Великие загадки мира искусства. 100 историй о шедеврах мирового искусства
Шрифт:
Портрет – взмах кисти художника в ответ на взмах темных девичьих ресниц. Еще вчера Сашенька Струйская сидела в мастерской Рокотова, то улыбаясь, то недоуменно поднимая брови. Но завтра портрет уже нужно отдать. Это же заказ…
Художник вздохнул – такова его доля. Любой живо писец – человек подневольный. Тем более он – Федор Степанович Рокотов. Он же хоть и пишет портреты светских красавиц и щеголей, блистающих при дворе императрицы Екатерины II, но сам-то живет на «незаконных основаниях».
Ведь хоть и рос он в барском доме князя П.И. Репнина, но рожден был от крепостной девушки. Князь сыном его признать так и не сумел, но помогал средствами и продвигал по жизни. Рокотов стал членом Академии художеств, прикупил в Москве собственный дом, был принят в домах знати.
Чета Струйских приехала в Москву из села Рузаевка Пензенской губернии. Там у Николая Еремеевича богатейшие поместья и крепостных до тысячи душ. Можно жить вольготно, ни в чем себе не отказывая. Струйский так и живет – дает по Москве балы, скупает наряды и драгоценности для молодой жены. Отчего же тогда цепкий взгляд художника увидел в лице красавицы Сашеньки не просто грусть – неотвратимость беды?..
Юная Александра Петровна Озерова, дочь помещика той же Пензенской губернии, пошла замуж за Струйского по собственной воле, без нажима родителей. Впрочем, отчего ж не пойти? Николай Еремеевич хоть и молод еще, но уже успел лихо послужить в лейб-гвардии Преображенского полка, был замечен самой Екатериной II, которая считалась патронессой преображенцев. Выйдя в отставку и вернувшись в родовое имение, Струйский не потерял связей с императрицей. Теперь он пишет стихи, собирает их в книги, печатает в собственной типографии, которую завел в Рузаевке, и посылает с дарственной надписью в Петербург. Екатерина гордится таким стихотворцем-издателем, показывает его книги иностранным послам, приговаривая: «У нас и за тысячу верст от столицы процветают искусства и художества!»
Словом, Струйский обласкан не только богатейшим наследством, но и монаршим вниманием. В юную супругу влюблен – пушинки сдувает. До того ее бережет, что приказал Рокотову невероятное сделать. Дело в том, что Струйский уже был женат, да супруга его умерла четыре года назад. Остался от нее один лишь портрет. Так теперь, влюбившись в Сашеньку, Струйский велел на портрете бывшей жены написать мужскую одежду. Объяснил: не хочу тревожить Сашеньку, а молодой человек не будет вызывать ее ревности. И все равно – при эдакой-то любви! – глаза у Сашеньки полны грусти. Отчего это? Может, просто Рокотову хочется видеть эту тайную грусть? Может, права старая нянька художника, вздыхающая жалостливо: «Уж не влюбился ли ты, голубчик Федя?»
Художник в сердцах отбросил кисть – этого не должно быть! Живописец не должен влюбляться в моделей. Мало ли зрелых красавиц рисовал Рокотов, неужто именно полудевочка Сашенька Струйская тронула его душу?
Получив парные свадебные портреты, Сашенька взглянула на них удивленно. Странно – она старается всегда быть веселой, а на портрете грустна. А муж всегда выпячивает грудь, чтобы показать, какой он важный вельможа, а на портрете выглядит каким-то щупленьким и нервным. Неужто художник Рокотов оказался прав: и веселость – не в радость, и важность – напоказ?..
Муж вообще меняется на глазах. Пока ездили на медовый месяц в Москву, он был внимателен, обворожителен, одевался по моде. Ну а вернулись в Рузаевку, все пошло по-иному. Конечно, соседи говорят, что Николай Струйский – чудак и оригинал, но ведь всему же есть предел!
