Великие мечты
Шрифт:
С тех самых пор как Роуз впервые появилась в доме Ленноксов, ею завладела тихая ярость: почему эти люди называют эти вещи своими, откуда у них такое право? Огромный дом, старинная обстановка, словно из фильма, их деньги… Все это стало топливом для неизбывного жжения в ее душе, но что было первопричиной ее злобы, так это то, как легко они со всем этим обращались, принимали как должное все, чем обладали и что знали. Ни разу не сумела Роуз назвать книгу (а у нее был период, когда она проверяла их, упоминая книги, которые ни один здравомыслящий человек не взял бы в руки), которой они не читали или о которой хотя бы не слышали. Она вставала посреди гостиной, где две стены были от пола до потолка заняты книжными полками, окидывала горящим взглядом бесчисленные корешки и знала, что они прочитали их все до одной. Однажды Фрэнсис застала ее там, и Роуз, подбоченившись, спросила ее:
— Фрэнсис, вы что, вправду их все читали?
— Э-э… да… Да. Думаю, все.
— Когда? Или у вас книги были еще
— Да, у нас имелась практически вся классика. Но в те годы она была у всех.
— Все, все… Кто эти все?
— Средний класс, — ответила Фрэнсис. Она старалась не реагировать на вызывающий тон девушки. — И большая часть рабочего класса.
— Хм! С чего вы взяли?
— Сама проверь, — сказала Фрэнсис. — Такого рода факты не трудно узнать.
— Ну и когда же у вас было время читать?
— Дай-ка подумать… — Фрэнсис вспоминала себя в прошлом, по большей части проводящей время с двумя маленькими детьми. Тогда скуку она могла развеять только чтением. И еще она вспомнила, как наставлял ее Джонни: прочитай это, прочитай то… — Джонни оказал на меня хорошее влияние, — сказала она Роуз, потому что считала, что нужно быть справедливой ко всем без исключений. — Он ведь весьма начитан, знаешь ли. Коммунисты обычно все начитаны, странно, да? Но это так. Он заставлял меня читать.
— Столько книг… — произнесла Роуз. — Ну, а у нас книг не было.
— Читать никогда не поздно, — сказала Фрэнсис. — Если хочешь, бери любые книги, какие понравятся.
У Роуз сжимались в бессильной ярости кулаки: как просто было сделано это предложение. Что ни упомянешь, они это знают: идея, фрагмент истории… В их распоряжении был какой-то банк знаний. На любой вопрос они знают ответ.
Роуз стала брать книги с полок и читала их, но без удовольствия. Дело было не в том, что читала она медленно (а она действительно читала медленно): если уж она что-то решит, то ни за что не отступится. Читать Роуз мешал гнев, который переполнял ее и вставал между ней и фактами, которые она пыталась воспринять. Все из-за того, что эти люди владели огромным богатством с рождения, в то время как она, Роуз…
Когда Франклин приехал в Лондон и оказался посреди многообразного изобилия столицы, то несколько дней был охвачен паникой: зря он согласился на стипендию, от него ожидают слишком многого. Его отец был учителем младших классов в школе при католической миссии. Священники, заметив способного мальчика, поощряли Франклина и помогали ему, и наконец настал момент, когда они обратились к одному богачу (его имя навсегда осталось мальчику неизвестным) с просьбой включить и этого ученика в его список облагодетельствованных. Дорогостоящее предприятие: два года в Сент-Джозефе и потом, если все сложится, университет.
Еще в детские годы Франклин, возвращаясь из миссии на каникулы домой, стыдился происхождения своих родителей. Он до сих пор этого стыдился. Что такое его родная деревня? Несколько тростниковых хижин посреди буша, ни электричества, ни телефона, ни водопровода, ни канализации. Ближайший магазин в пяти милях. По сравнению с деревней миссия, где основные удобства имелись, казалась вершиной цивилизации. Теперь, в Лондоне, Франклину пришлось испытать глубокое потрясение: его окружали такое богатство, такие чудеса, что миссия стала выглядеть убогим, нищим уголком. Первые дни в Лондоне он жил у одного добросердечного священника, знакомого его учителей-миссионеров, который понимал, что мальчик будет в состоянии шока, и возил его на автобусах и в подземке, водил в парки, на рынки, в большие магазины, супермаркеты, в банки, кормил в ресторанах — чтобы Франклин привыкал. Но потом настало время ехать в Сент-Джозеф, и школа показалась ему небесами обетованными. Он был очарован ее рассыпанными посреди зеленых полей зданиями, будто сошедшими со страниц волшебной книги, ее учениками — мальчиками и девочками, которые все были белыми за исключением двух нигерийцев, столь же непривычными Франклину, как и британцы, и ее преподавателями, такими непохожими на католических отцов из миссии, такими дружелюбными, такими добрыми… Франклин до тех пор не видел от белых добра вне стен миссии. Комната Колина находилась в том же коридоре, где поселили Франклина. Юному африканцу его комната казалась дворцом, там имелось все, о чем можно было только мечтать, включая телефон. Для него это был маленький рай, но он слышал, как Колин жалуется на тесноту. А еда? Ее разнообразие, ее количество, каждый завтрак, обед или ужин — настоящее пиршество, но студенты ворчали, что меню однообразно. В миссии Франклина кормили в основном кукурузной кашей и маринованными овощами.
