Великие путешествия античного мира

Ельницкий Лев Андреевич

В точности это не известно, так как отрывки «Землеописания», относящиеся к этому предмету, не позволяют высказать сколько-нибудь категорическое суждение.

Геродот весьма настойчиво в полемической форме дважды указывает на то, что Каспийское море является замкнутым бассейном, не соединяющимся ни с каким другим морем. Эта полемика была направлена, как считалось, против Гекатея, так как представление о морях как о заливах океана возводится иногда к ионийцам. Однако мы помним, что Гекатей, так же как и значительно позднее него Дамаст, считал Эритрейское море замкнутым, а спутники Александра Македонского искали истоки Нила в Индии, на основании чего мы заключили, что Нил у Гекатея течет с востока. Именно такие представления и отображают строки Эсхила, в которых Прометей указывает Ио путь от аримаспов, локализующихся у Рипейских гор, на крайнем северо-востоке Скифии к эфиопам,

живущим на границе Азии и Ливии, у истоков Нила. При этом ни слова не говорится о том, что Ио должна переплыть Каспийский залив океана, лежащий на ее пути, а лишь миновать шумящее море. Из сказанного следует, скорее всего, что Каспийское море представлялось Эсхилу так же, как позднее и Геродоту, морем внутренним, замкнутым, и не потому, однако, что ему или его географическому источнику был известен этот реальный факт, а, скорее всего, из тех соображений, что все бассейны, за исключением средиземноморского, разделявшего материки, не должны были иметь сообщения с океаном. Эти представления, характерные для ионийской географии и так ярко выраженные Эсхилом, необходимо отнести также и к Гекатею, сохранившиеся фрагменты которого убеждают в том, что, по его мнению, с океаном соединялись лишь две разделявшие материки реки — Фасис и Нил. Таким образом, и для Гекатея Каспийское море, скорее всего, должно было являться замкнутым бассейном, что, впрочем, косвенным образом может быть выведено и из его собственных слов — он говорит, что Каспийское (Гирканское) море окружено высокими горами.

Следовательно, полемика Геродота, настаивающего на замкнутости каспийского бассейна, направлена, по-видимому, вовсе не против Гекатея, а против тех неизвестных предшественников Эратосфена, которые, быть может, еще и в рамках древнеионийской науки выдвинули предположение о внутренних морях, как о заливах океана. Впрочем, и по этому поводу следует подозревать известные противоречия в тексте самого Гекатея. Геродот, ссылаясь на ионийцев, в одном случае приписывает им (а следовательно, и Гекатею) древнемифологическое представление об океане как об омывающей Вселенную реке, с чем согласуется и указание на то, что эллины полагают, будто водным путем можно проникнуть с востока на запад вдоль северной оконечности мира, но не могут этого доказать.

Противоречивая смесь положительных знаний и легендарных представлений характерна, очевидно, для Гекатея не в меньшей степени, чем для Геродота. Гекатеевы представления об океане при всей кажущейся стройности его космологической схемы вряд ли отличались последовательностью и цельностью. Во всяком случае, то обстоятельство, что Геродот то упрекает его в приверженности к легенде, то, видимо, что на него же опирается при изложении наиболее важных результатов ионийского навигационного опыта, показывает, как в представлениях Гекатея об океане наряду с реальными и положительными данными уживались легендарно-поэтические идеи о мифическом всеобъемлющем потоке, окружающем Ойкумену и отделяющем царство живых от царства блаженных. О живучести подобных чисто мифологических представлений и об их роли в построении древних космологических систем достаточно ярко свидетельствуют рассуждения об океане как об источнике всякой влаги, содержащиеся в «Тимее» Платона и влагаемые им в уста Сократа. И если создается впечатление, что Геродот находится значительно впереди жившего на рубеже V и IV столетий Дамаста в отношении реальности представлений об Эритрейском море, то, во-первых, он Эритрейским морем достаточно неопределенно называет то Красное море (Аравийский залив), то восточную часть Индийского океана или вообще Индийский океан, а во-вторых, находясь под впечатлением сообщений о путешествиях финикийцев вокруг Ливии, он считал, очевидно, перенесение подобных представлений на Каспийское море ничем не обоснованным новшеством.

Категорически отвергая легенду об океане-реке, обтекающей Вселенную, придуманную, по его словам, Гомером, и критикуя основанную на подобных же представлениях об океане древнеионийскую карту Вселенной, Геродот в то же время не предлагает ничего взамен и, несомненно, сам находится в плену у тех же представлений. Так, например, сомневаясь в возможности водного пути вдоль северных стран (IV, 8), он несколькими строками ниже при изложении содержания Аристеевой «Аримаспеи» (IV, 13) сообщает о том, что земля гипербореев простирается до моря, то есть до Северного океана, в существовании которого, так же как и самих гипербореев, он как будто бы только что сомневался.

