа на пять лет. Мать Лепида, находящаяся под полным влиянием Мессалины, не возражала против такого полового кровосмешения, но Силан (так отчима звали) ни в какую. Ему нравственность его, видите ли, не позволяет после жены с ее дочерью в постель улечься.
68
И. Шерр. «Исторические женщины». Спб., 1898, с. 55.
Мессалина, рассвирепев от такого отказа, сложную интригу провела, и Клавдий Тиберий приговорил Силана к смертной казне. Но тот был настолько «нравственен», что Даже под угрозой отрубления головы не признался в сексуальных домогательствах Мессалины. Ему неловко огорчать великого императора. Так и голову свою невинную сложил. А вместе с ним еще три вассала, лучшие помощники Клавдия Тиберия, — они тоже отказались стать любовниками Мессалины и тоже не признались в ее домогательствах. Такое, значит, своеобразное в Риме было понятие чести: уж лучше я невинный умру, чем подвергну императора сомнениям в добродетельности его супруги. «Жена Цезаря должна быть выше подозрений». Да? Ну и чувствовала себя Мессалина целых девять лет абсолютно безнаказанной. Ее оргии стали приобретать дикую патологическую форму. Но те мужчины, кто без лишних слов соглашался стать ее любовником, могли надеяться на благосклонность императора, который, правда, никогда не догадывался, почему Мессалина так настаивает на благосклонности к тому или иному вассалу. Придумала награду своим верным сексуальным слугам: орден туфельки. Слышали вы об ордене Подвязки, самом высшем ордене в Англии? Так вот, Мессалина для своих любовников учредила орден туфельки. У нее однажды слетела на мраморных ступеньках дворца с ноги туфелька. Один из придворных поднял ее, поцеловал и вручил Мессалине. Она засмеялась: «С этого момента я утверждаю орден туфельки». Клавдий Тиберий был горд, что большинство его подданных то и дело вынимают из карманов туфельки Мессалины и целуют их, как драгоценную реликвию. Он, глупый и наивный, считал, что этим его подданные из-за любви к нему высказывают почтение к его супруге. Наивность Клавдия Тиберия, во всем верящего своей жене, нас просто ошеломляет и еще раз подчеркивает известную истину, что влюбленный муж что глупый баран — никаких пороков в жене не видит и всегда последний узнает об измене. Мессалина, видя свою безнаказанность и слепоту мужа, начинает удовлетворять свою натуру сочетанием сладострастного вожделения с изощренной жестокостью, которую проповедовал Маркиз де Сад. Молодого актера, который раньше был любовником Калигулы, подвергает жестокому бичеванию и сама этого же просит. Ничем и никем неограниченное распутство Мессалины достигло своей наивысшей фазы тогда, когда, неудовлетворенная, она начинает ходить в публичные дома и предлагать себя, как дорогая и совершенно неподражаемая в сексуальных услугах проститутка. Даже имя себе придумала: Лициска. Поздно вечерком, когда Клавдий или крепко спал в своем одиноком дворце, грезя о своей жене, или был в походах, она, закутавшись в длинный черный плащ, в сопровождении одного только слуги, выскальзывала из своего дворца в дом терпимости. Там заставляла богатых римлян очень дорого платить за свои услуги, а если у кого не было такой колоссальной суммы, ничего, Мессалина прощала отсрочку: она заставляла клиента написать расписку и потом, как заботливый барин в своем поместье, непременно этот «оброк» с процентами взимет с клиента. Нередко устраивала состязания в любовных услугах с другими проститутками. Самая сильная и развращенная из них, приняв за ночь двадцать пять клиентов, чуть ноги или кое-что посущественнее не вытянула. Мессалине хоть бы хны: она еще после этого могла танцевать как победительница в этом необыкновенном конкурсе.