Постепенно во Франклине росло и ширилось чувство, которое затем грозило выплеснуться из него оскорблениями и обвинениями, хотя внешне он был все тот же улыбчивый, любезный и уступчивый юноша: то несправедливо, это неправильно, почему у вас столько всего, а вы принимаете это как должное? Вот что сидело в нем, болело, жгло: эти люди не понимают, как им всем повезло. И когда Колин пригласил Франклина в гости и он оказался в огромном доме, набитом прекрасными вещами, то подумал, что это дворец. Он молча сидел, пока вокруг него все шутили и смеялись. Он наблюдал
Франклин знал, что вслух не скажет и половины того, о чем думает. Мысли, теснящиеся в его голове, были опасны, их нельзя было выпускать наружу. И Роуз он также не открыл душу. Ни Роуз, ни Франклин не впустили друг друга в мрачные, ядовитые глубины своих мыслей. Но им нравилось быть вместе.
Прошло много времени, прежде чем Франклин смог разобраться, кем приходятся друг другу все эти люди, какие между ними существуют родственные связи и отношения. Его не удивляло, что за столом собиралось столько народу, чтобы поесть. Правда, в крохотном доме родителей при миссии он не видел такого: для гостеприимства там попросту не было места. Но, возвращаясь мысленно в деревню, мальчик вспоминал, что там люди как само собой разумеющееся ожидали, что в любом доме их накормят и уложат спать. Когда Франклин приезжал к бабушке на каникулы, то вокруг огромного бревна, всю ночь тлевшего посреди хижины, укладывались на ночь люди, которых он не знал и больше, возможно, никогда не увидит, — дальние родственники и просто путники. Такое щедрое тепло было присуще бедности, которой он стыдился и, что еще хуже, которую больше не понимал. «Как я смогу вернуться в деревню после учебы?» — думал Франклин, глядя на одежду Роуз, горой сваленную на ее кровати, видя то, что имеют ученики Сент-Джозефа: конца не было тому, что у них уже имелось и что они ожидали получить. А у него всего несколько предметов одежды, за которыми он бережно ухаживал, ведь его родителям пришлось так дорого за них заплатить.
И еще книги на втором этаже. В миссии у них были Библия, молитвенник и «Путь паломника», который он читал и перечитывал бессчетное количество раз. Франклин читал газеты многомесячной давности, отложенные монахами, чтобы выстилать ими полки в кладовой миссии. Настоящим сокровищем считал он экземпляр «Детской энциклопедии», который ему посчастливилось найти в мусорной куче — выброшенный семьей белых за ненадобностью. И теперь ему казалось, будто мечты, жившие в нем с детства, воплотились в жизнь среди стен гостиной Ленноксов. Он снимал со стеллажа книгу, раскрывал ее на первых страницах, и бесценное творение пульсировало в его руках. Франклин носил книги к себе в комнату — украдкой, чтобы Роуз не заметила, потому что она как-то шокировала его замечанием: «Они только притворяются, что читают эти книги. Тут все делается напоказ». Франклину хватило выдержки, чтобы не уставиться на нее в ужасе. Он рассмеялся, так как понимал: Роуз ждет от него именно этого. Она же была его другом. Франклин сказал ей, что относится к ней как к своей сестре: он скучал по сестрам.
В этом году Рождество обещало быть настоящим, так как и Колин, и Эндрю собирались провести его дома.
Мать Софи сказала, что не хочет портить дочери праздник и что сама она отправится к сестре. Она стала жизнерадостнее, больше не плакала сутками напролет и ходила на курсы по управлению скорбью.
Поскольку у Джонни образовался перерыв между поездками, он был в Лондоне, и, значит, за Филлидой будет кому присмотреть помимо Эндрю.
Когда Фрэнсис объявила «детворе», что в доме будет отмечаться Рождество, предпраздничная веселость тут же загорелась в лицах, глазах и шутках, высмеивающих эту традицию — но высмеивающих осторожно, из уважения к детской радости Франклина. А тот дождаться не мог, когда же настанет великий день, о котором он столько читал в газетах и видел столько заманчивых сюжетов по телевизору, день, который наполнил магазины ярким многоцветьем. Но в глубине души Франклин беспокоился, потому что Рождество подразумевает подарки, а у него так мало денег. Фрэнсис заметила, что его куртка из тонкой ткани, что у него нет теплого свитера, и дала ему деньги на то, чтобы приодеться, — в качестве рождественского подарка. Франклин держал деньги в тумбочке и часто сидел на кровати, вертя в руках банкноты, как наседка на яйцах. Такая сумма была у него в руках, в его руках, и это казалось ему частью рождественского волшебства. Но однажды к нему в комнату по какому-то делу заглянула Роуз, увидела, как Франклин склоняется над тумбочкой, подскочила, выхватила деньги и пересчитала их.