Великие любовницы
Шрифт:
Примерно то же самое можно сказать и по отношению к клиентам, желающим получить услуги проституток. Богатые буржуа к ним с презрением относились, бедные солдаты с уважением и даже чувства свои оказывали. И известная склонность проституток к солдатам объясняется тем, что они в ней не только сексуальный аппарат видели, но и человека, женщину. Солдат может полюбить и приревновать проститутку. Солдат делит с проституткой свой последний грош, он не стыдится открыто гулять с нею, он даже в случае надобности со множеством орфографических и грамматических ошибок может с фронта и письмо ей послать. И хотя он награждает иногда свою возлюбленную колотушками, но в его любви нет иронии, как, например, у богатых буржуа, презрительно именующих «крысами» девочек одиннадцати-двенадцати лет, дорого за них плативших в изысканном борделе и не желающих в них видеть человеческое существо. Ну что же, раз мужчины относятся К проститутке как к «аппарату любви», они и стали таковыми, и редко какая
Тот феноменальный случай, который описал Куприн в своем романе «Яма», когда проститутка получала «неземное» сексуальное блаженство со своими клиентами, относится к разряду патологических, и действительно, вконец сошедшая с ума проститутка вынуждена была удалиться в дурдом.
Где человек мог свою душу и тело отвести? Конечно, в домах терпимости. Недаром Дельвиг звал Рылеева пойти в бордель, а когда добропорядочный Рылеев ответил: «Не могу, я женат», Дельвиг парировал: «Ну и что? Разве ты не можешь отобедать в ресторации потому только, что у тебя дома есть кухня?» И появились великие проститутки, подобно великим королевам или великим ученым. Кому не известны имена Аспазии, Флоры, Манон Леско, Эммы Гамильтон, Нинон Ланкло и многих-многих других, конечно, совершенно отличных от «законных» метресс королей, тоже прославивших свое имя, но не имеющих, так сказать, права выбора, принадлежащих исключительно монарху, по крайней мере официально. Кто читал Оноре де Бальзака, тот, конечно, знает «каковы блеск и нищета таких куртизанок». Им полагалось быть молодыми, красивыми, модными. Старая куртизанка все равно что старая лошадь, хоть впору пристреливай, ведь не каждый из ее бывших любовников обладал привязанностью Александра Македонского к своей лошади Буцефалу, что даже после ее смерти мавзолей ей построил и город ее именем назвал. Имелось три пути для старой куртизанки: на свалку, в монастырь или стать сводней. Под свалкой мы подразумеваем, конечно, ее жалкое нищенское существование в холоде, голоде и болезнях. Чаще такие старые и когда-то известные проститутки становились своднями. Услуги некоторых проституток сводятся до минимального прикосновения тела. Никаких ласк, никакой предварительной любовной увертюры, и те великолепные эротические сцены, которыми нас одаривает заграничный «Плейбой», запишите в область фантазии авторов программы, задавшихся себе целью привлечь как можно больше масс к своим передачам. В жизни так не бывает. Психика, физическое состояние проститутки даже при очень хорошей актерской ее игре не выдержали бы такого безумного напряжения. В жизни чаще происходит, что, одаряя клиента необходимой интимностью, проститутка даже не позволяет поцеловать себя: «Не желаю, чтобы чужой, грязный, недостойный рот поганил мой собственный» [138] .
138
Брантом. «Галантные дамы». М., 1998, с. 49.
Не бывало такого и никогда не будет, чтобы продажная любовь достигала высот настоящей любви чувства. Конечно, следует признать, что хорошо обученная своему ремеслу проститутка, да еще обладающая задатками актерской игры, может создать иллюзию настоящей любви. Именно такие проститутки, называемые куртизанками, очень ценились при дворах королей. Но сейчас, когда наш век начисто откинул всякую «галантность», всякое обожание женщины, даже юнцу, впервые попавшему в руки проститутки, станет ясно, что это далеко не то, что может ему дать любимая девушка.
И вот викторианский век посчитал, собственно, не век, а королева Виктория посчитала, что проституцию можно вполне и навсегда искоренить, если жены будут давать мужьям такое же наслаждение, какое дают проститутки. То есть к механизму любви надо примешать долю чувства, и господа мужья ни за что свой очаг не оставят, будут полностью сексуально удовлетворены, и проституткам придет конец. Но забыла, забыла эта истеричная королева Виктория, вечно бегающая со своими истериками и любовью за королем Альбертом, которому родила девятерых детей, что традиция — великая штука и с ней не спорят и не борются. А по многовековой традиции дамам, то есть женам, и мужьям полагалось лежать смирно и не наслаждаться.