В результате нашего рассмотрения можно было убедиться, что Эсхил в своем «Прометее» нарисовал вовсе не произвольно искаженную картину северных

стран, но именно такую, какую определяло состояние науки его времени; на севере Европы в воображении тогдашних греков высились Рипейские горы — они же Кавказские, известные сначала под их древневосточным именем (библейский Рифат) и открытые затем вновь и познанные реально ионийскими мореплавателями. В этих горах берет свое начало река (Гипанис-Фасис), отделяющая европейский материк от азиатского. Эсхил изменил ее наименование на «Буйную», может быть, лишь потому, что хотел под этим новым, но звучащим не чуждо для тогдашней черноморско-кавказской географии именем объединить разноречивые данные о Гипанисе, Фасисе и Танаисе.

Халибы оказываются у Эсхила в Европе потому, что они должны были туда последовать за Кавказом, и еще потому, что для него они племя скифское и должны быть локализованы по соседству со скифами. В этом отношении Эсхил также был прямым последователем ионийцев и Гекатея, который, как мы знаем, распространяет имя скифов на все северочерноморские и североазиатские племена без исключения. Для него скифами являются равно и массагеты и исседоны.

Представление об амазонках ионийцы привезли с собой в Северное Причерноморье из Малой Азии, но так как там амазонки в VI столетии до н. э. существовали преимущественно лишь в области культа и в культовой легенде, а в Скифии греки их увидали, так сказать, живьем, то естественно, что Эсхил, а до него, вероятно, и Гекатей поспешили перенести «родину» амазонок из Каппадокии в Скифию, опираясь при этом на легендарную ионийскую этнографию, которой, как мы видели выше, отдают значительную дань также Геродот и Псевдо-Гиппократ. Азия находится в непосредственном соседстве и соприкосновении с Европой. Эсхил подчеркивает это тем, что живущие у Кавказа колхи оказываются у него по соседству с арабами — жителями Азии, а также и тем, что от аримаспов на северо-востоке Европы Ио держит прямой путь к эфиопам, живущим на границе Азии и Ливии.

Начертанная нами со слов Эсхила картина северных стран опирается на ту схему, какую предложил в своем «Землеописании» Гекатей. Из этой схемы со всеми ее противоречиями и искажениями реальной географической действительности становится понятнее и позиция Геродота по отношению ко многим географическим проблемам его времени, а также разъясняются те традиционные заблуждения древней географии, которые с удивительным упорством удерживались в хорографической литературе и картографии вплоть до Птолемея.

Реальный географический и этнографический материал, которым располагал Гекатей, не всегда укладывался в его схему и часто вступал с ней в прямые противоречия. Следует указать при этом, что в отношении Скифии и Фракии в распоряжении Гекатея имелись факты, оказавшиеся вне поля зрения его преемников, отчасти, вероятно, потому, что они утратили свое политико-географическое значение. Так, например, Гекатей называет скифские племена матикетов, гипаниссов, иамов, а также сообщает о поселениях Кардесс и Исеп, которые, видимо, перестали существовать в VI столетии до н. э.

Таким образом, мы, по-видимому, можем судить с достаточной полнотой не только о реальном материале, вошедшем в состав «Землеописания» Гекатея, не только о том, что прибавили, но также и о том, что утратили из его научного багажа более поздние авторы. Мы можем составить себе, кроме того, некоторое представление об общей картине скифского севера и как она преломилась у Эсхила и Геродота в их географических концепциях северных стран.

Перипл Псевдо-Скилака

С именем Скилака из карийского города Карианды связаны, как мы знаем, предания о путешествии по Инду и Эритрейскому морю. Многое из того, что малоазийским грекам стало известно в VI столетии до н. э. в отношении внутренних областей Ирана и Индии, традиция связываете этим именем.

Упоминания североиндийского Касдапира, Гандарики и Пактиики, а также связанных с этими наименованиями легенд должны быть возведены к Скилаку, которому традиция приписывает несколько географических и исторических сочинений. Применительно к упомянутым наименованиям, а также к упоминанию об Армении — древнейшему в греческой литературе и сохраненному у Константина Багрянородного — речь может идти, вероятней всего, о периэгесе азиатских стран.

Ряд других фрагментов, содержащих упоминания Тартесса и Боспора (Фракийского), заставляют думать, что в VI столетии до н. э. в ходу был также перипл Средиземного моря, приписываемый Скилаку. Что это был именно перипл, а не землеописание вроде труда Гекатея, следует заключить из умолчания Эратосфена, не упомянувшего Скилака в числе древнейших географов Греции наряду с Анаксимандром и Гекатеем.