Одевается теперь Николай странно: носит с фраком парчовый камзол, подпоясывается розовым кушаком, на туфли прикрепляет бантики, а на голову повязывает накладную длинную прусскую косу. Вся страсть его ушла теперь в стихотворство. На самом верху барского дома он завел покои, названные «Парнасом», в святилище свое никого не впускает, даже пыль сметать не разрешает. Иногда по неделе не выходит к обеду, все пишет стихи. Написавши, мучает жену их чтением. А стихи-то длинны – часа по два читает. Поначалу Сашенька слушала с любопытством. Она и сама обожала поэзию, особенно любила стихи Сумарокова. Но куда Николаю до петербургского поэта! Даже провинциалы-соседи понимают, что бедняга Струйский просто графоман, который никак не может сладить со своей пагубной страстью к маранию бумаги. Но каково Сашеньке?! Стихи-то ведь большей частью ей посвящены. Муж величает ее Богинею, Сапфирою и изводит элегиями:
Достойна ты себя, Сапфира, и Небес!Почтить твои красы, как смертный, я немею,Теряюсь я в тебе, тобой я пламенею…Из эдаких элегий Струйский составил целую толстенную книгу «Еротоиды. Анакреонтические оды». С ума сойти!
Иногда Александре действительно кажется, что муж сходит с ума. Особенно когда он возвращается после поездок по деревням. Тогда жене выходить из дому не разрешается, муж не хочет ее тревожить. Но Александра и так знает ужасное: муж привозит проштрафившихся (как ему кажется) крепостных и сажает их в специально оборудованную в сарае тюрьму. Ну а когда его стихотворная муза не является, идет в эту тюрьму и мучает людей. Причем средневековые пытки он изучил по историческим книгам и в точности воссоздал орудия «труда». Конечно, крепостные в России все равно что скот, но ведь и собаку бить жалко, а тут пытать ни в чем не повинных людей только для того, чтобы получить «виршевое вдохновение»!.. У Александры красные круги перед глазами разливаются, когда после эдаких вдохновений Николай читает:
Музы, вы мое богатство,И спокойствие душевно,И блаженство жизни краткой…А однажды вышло и вовсе ужасное. Струйский, который все писал о своей Богине и Сапфире, проиграл ее в карты приятелю-помещику. Выходит, никакая Александра не «властительница поэтического сердца», а такая же вещь, как и крепостные Струйского. Хорошо, выигравший ее помещик, привезя чужую жену домой, опамятовался и отвез обратно. А если б выгнал в чисто поле? Сгинула бы там Сапфира…
И ведь все эти выкрутасы продолжались почти четверть века! За это время Александра Петровна родила мужу 18 детей, из которых 10 умерли в младенчестве. Это сколько же мук и горя!.. Струйского не стало в 1796 году. И тоже – по престранному случаю. Его, всю жизнь боготворившего Екатерину II, хватил удар при известии о ее кончине.
После похорон Александра Петровна произвела в помещичьей жизни «реформы»: выпустила из жуткой тюрьмы крепостных – забитых, грязных и уже безумных. Правда, семи-восьмилетние девочки, которые работали в ткацкой мастерской, прикованные к станкам, там так и остались. Муж любил изделия, тканные по-особому, да и Александра их любит. К тому же мастерские приносят хороший доход. Ну а то, что девочки слепнут и умирают от пыли, так их по деревням много. Прелестная Сашенька давно забыла о романтических юношеских устремлениях. Не терять же комфорт и выгоду, распуская крепостных по домам?
Теперь она правила в своих вотчинах крепкой рукой. Приходила на порку «порушенных» девок, которые попадались в любовных шашнях. Надо же поддерживать моральные устои! Ну а то, что «рушили» крестьянских девок ее же собственные взрослеющие сыновья, Струйскую мало заботило. Да хоть в каждом дворе по незаконному внуку или внучке – все хозяйству только на пользу. Хотя беременных девок выдрать, конечно, нужно.
Может, жестокость покойного барина оказалась заразной для хозяйки Рузаевки? Большого шума наделал дикий случай. Пьяный сынок Александры надругался над малолетней девочкой-крепостной. Ее отец, озверев, отрубил топором хозяину-бандиту голову да и положил ее на крыльцо барского дома. В сердцах Александра Петровна приказала четыре дня не давать ни людям, ни животным еды и воды. А на пятый день состоялась жестокая экзекуция виновного. Случай этот даже попал в газеты, вот только, в чем состояло наказание, не сообщалось – о такой жестокости и написать было невозможно.