Мужчины повально стремились в бордели, потому что свой альков был не местом наслаждений, а местом супружеских обязанностей. И нередко
«Человек должен любить в другом человеке прежде всего его душу, ум. Только благородная натура может дать наслаждение, стать предметом, достойным любви. Прелюбодеяние становится государственным преступлением. Наслаждение продажной любовью является самым презренным, что есть только на свете. Проститутка уже не пикантная мастерица любви, а развратница» [139] .
Не кажется ли вам, дорогой читатель, что так и дышит на нас не буржуазная эпоха королевы Виктории, а эпоха развитого социализма. «Напишите, до какой части тела можно целовать комсомолку?» — письмо восемнадцатилетнего юноши в журнал «Юность».
139
Э. Фукс. «Иллюстрированная история нравов», т. 3. М., 1913, с. 14.
Человеческое чувство — желание — превратили в эдакий бульонный кубик Галины Бланко — как будто бы и вкусно, да не тот суп, что бабушка на говяжьих мозговых костях варила.
Мы, дорогой читатель, никаких рецептов на тему морального и неморального секса давать не будем: некомпетентны. Мы знаем одно: половой инстинкт — самый сильный из всех инстинктов человека, ну, может, кроме инстинкта самосохранения, и, если его в узкий коридор прописных норм моральности загнать, из него такие дикие вопли раздадутся, что тут вам и преступления, и педерастия, и насилования как из рога изобилия посыпятся.
Пора, однако, возвратиться к нашему маркизу де Саду. А он, родимый, в это время пребывает на временной свободе и пользуется большим вниманием дам, которым «до лампочки» его бредовые увлечения жестокими экспериментами над бедными проститутками. Сейчас у него в алькове проститутка отнюдь не бедная, и он ее не очень-то даже и изувечивает. Это балерина оперного театра Бовуазен. Мы не знаем, из-за каких особых признаков таланта она была принята в королевскую оперу, если внешние ее данные не очень: толстовата, с коротенькими ножками, без всякой талии и с хорошеньким личиком. Но, как нам кажется, личико на самом последнем месте должно стоять в иерархии физических ценностей балерины. Или это только у нас, в России, где балет стал «культом», обращают внимание и на фигурку, и на ножки, худые и длинные, и даже так муштруют бедных неоперившихся лебедок от Перьми до Москвы, что прямо не балетная школа, а… ну не будем выражаться, а то нам еще судебный процесс устроят. Но, правда, когда смотришь по европейскому телевидению, когда старушка со сладкой фамилией из далекой Сибири издевается целых полтора часа над маленькой юной балериной, чуть ли не оплеухой ее награждая и все время дурой ее обзывая, ломая самое элементарное человеческое достоинство, так и хочется сказать — да это же фашизм в концентрационном лагере!
Даже во времена Николая II в России с такой идеальной педантичностью балерин не выбирали. И любовница русского последнего царя балерина Кшесинская, выступающая в Петербурге на первых ролях и дожившая где-то в Париже до 99 лет, имела, к сожалению, весьма короткие ноги. Словом, пока молода была эта самая Бовуазен, она и короткими ногами и без талии балетные па танцевала, но вот она малость подстарела, теперь ей надо бизнес делать. И она вместе со своим любовником маркизом де Садом открывает два игорных дома. А чтобы проигравший партнер не бежал тут же стреляться, его телесным наслаждением угощали. В задних комнатках игорного дома жили проститутки и хорошо своей хозяйке служили.
Но недолго де Сад пробыл бизнесменом. Этому неуемному духу не сидится на одном месте, но тогда его в постоянное место затолкали: опять в тюрьму. Не резон нам, дорогой читатель, тут пересчитывать, в скольких тюрьмах сидел де Сад, скажем коротко: во многих и надолго. А иначе как бы его литературное творчество развилось? И в этом отношении тюрьма для литературы полезной стала. Но вот в 1773 году его надолго выпускают из тюрьмы, глядь, а ни жены, ни любовниц уже нет. Жена, измучившись постоянными связями мужа «на стороне», его вечными авантюрами, решила навсегда уйти в монастырь. Чувствуете, дорогой читатель, как неизменно де Сад женщин под монастырь подводил и в монастырь загонял? Сколько его любовниц туда ушло? И жена туда же. И в 1790 году брак де Сада был расторгнут. Суд вынес краткое решение: «Разделение стола и ложа супругов», и его супруга в 1810 году умирает. А через четыре года умер и великий человек, своей патологией не только обессмертивший себе имя, но даже давший название этому явлению, ибо садизм — глумление, ощущение боли при половых сношениях — был и есть очень распространенным явлением. И такие вот «Чикатилы» были и есть во все времена и народы.