Великий Гусляр (худ. А. Кожановский)
Шрифт:
— Сделал, — сказал сосед. — А ты откуда знаешь?
— Как же мне не знать? Я же с тобой в паре играл. Против Васи и Каца. Его нет сегодня. Это все медицина… Надо мной опыт произвели, с моего, правда, согласия, и, может, даже очень нужный для науки, а у меня семья…
Ксения тем временем спустилась во двор. В руке она держала плетеную выбивалку для ковров. Максимка шел сзади с сачком.
— А ну-ка, — велела она, — подойди поближе.
Корнелий опустил голову, приподнял повыше узкие плечики.
— Ой! — вскрикнул Корнелий.
— Погодила бы, — сказал Ложкин. — Может, и в самом деле наука!
— Он самый! — радовался Максимка. — Так его!..
Неожиданно рука Ксении, занесенная для следующего удара, замерла на полпути. Изумление ее было столь очевидно, что двор замер. На спине мальчика находилась большая, в форме человеческого сердца, коричневая родинка.
— Что это? — спросила Ксения тихо.
Корнелий попытался в висячем положении повернуть голову таким образом, чтобы увидеть собственную спину.
— Люди добрые, — сказала Ксения, — клянусь здоровьем моих деточек, у Корнелия на этом самом месте эта самая родинка находилась.
— Я и говорю, — раздался в мертвой тишине голос Ложкина, — прежде чем бить, надо проверить.
— Ксения, присмотрись, — сказала женщина с другой стороны двора. — Человек переживает. Он ведь у тебя невезучий.
Корнелий, переживавший позор и боль, обмяк на руках Ксении, заплакал горько и безутешно. Ксения подхватила его другой рукой, прижала к груди — почувствовала родное — и быстро пошла к дому.
34
Савич истомился. Он то выходил во двор, к Грубину, который возился с автомобилем, то возвращался в дом, где было много шумных людей, все разговаривали, и никому не было дела до Савича. Он вдруг понял, что двигается по дому и двору не случайно — старается оказаться там, где Елена может уединиться с Алмазом. Ее очевидная расположенность к Битому и его откровенные ухаживания все более наполняли Савича справедливым негодованием. Он видел, что Елена, ради которой он пошел на такую жертву, в самом деле не обращает на него никакого внимания, а старается общаться с бывшим стариком. И это когда он, Савич, почти готов ради нее разрушить свою семью.
Поэтому, когда Савич в своем круговращении в очередной раз подошел к комнате, где Елена собиралась в дорогу, он застал там Алмаза, обогнавшего его на две минуты. И, остановившись за приоткрытой дверью, услышал, как Алмаз говорит:
— Хочу сообщить тебе, Елена Сергеевна, важную новость. Не помешаю?
— Нет, — ответила Елена. — Я же не спешу.
— Триста лет я прожил на свете, — сказал бывший старик, — и все триста лет
— И нашли Милицу, — добавила Елена.
И хоть Савич не видал ее, он уловил в голосе след улыбки.
— Милица — моя старая приятельница. Она не в счет. Я о тебе говорю.
— Вы меня знаете несколько часов.
— Больше. Я уже вчера вечером все понял. Помнишь, как уговаривал тебя выпить зелья. Если бы дальше отказывалась, силком бы влил.
— Вы хотите сказать, что в пожилой женщине…
— Это и хотел сказать. И второе. Я тебя в Сибирь увезу. Если хочешь, и Ванечку возьмем.
— А что я там буду делать?
— Что хочешь. Детей учить. В музей пойдешь, в клуб — мало ли работы для молодой культурной девицы?
— Это шутка? — вдруг голос Елены дрогнул.
Савич весь подобрался, как тигр перед прыжком.
— Это правда, Елена, — сказал Алмаз.
В комнате произошло какое-то движение, шорох…
И Савич влетел в комнату.
Он увидел, что Елена стоит, прижавшись к Алмазу, почти пропав в его громадных руках. И даже не вырывается.
— Прекратите! — закричал Савич. И голос его сорвался. Он закашлялся.
Елена сняла с плеч руки Алмаза, тот обернулся удивленно.
— Никита, — удивилась Елена. — Что с тобой?
— Ты изменила! — сказал Никита. — Ты изменила нашим словам и клятвам. Тебе нет прощения.
— Клятвам сорокалетней давности? От которых ты сам отказался?
— Я ради тебя пошел на все! Буквально на все! Я не позволю этому случиться. Приезжает неизвестный авантюрист и тут же толкает тебя к сожительству.
— Ну зачем ты так, аптека, — сказал Алмаз. — Я замуж зову, а не к сожительству.
— Будьте вы прокляты! — с этим криком Савич выбежал из комнаты и кинулся во двор.
Он должен был что-то немедленно сделать. Убить этого негодяя, взорвать дом, может, даже покончить с собой. Весь стыд, вся растерянность прошедших часов слились в этой вспышке гнева.
— Ты что, Никита? — спросил Грубин, разводивший в машине пары. — Какая муха тебя укусила?
— Они! — Савич наконец-то отыскал человека, который его выслушает. — Они за моей спиной вступили в сговор!
— Кто вступил?
— Елена мне изменяет с Алмазом. Он зовет ее в Сибирь! Это выше моих сил.
— А ты что, с Еленой хотел в Сибирь ехать? — не понял Грубин.
— Я ради нее пошел на все! Чтобы исправить прошлое! Ты понимаешь?
— Ничего не понимаю, — сказал Грубин. — А как же Ванда Казимировна?
— Кто?
— Жена твоя, Ванда.
— А она тут при чем? — возмутился Савич.
Взгляд его упал на открытый ящик с пистолетами. И его осенила мысль.
— Только кровью, — сказал он тихо.